Русские типы

Вслед за французами русская литература начинает каталогизацию социального: авторов интересуют типы людей, типичное поведение, типичные обстановки. Изящная словесность смещается в сторону социологии, иронизирует и обличает. Расцветает жанр физиологического очерка: альманах «Физиология Петербурга», подготовленный Некрасовым и Белинским, становится манифестом натуральной школы — хотя ещё раньше с очерками экспериментирует главный противник этой школы и автор её названия, Булгарин. Приёмы натуральной школы будут актуальны в литературе несколько десятилетий: за это время писатели заглянут во все российские углы и опишут, пусть обобщённо, всё тогдашнее русское общество.

  • Тарантас

    Владимир Соллогуб1840

    Написанный в русле нарождающейся натуральной школы «Тарантас» может прочитываться как своего рода ремейк радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву» — в куда более благожелательном духе. Путешествие двух помещиков, Василия Ивановича и Ивана Васильевича, через всю Центральную Россию — повод поговорить не только о быте и нравах, но и о том, каким видят будущее России люди разного воспитания и образа мыслей. Утопические мечтания последних глав, впрочем, обрываются самым прозаическим образом.

  • Наши, списанные с натуры русскими

    1841 1842

    Россия перенимает «физиологическую моду» у Франции с минимальным запозданием: роскошный альманах, составленный деятельным писателем и журналистом Александром Башуцким, выходит всего через несколько месяцев после «Французов, нарисованных ими самими» Леона Кюрмера. Если во французском оригинале участвуют Бальзак, Нодье, Жанен, то в «Наших» — Владимир Даль и Григорий Квитка-Основьяненко; один из очерков, правда не попавший в печать, был написан Лермонтовым. Альманах был очень популярен, всего вышло 14 его выпусков.

  • Физиология Петербурга

    1845

    Главный «физиологический» сборник в русской литературе продолжает идею «Наших, списанных с натуры русскими», но выигрывает за счёт большей узости темы (здесь изображены только петербургские типы и ситуации) и состава редакции: редактор и один из авторов сборника — Некрасов, среди других авторов — Григорович, Даль, Панаев и, самое важное, Белинский, высказывающий здесь мысль о том, что русской литературе насущно необходимы «обыкновенные таланты». «Физиология» показала «типичных» петербургских обитателей (от дворника и шарманщика до фельетониста и чиновника) и позволила заглянуть как в ложи Александринского театра, так и в трущобы.

  • Деревня

    Дмитрий Григорович1846

    Один из образцовых текстов натуральной школы: биография несчастной сироты на фоне тягот крепостного быта в русской деревне. Жизнь сироты Акулины лишена радостей, состоит из бесконечных побоев и работы; центральное её событие — брак с сыном кузнеца, совершённый против воли невесты. Финал «Деревни» не даёт надежды на то, что хоть что-то может измениться. Повесть сделала 23-летнего Григоровича знаменитым и шокировала даже славянофилов, говоривших о необходимости быть ближе к народу.

  • Антон-Горемыка

    Дмитрий Григорович1847

    На пятидесятилетнего крепостного Антона валится одно несчастье за другим: его грозятся отдать в солдаты, управляющий заставляет его продать единственную лошадь за долги перед барином, лошадь крадут, а самого Антона обвиняют в разбое и отправляют на каторгу. Всё в повести Григоровича подчёркивает, что эта биография — не исключительный случай, а один из многих.

  • Записки охотника

    Иван Тургенев1852

    Цикл рассказов о крестьянах и других жителях русской провинции, которые записывает неназванный охотник. «Записки» составлены из очень разных текстов, в которых постоянно смещается баланс между индивидуальным и «типическим»: идиллический «Хорь и Калиныч» контрастирует с трагическим «Уездным лекарем», обличительный «Бурмистр» — со стоической и по-толстовски аналитической «Смертью»; оригинальные и грустные биографии («Гамлет Щигровского уезда», «Конец Чертопханова») сменяются опасными анекдотами («Стучит!»). Финальный рассказ наконец даёт голос самому охотнику — и мы слышим поэтичный панегирик прекрасной природе без людей.

    Подробнее о книге
  • Муму

    Иван Тургенев1852

    Классический рассказ о крепостном бесправии и помещичьем самодурстве — и в то же время тонкий психологический этюд. Барыня, приказавшая немому Герасиму избавиться от его единственного друга — собаки, по некоторым данным, списана с матери Тургенева. «Зачем Герасим утопил свою Муму?» — один из вечных вопросов русской литературы.

  • Очерки бурсы

    Николай Помяловский1863

    Весёлое и страшное описание лишённого всякого благочестия быта воспитанников духовного училища. Одновременно репортаж «из первых рук» (Помяловский провёл в бурсе — училище и семинарии — четырнадцать лет), типология закрытого сообщества (это дало Писареву повод сопоставить бурсу с «мёртвым домом» Достоевского) и ценнейший источник по детскому фольклору XIX века. Цикл очерков Помяловского — самое важное произведение довольно обширного «бурсацкого текста» русской литературы, в котором можно отыскать источники революционных настроений семинаристов.

  • Помпадуры и помпадурши

    Михаил Салтыков-Щедрин1863

    В этом цикле очерков дана типология начальников, на языке Салтыкова-Щедрина — помпадуров, и жизни вокруг них (от приготовлений к их приезду до проводов); помпадуршами могут быть не только начальнические жёны, но и разнообразные фаворитки. Сатира Щедрина на русскую бюрократию предвосхищает написанные в XX веке «Законы Паркинсона». Слово «помпадур», в котором Щедрин комбинирует реальное имя фаворитки Людовика XV, помпезность и самодурство, войдёт в обиход: в конце 1920-х о советском помпадуре будет писать Маяковский.

  • Нравы Растеряевой улицы

    Глеб Успенский1866

    Очерки жизни хорошо знакомых Глебу Успенскому городских низов: мастеровых, чиновников, пьяниц и сумасшедших; одни здесь гибнут, другие выбиваются в люди и приобретают властное положение в сообществе благодаря собственной расчётливости и даже беспринципности — на это их, в свою очередь, толкает сама среда.

  • Соборяне

    Николай Лесков1872

    Лучший роман Лескова — хроника жизни «поповки» города Старгорода: протоиерея Савелия Туберозова, священника Захарии Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына. Лесков питал к духовенству особую слабость, и его герои, даже мощный и чересчур непосредственный Ахилла, — существа идиллические, ангелы во плоти. В городе появляются новые люди — князь Борноволоков и авантюрист Термосесов; к ним присоединяется давний враг «поповки» учитель Препотенский. Это совершенно не серьёзные — мелкие, если воспользоваться словом Сологуба, — бесы, однако даже они способны принести гибель идеальному старому укладу.

    Подробнее о книге

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera