Новые западники

Вместе с оттепелью в СССР приходит доселе почти не известная западная литература последних десятилетий: Кафка, Хемингуэй, Фолкнер, Ремарк, Сент-Экзюпери, позже — Сэлинджер и Апдайк активно переводятся и входят в непременный интеллектуальный багаж молодого человека; в Хемингуэе, чьи портреты висят в советских квартирах, привлекает героический романтизм, связь с модернистской европейской культурой, полной полузапретных имён, и, главное, лаконичный и мужественный стиль. Первые эксперименты Аксёнова и Битова составляют им славу, кажутся глотком свежего воздуха — наряду с поэзией «громких» шестидесятников Вознесенского, Евтушенко, Ахмадулиной, Рождественского и песнями бардов — в первую очередь Высоцкого и Окуджавы. После публикации на Западе альманаха «Метрополь» государственная поддержка «новых западников» невозможна; новые тексты Аксёнова выходят только за границей или в самиздате; разумеется, это единственная возможная судьба и для ультрарадикальных романов Эдуарда Лимонова. Во многом «социально близкий» этой группе Иосиф Бродский в своей ранней поэтике отталкивается от западных текстов совершенно иного рода: поэзии Фроста и Элиота, английских поэтов-метафизиков, религиозной философии Кьеркегора; из всех условных «новых западников» он остаётся наиболее обособленным автором.

Звёздный билет

Василий Аксёнов1961

Небольшой роман о выпускниках школы, наперекор родителям сбежавших в Таллин, в одночасье сделал Аксёнова знаменитым. К моменту публикации романа в журнале «Юность» уже снималась его экранизация под названием «Мой младший брат». «Звёздный билет» часто сравнивают с сэлинджеровским «Над пропастью во ржи»: его герои тоже бунтуют, отрицают мир взрослых и сбегают от него в надежде обрести самостоятельность. Пропорционально популярности на первый роман Аксёнова обрушилась волна идеологической критики: поведение героев сочли недостойным, а молодёжный жаргон, который они используют, недопустимым.

Исаак и Авраам

Иосиф Бродский1963

Хотя Бродский говорил, что Новому Завету предпочитает Ветхий, «Исаак и Авраам» — единственное его произведение, основанное на ветхозаветной истории; кроме Книги Бытия на поэму повлияли философские тексты Кьеркегора и Льва Шестова — и, разумеется, длительные размышления самого Бродского о вере, доверии, катастрофе (существуют свидетельства о том, что поэт долго разрабатывал план своей поэмы). Как и в «Большой элегии Джону Донну», изначальный сюжет служит Бродскому поводом для разворачивания целого мира в мельчайших, порой неуместных подробностях, и объём текста становится залогом его значимости. Перед нами не просто пересказ библейской истории: ключевую роль здесь играют слова и буквы русского языка, который, по любимой мысли Бродского, сообщает истину через поэта. Созвучие слов «куст» и «крест» сшивает воедино ветхозаветную и новозаветную логику, а чередование библейского и современного планов объединяет прошлое с настоящим.

Затоваренная бочкотара

Василий Аксёнов1968

Ироническая повесть о путешествии семи случайных попутчиков в райцентр Коряжск на грузовике с бочкотарой. На фоне подцензурной советской литературы «Бочкотара», напечатанная в «Юности», стала событием — текст с подзаголовком «повесть с преувеличениями и сновидениями» был написан необычайно цветисто, был насыщен сюрреалистическими образами и иронически обыгрывал уродливый советский новояз (начиная с названия повести). «Бочкотару» критики осудили как «безыдейную» и «модернистскую»; Аксёнов в связи с этим вспоминал: «Они не могли понять, против чего же тут Аксёнов. Они уже хорошо знали, что я всегда против чего-то, и не ждали от меня хорошего. Но вот против чего конкретно — совершенно непонятно».

Колесо. Записки новичка

Андрей Битов1970

Герой едет в Уфу, чтобы написать репортаж о мотогонках по льду. Текст, написанный от первого лица, и сам становится повестью-репортажем, наполненной философскими размышлениями и рекурсивными наблюдениями. «Колесо» — своего рода гонзо-журналистская зарисовка в советском изводе: здесь и ироничный рассказчик, и лихой монтаж повествования. Битов деконструирует жанр путешествия и жанр документального очерка: его интересуют не сама Уфа и даже не сами мотогонки, а возможность или невозможность адекватного описания реальности.

Ожог

Василий Аксёнов1975

Аксёнов пишет «Ожог» уже без оглядки на цензуру, понимая, что в СССР к печати книгу не допустят. Роман публикуют в Америке, эта публикация станет одной из причин эмиграции писателя в 1980 году. В «Ожоге» много личного, он устроен заметно сложнее, изощрённее предыдущих текстов, юмор становится более злым и бескомпромиссным, интонация — брутальной, появляется политический подтекст. Здесь находят место воспоминания о юности писателя, проведённой в Магадане, и о встрече с репрессированной матерью, Евгенией Гинзбург, спустя десять лет разлуки. В «Ожоге» Аксёнов расстаётся с романтизмом молодости и в широком смысле — с верой в советское будущее.

Это я — Эдичка

Эдуард Лимонов1976

Русский эмигрант в Нью-Йорке, живущий на социальное пособие, не может оправиться от ухода жены: он пытается устроиться на работу, найти новых сексуальных партнёров, но любовь к Елене никак его не оставляет. Первый роман Лимонова стал звонкой пощёчиной и советскому, и западному вкусу: здесь матерная брань, откровенная гомоэротическая сцена, злобные проклятия, адресованные что старой, что новой родине. Вероятно, самое провокационное в стиле «Эдички» — нарциссическая сосредоточенность рассказчика, сближающегося с автором, на самом себе, упоение собственным «я». Лимонов в «Книге мёртвых» вспоминает реакцию на роман Иосифа Бродского: «Отдавая мне рукопись, он пробормотал: «Понимаешь, старик, ты опоздал. Их чуваки об этом уже написали… Их чуваки и не такое могут…» <...> Я знал, что «их чуваки» такого не написали и не могут, что я один такое могу».

Остров Крым

Василий Аксёнов1979

Роман в жанре альтернативной истории: полуостров Крым здесь стал островом, который не смогла захватить Красная армия во время Гражданской войны, на нём образовалось независимое русское государство — некая идеальная страна с высоким уровнем жизни и гарантированными правами и свободами. Главный герой Андрей Лучников, дворянин, лидер партии СОС («Союз общей судьбы»), мечтает воссоединить остров с остальной Россией, и его мечтам суждено стать реальностью — но реальностью весьма трагической. Роман, бурлящий событиями и наполненный едкой политической сатирой, стал самым читаемым и обсуждаемым аксёновским текстом — впервые его издали в Америке, куда к тому времени эмигрировал писатель, в СССР он распространялся в самиздате, официально был издан только в 1990 году. «Остров Крым» — попытка не только представить успешную Россию без коммунистов, но и отрефлексировать вину интеллигенции перед народом, её вечную тягу к экстатическому слиянию с ним, которое у Аксёнова оборачивается катастрофой.

Компромисс

Сергей Довлатов1981

Двенадцать новелл, в которых Довлатов отразил свой опыт работы корреспондентом в газете «Советская Эстония» в начале 70-х. У новелл сходная структура: сначала приводится отрывок из газетного материала, за ним — реальная история, связанная с подготовкой статьи. Эти части находятся друг с другом в конфликте, как и мотивы героя: он бунтует против абсурда советской системы, пытаясь вопреки ей делать свою работу честно, и в то же время не хочет эту работу потерять. Дотошность и буквализм, с которыми Эстония следует политическим указам Москвы, становятся здесь неиссякаемым источником анекдотических ситуаций. С «Компромисса», опубликованного уже в Америке, начинается литературная слава Довлатова, его тексты — лёгкие, непринуждённые, с чрезвычайно короткими предложениями, построенные преимущественно на диалогах — для русской литературы того времени становятся открытием.

Дневник неудачника

Эдуард Лимонов1982

Сборник коротких высказываний, небольших сценок, поэтических зарисовок — одна из лучших книг Лимонова, в том числе по мнению самого автора. «Дневник» так же провокационно откровенен, как и лимоновский дебют «Это я — Эдичка», его герой с апломбом делится своими самыми интимными мыслями и чувствами, но этот роман кажется более лиричным, «литературным»: объектом любования здесь выступает не только сам рассказчик, но и пишущийся им текст. Главные темы «Дневника» — любовная страсть и страсть политическая; истории о сексуальном опыте чередуются с мечтами о революции и кровавой борьбе за власть. Причём обе страсти в лимоновском «Дневнике» произрастают из осознания рассказчиком собственной неполноценности: он описывает любовь брошенных, революцию изгоев и неудачников.

Заповедник

Сергей Довлатов1983

Ленинградский писатель Борис Алиханов, мучимый уходом жены, несостоявшейся литературной карьерой и пьянством, устраивается экскурсоводом в пушкинский музей-заповедник. В основу повести лёг аналогичный опыт работы Довлатова в Михайловском в 1976–1977 годах. Заповедник здесь изображён царством абсурда, миром, населённым пушкинскими фантомами и симулякрами, где не осталось ничего от самого поэта. Герои «Заповедника» не слушают и не понимают друг друга, во многом именно это вызывает комический эффект. Для Алиханова жизнь в заповеднике подобна пушкинской ссылке, кризису — личному, творческому, идеологическому, за которым приходит примирение с собой. «Заповедник» пишется прямо перед отъездом Довлатова в Америку, заканчивает повесть он уже в эмиграции.

Подробнее о книге