Человек на войне

Воюющему солдату оказывается нужна честная литература, обращающаяся к нему поверх пропаганды, — это объясняет успех «Василия Тёркина» и стихов Константина Симонова. После окончания войны подлинная память о ней сохраняется в «лейтенантской прозе» с её «окопной правдой»: молодым ветеранам легко соотнести себя с героями книг Виктора Некрасова, Василя Быкова, Григория Бакланова. Вместе с тем далеко не всю правду и не все горькие мысли о войне советская система готова принять: «Жизнь и судьба» Гроссмана на несколько десятилетий остаётся без читателя, «Бабий Яр» Кузнецова подвергается безжалостным цензурным сокращениям; тексты Николая Никулина и Лидии Гинзбург, показывающие повседневный ужас фронта и блокадного Ленинграда, вообще немыслимы в печати до перестройки. Уже после распада СССР появляются новые тексты о войне с предельно жёсткими оценками: военная травма до сих пор остаётся непроговорённой до конца, несмотря на то что занимает центральное место в исторической памяти о XX веке.

  • Василий Тёркин

    Александр Твардовский1940 1945

    Самое народное произведение о народной войне. Василий Тёркин — смелый и удачливый боец, балагур и не дурак выпить, прошёл войну вместе со своими читателями-фронтовиками — с этим героем, обделённым медалями, они могли отождествиться: «Парень в этом роде / В каждой роте есть всегда, / Да и в каждом взводе». Поэма по частям печаталась в газетах с 1942 по 1945 год, её читал по радио Левитан, она разошлась на поговорки: «Бой идёт не ради славы — ради жизни на земле». Составляют её пролог, эпилог и 30 глав — маленьких новелл из фронтовой жизни, от описаний боёв до похвалы солдатской шинели. Твардовский писал свой главный шедевр, работая военным корреспондентом на передовой. Лирическая интонация, ирония, типично сказочные персонажи (генерал, старик и старуха, Смерть) и частушечный четырёхстопный хорей составили освежающий контраст ура-патриотической пропаганде — советская литературная верхушка критиковала «Тёркина» за внеидеологичность, отсутствие славословий Сталину («…надо следовать не влечениям сердца, а партийным установкам»), зато скупой на похвалу Бунин восторженно отметил в ней абсолютное отсутствие фальши.

    Подробнее о книге
  • Это мы, Господи!

    Константин Воробьёв1943

    Автобиографическую повесть «Это мы, Господи!» Воробьёв написал в 1943 году в Литве, где он вместе с группой партизан был вынужден провести месяц в подполье. Это рассказ о пребывании в немецком лагере для военнопленных. Герой и альтер эго автора, лейтенант Сергей Костров, попадает в плен в 1941 году, во время отступления немцев от Москвы к Волоколамску. В лагере его ждёт перспектива голодной смерти, побои, тиф, побег, поимка, пытки и новый побег — уже от эсэсовцев. В книге описан опыт духовного выживания в нечеловеческих условиях, предельные состояния страдания, которые дают человеку духовную зоркость: трагедию войны Воробьёв показывает не с политической, не с идеологической, а с онтологической точки зрения — о чём говорит уже название романа. Повесть несколько десятилетий пролежала в архиве «Нового мира» и пришла к читателю только во второй половине 1980-х.

  • В окопах Сталинграда

    Виктор Некрасов1946

    Повесть, в которой впервые во всей неприглядности была высказана «окопная правда», заложила новую традицию военной литературы — прозы фронтовиков, видевших, по словам Твардовского, «пот и кровь войны на своей гимнастёрке». Речь тут идёт не только о победах, но и о фронтовом быте, не только о героях войны, но и о её жертвах. Критика сочла, что бывшему сапёру Некрасову, наблюдавшему войну с близкого расстояния, в её бытовых деталях, не по чину понимать высокий исторический подвиг советского народа и руководящую роль партии, — книги его школы были названы «лейтенантской прозой». В полном противоречии с соцреалистическим каноном Некрасов радикально упростил стиль, целиком вывел конфликт из идеологической области в нравственную, сделал ставку на человеческий документ и роль отдельного человека, реалистически, но при этом иронически описав одну из страшнейших битв Великой Отечественной как ужасную, странную, но в каком-то смысле будничную жизнь. И это сработало: писатель внезапно получил Сталинскую премию (как принято считать, по прихоти самого Сталина) и вместо того, чтобы попасть в опалу, проснулся классиком.

  • Судьба человека

    Михаил Шолохов1956

    Рассказ Шолохова принято относить уже ко второй волне военной прозы — постепенно отказывающейся от героического пафоса ради более достоверного изображения войны. Ещё не отходя далеко от патриотических штампов, автор показывает не только подвиг, но и трагедию солдата-победителя. Это рассказ-эпопея о простом русском шофёре Андрее Соколове, ровеснике века, прошедшем две войны. По авторскому замыслу, в нём воплощены типичные черты русского характера, первая из которых — мужество перед лицом испытаний. Соколов дважды ранен, контужен, его дом разрушен, жена и дочери гибнут под бомбёжкой, сам он попадает в плен, а затем и в концлагерь, наконец, при наступлении гибнет и его сын. Герой-победитель, спасший родину и мир от нацистской чумы, сам потерял при этом всё — но его это не сломило; он усыновляет военного сироту Ванюшку с «глазами, светлыми, как небушко» и в этом находит утешение.

  • Жизнь и судьба

    Василий Гроссман1959

    Самый знаменитый (и в России, и на Западе) роман-эпопея о Великой Отечественной войне создавался сразу после смерти Сталина, которая позволила автору похоронить соцреализм и вернуться к традициям реализма толстовского. Главный хронотоп романа — Сталинградская битва, сентябрь 1942-го — февраль 1943 года; сюжет — мозаика человеческих историй, связанных между собой через разветвлённое семейство Шапошниковых. Члены семьи, их знакомые, родственники, бывшие мужья образуют грибницу советского общества, несущего на себе отпечаток всех своих трагедий. Холокост, Большой террор, история раскулачивания и Голодомор; антисемитская кампания, входящая в мучительное противоречие с коммунистическими идеалами героев; выбор частного человека перед лицом тоталитаризма. Всё это — через толстовское увеличительное стекло личного опыта разочарования в прежних идеалах, нравственного компромисса и прозрения. Самый известный фрагмент романа — предсмертное письмо матери сыну из еврейского гетто; Гроссман сочинил его, думая о своей матери, погибшей в оккупированном Бердичеве, и сила этого текста заставляла многих читателей воспринимать его как подлинный документ. Магистральная мысль Гроссмана о внутреннем тождестве немецкого национал-социализма и советского коммунизма звучала крамолой даже в момент публикации в 1988-м.

    Подробнее о книге
  • Пядь земли

    Григорий Бакланов1959

    Действие «Пяди земли» происходит в предпоследний год войны, а та пядь земли, за которую идут бои, находится на правом берегу Днестра. Самая известная повесть Григория Бакланова — образец «лейтенантской прозы», работающей с невыдуманными переживаниями: смерть и любовь, окопная грязь и чувство близости победы здесь неразрывно связаны (собственно, «пядь земли» оказывается пространством, где сконцентрировано почти всё, что бывает на войне), а главный герой последовательно и честно говорит о своих чувствах, в том числе о страхе.

  • Убиты под Москвой

    Константин Воробьёв1963

    Повесть Константина Воробьёва рассказывает о первых днях на фронте роты кремлёвских курсантов: они не готовы к реальности войны, у них нет толкового оружия, учиться приходится на ходу, под немецкими пулями. Выживут в этих боях немногие. Главный герой повести — молоденький лейтенант Алексей Ястребов: Воробьёв показывает его переживания и мысли — ужас при виде страданий смертельно раненых товарищей, отвращение, вызванное необходимостью убивать. «Убиты под Москвой» напечатал «Новый мир» — это было одно из самых ярких событий в череде публикаций «лейтенантской прозы». Впрочем, даже эту относительно сдержанную повесть официозная критика восприняла как клевету.

  • Бабий Яр

    Анатолий Кузнецов1965

    Документальный роман, основанный на собственных воспоминаниях автора об оккупированном Киеве, откуда он не успел эвакуироваться. Кузнецов не просто описал абсурдные законы нацистов (которые карают ребёнка смертью за несданные валенки или появление на улице после шести вечера, заставляя каждого человека чувствовать себя «странным, но непойманным преступником»), но и сделал следующий логический шаг. По его мысли, преступником неизбежно делает человека тоталитаризм в принципе: нарушение его законов — преступление перед государственным строем, соблюдение их — перед человечеством. Эта мысль — как и хроника отступления советских войск, взорвавших Крещатик и Киево-Печерскую лавру, критика всей советской системы воспитания и общественного строительства, антисталинский пафос, главы о «врагах народа», Голодоморе и так далее — оказалась слишком смелой даже на фоне оттепельной прозы. Роман был напечатан с купюрами, сводившими антитоталитарную направленность к антинацистской. В 1969 году Кузнецов, перефотографировав рукописи, закопанные им в стеклянных банках в лесу, бежал на Запад; его книги были изъяты из продажи и библиотек.

  • Сотников

    Василь Быков1970

    Повесть сначала была написана по-белорусски, но для публикации в «Новом мире» Быков перевёл её на русский язык. Партизаны Сотников и Рыбак ищут провиант в оккупированной деревне и попадают в плен к немцам; вместе с ними должны погибнуть и местные жители, пытавшиеся их защитить. Сотникова пытают, но он ведёт себя героически; Рыбак соглашается стать полицаем и участвует в казни Сотникова. Быков с подлинной эмпатией показывает происходящее глазами двух персонажей — героя и предателя — и исследует психологию человека, который «ломается» под давлением обстоятельств. Основанный на реальной истории, один из самых страшных советских текстов о войне делается ещё страшнее, если понимать, что описанное в нём — обычный эпизод, часть военной повседневности.

  • Живые и мёртвые

    Константин Симонов1959 1971

    Роман-трилогия, написанный Симоновым по материалам собственных дневниковых записей времён работы военным корреспондентом. Время действия первой книги — 1941 год от объявления войны до начала контрнаступления под Москвой; вторая книга освещает последние дни Сталинградской битвы и начало Сталинградской стратегической наступательной операции; в третьей описано лето 1944 года — операция «Багратион». Война показана здесь как тяжёлая работа и огромная трагедия — с начала до конца, включая период триумфального наступления. В ещё компромиссном с идеологической точки зрения произведении Симонов тем не менее ставит под вопрос общепринятые представления — о единодушном героическом порыве советского народа, о целесообразности решений военного командования в начале войны; он говорит и о предвоенных репрессиях, и о цене победы вообще. Военная проза Симонова сыграла важную роль в пересмотре сталинской концепции человека как винтика общего дела, в котором «незаменимых нет»: каждый из двадцати миллионов погибших, утверждает писатель, был личностью, не заменимой для своих близких, — чтобы показать масштаб этой трагедии, автору, по его признанию, пришлось оставить на поле боя своего любимого героя.

  • Воспоминания о войне

    Николай Никулин1975

    Выдающийся искусствовед Николай Никулин ушёл на войну из 10-го класса, воевал в самых кровопролитных боях Волховского фронта, участвовал в прорыве блокады Ленинграда, дошёл до Берлина. Его «Воспоминания о войне» были изданы только в 2007 году, но до этого распространялись в рукописи. Это одна из самых жестоких книг о войне, показывающая, что война чудовищна, бессмысленна, не щадит не только тел людей, но и их душ; Никулин пишет «не с генеральской колокольни», а «с точки зрения солдата, ползущего на брюхе по фронтовой грязи», и его книга максимально отличается от бравых соцреалистических военных романов.

  • Записки блокадного человека

    Лидия Гинзбург1942 1983

    Лидия Гинзбург, филолог, исследовательница русской психологической прозы, сама и создала её вершинные образцы в своих дневниках, заметках и, прежде всего, «Записках блокадного человека». Гинзбург, которая провела в Ленинграде всё время блокады и потеряла там мать, беспримерно ясно и отстранённо фиксирует и анализирует постепенные изменения, происходящие в сознании человека в предельной ситуации. Сама Гинзбург, литературовед формальной школы, собственную документальную прозу (начатую по образцу записок Вяземского) называла «промежуточной литературой» и полагала, что писатель не может состояться без романа. Однако её «Записки», впервые напечатанные спустя сорок лет после создания, стали громким литературным событием и главным свидетельством о блокаде Ленинграда — в итоге Гинзбург блестяще состоялась не только как филолог, автор научных книг «О лирике» (1964) и «О психологической прозе» (1971), но и как несомненный большой писатель — художественный новатор и нравственный авторитет.

  • Прокляты и убиты

    Виктор Астафьев1992 1994

    Едва ли не самая откровенная книга о Великой Отечественной войне, последний и неоконченный роман Виктора Астафьева, основанный на личном военном опыте. Текст состоит из двух частей: «Чёртова яма» — о жизни новобранцев запасного полка и «Плацдарм» — о переправе полка через Днепр и бое за захват плацдарма. Астафьев с предельным натурализмом описывает ужасающий солдатский быт, страдания новобранцев, беспорядки в армии, зверства трибунала и чудовищное количество бессмысленных смертей («лучшие бойцы погибали, не увидав врага, не побывав даже в окопах»); такими же ошеломляющими, лишёнными всякого героического романтизма выглядят и сцены самих сражений.

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera