По уставу Нобелевской премии имена номинантов сохраняются в тайне 50 лет, и каждый раз открытие архивов Нобелевского комитета становится заметным литературным событием. Что это за архивы, что в них хранится? 

Нобелевский комитет — это часть Шведской академии. Он утверждает кандидатуры писателей. Но как рассуждают академики при выборе нобелиата, мы никогда не узнаем. Конечно, любопытно, как именно они выбирали, скажем, Боба Дилана или Петера Хандке, кто за кого голосовал, но никаких протоколов об этом не ведётся. Так что мы никогда не узнаем, проголосовали ли за Солженицына все академики единогласно — или только минимальное большинство. Я встречал утверждение, что за Солженицына единогласно проголосовали все 18 академиков, но подтверждений этому не нашёл. 

Собственно, архив — это длинный список номинированных авторов со всего света, с указанием, кто именно выдвинул их кандидатуру. И несколько письменных заключений, посланных Нобелевским комитетом в академию. Иногда все члены комитета сходятся на одной кандидатуре, а иногда большинство поддерживает одного автора, но кто-то не согласен, поэтому письменных заключений может быть три, пять — или всего одно. 

Среди недавно открытых документов есть и анонимное письмо от советских писателей, членов Союза писателей СССР, в котором они выражают абсолютную уверенность, что Солженицын должен получить Нобелевскую премию. Конечно, это письмо на решение не повлияло — тем более что пришло летом, когда оно уже было принято. Но подтвердило академикам, что Солженицын — важный писатель не только за пределами СССР, но и у себя на родине.

В списке номинированных в 1970 году авторов — 76 имён. Среди них — Жоржи Амаду, Генрих Бёлль, Фридрих Дюрренматт, Макс Фриш, Гюнтер Грасс, Эжен Ионеско, Альберто Моравиа, Владимир Набоков, Пабло Неруда, Клод Симон, Жорж Сименон, Торнтон Уайлдер, Патрик Уайт и другие. Некоторые из них получат премию позже. Писатели, впервые выдвинутые на Нобелевскую премию, отмечены крестиком.

Кандидатуру Солженицына предложили: профессор французской литературы из Монпелье Жак Пруст, профессор немецкой литературы из Бордо Макс Руше, руководитель семинара по иранистике в Гёттингене Вальтер Хинц, профессор латинской филологии из Калифорнии Яков Малкиель, глава шведского ПЕН-клуба Пер Вестберг и профессор истории литературы в Университете Умео Магнус фон Платен.

Почему поэт Артур Лундквист был против награждения Солженицына?

Он голосовал за Пабло Неруду (который получил премию годом позже) и писал, что его, безусловно, впечатляют смелость Солженицына и описания того, что происходит в лагерях, но его литературные произведения тем не менее «примитивны и неинтересны». «Я хочу поставить под сомнение то, что в его случае обычно упускается из виду: художественную ценность его книг». Лундквист утверждал, что когда шумиха вокруг книг Солженицына начнёт сходить на нет — по политическим, гуманитарным или другим причинам, то начнётся переоценка его «литературных заслуг», и подчёркивал, что Нобелевская премия не должна быть «полем битвы между различными политическими интересами».

Сам Лундквист был социалистом и даже лауреатом Ленинской премии, но вряд ли это повлияло на его мнение. Уверен, что он искренне заблуждался.

Годом ранее, в 1969 году, когда Солженицын был исключён из Союза писателей СССР, Артур Лундквист опубликовал открытое письмо в его поддержку, адресованное советскому Союзу писателей. Он называл советскую цензуру художественной литературы бессмысленной и напоминал, как ошибочно действовали советские власти против Пастернака в 1958 году. В те годы Лундквист был членом Нобелевского комитета и Шведской академии (кресло № 18).

А что писали члены Нобелевского комитета, выступавшие за присуждение премии Солженицыну? 

Мне кажется, что в тот год среди них не было ни одного, кто читал бы по-русски. В Швеции вышло не так много его книг, и в основном члены комитета и академии читали его на английском и немного на шведском. «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус», «В круге первом». О том, что существует рукопись «Архипелага ГУЛАГ», они тогда не знали.

Но уже по книгам, которые они читали, им было понятно, что он значимый автор — и не просто потому, что пишет о заключённых и о советской системе, а и потому, что блестяще описывает людей, оказавшихся в страшных обстоятельствах. В которых одни просто разваливаются на куски, а другие отыскивают в себе силы, чтобы выжить, а иногда даже и не выжить, а хотя бы просто сохранить человеческое достоинство. Конечно, это не экспериментальная литература, а вполне классическая и прямолинейная. Но солженицынские психологические портреты персонажей — это настоящее искусство.

Роман «В круге первом» — великое доказательство силы, кульминация писательской карьеры Солженицына, плод девяти лет работы, опыта и человеческих знаний, культивируемых в самых необычных и провокационных обстоятельствах. <…> Это 670-страничная панорама человеческих судеб сталинского Советского Союза, богатая и искусно сплетённая сеть сюжетных линий, отдельных рассказов и эпизодов, сатиры, образа мыслей всех слоёв советского общества. Можно сказать, что Александр Солженицын, выпустивший относительно немного произведений, уже предстаёт перед нами впечатляюще подготовленным, сложным и независимо рассуждающим автором редкой универсальности и необычайного дара психологической прозы. <…> Он достойный современный продолжатель великой русской литературной традиции. Он писатель, который находится в постоянном развитии, и, очевидно, у него ещё много неопубликованных вещей.

Член Нобелевского комитета писатель Ларс Юлленстен (в 1989-м вышел из Шведской академии в знак протеста против невручения премии Салману Рушди)

Солженицын был тогда номинирован не в первый раз?

Нет. Впервые он появляется в списках в 1969 году. До этого о нём ничего не было известно Произведения Солженицына начали переводить на иностранные языки уже в 1963 году, в 1960-е выходило, например, несколько разных переводов «Одного дня Ивана Денисовича» и «В круге первом» на английский. В шведских газетах о Солженицыне писали уже в 1962-м, сразу после появления «Одного дня Ивана Денисовича». Освещалось в шведской прессе и письмо Солженицына IV Съезду советских писателей (1967). ⁠ , но в 1969-м он сразу стал горячей темой, значимым литературным явлением. О нём писали во всех газетах, литературные критики обсуждали, что он достоин премии. 

Он мог бы победить уже в 1969-м, но в академии опасались, что премия окажется втянутой в большую политическую игру между Востоком и Западом. К тому же никто не знал, как отразится это на нём, на его судьбе, не будет ли повторения истории с Пастернаком, как отреагирует он сам и как поведёт себя КПСС. Поэтому решено было немного подождать с Солженицыным и присудить премию Сэмюэлю Беккету. 

Но когда Солженицына исключили из Союза писателей, в Шведской академии, видимо, решили, что пора действовать. Впрочем, это только мои догадки: я не знаю, как было на самом деле, и мы никогда этого не узнаем. Но, возможно, это сыграло свою роль в принятии решения. 

Безусловно, Солженицын знал, что обсуждается вручение ему премии, он ждал этого и был к этому готов. Интересно, что когда об этом объявили, он не поверил. Он ждал, что нобелиатов объявят в конце октября, а их объявили в начале месяца. Новости быстро распространились и дошли до СССР, но он не верил. Тогда его друг уговорил одного норвежского корреспондента, работавшего в Москве, позвонить Солженицыну и подтвердить это. Он жил тогда на даче у Мстислава Ростроповича, и журналист позвонил соседям, попросив пригласить его к телефону. Услышав, что ему действительно присудили премию, Солженицын ничего не сказал — просто промолчал. Хотя журналист всячески пытался добиться от него хоть какого-то заявления, хотя бы подтвердить, что тот принимает премию. 

Он, конечно, был счастлив получить Нобелевскую премию, она была важна для него в его борьбе против системы. Всё, что произошло после, хорошо известно: как повело себя шведское посольство в Москве, отказавшееся провести официальное вручение, как отнеслись к присуждению премии на Западе и в СССР, как Солженицын был выслан из Союза, как его встречали здесь и так далее. Это много раз, во всех подробностях описано. Обнародованный в этом году архив был последним белым пятном. Но, в общем, всё и так было довольно однозначно. 

В России часто говорят о политизированности решения Шведской академии.  

Не нужно забывать, что существует завещание Альфреда Нобеля. Требования в нём сформулированы не очень чётко, но тем не менее их нужно соблюдать. Там говорится об идеалах, хотя и не уточняется, о каких именно — или что такое идеалы вообще. Сказано только, что премия по литературе должна присуждаться писателю, «создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности». Конечно, можно по-разному интерпретировать эти слова, и академики интерпретируют их в контексте своей эпохи: в 20-е годы идеалы были одними, в 50-е другими, в 80-е третьими. И всё же, выбирая лауреата, они в первую очередь опираются на завещание Нобеля.

Когда долгие годы подряд занимаешься этим архивом, то начинаешь читать между строк, чувствовать, как принимались эти решения. Это немного похоже на работу детектива. И на самом деле решения Шведской академии никогда не были политическими. Но им, конечно, часто приходится отвечать на вопрос: можно ли дать премию блестящему писателю, но неистовому антисемиту, такому как Эзра Паунд? А партийному лоялисту, такому как Михаил Шолохов? А поддерживавшему Милошевича Петеру Хандке? Шолохову и Хандке премию присудили, а Паунду нет.

Не нужно забывать и о том, что академики — такие же люди, как все мы. Они слушают те же новости, читают те же книги, общаются с теми же людьми и участвуют в тех же общественных дискуссиях. Решения Шведской академии, безусловно, никогда не принимаются из политических соображений, но мы не можем полностью изъять академиков из общественно-политического контекста и переселить в башню из слоновой кости.

О том, как плохо представляли себе в Шведской академии политические и религиозные взгляды Солженицына, свидетельствует высказывание академика Генри Ульссона: «Несмотря на все суровые и унизительные события, которые ему довелось пережить, Солженицын ни на минуту не освобождается от убеждённости в превосходстве марксизма-ленинизма — которая и заставила его горячо возненавидеть Сталина и культ его личности. Виновником бедствий был для него не социализм: по его мнению, капитализм был обречён как экономически, так и морально, а ошибка заключалась лишь в том, что человек — биологический вид, на изменение которого потребовались бы тысячи лет».

Как вам кажется: сегодня Солженицына в мире ещё читают? Или он существует уже только в истории литературы и Нобелевской премии?

За эти 50 лет мир не так уж сильно изменился. Когда смотришь на Навального в тюрьме, на то, как он ведёт себя в этих условиях, что происходит с ним, то сразу вспоминаешь «Один день Ивана Денисовича». Или на протесты в Беларуси, на людей, которых кидают в тюрьмы и пытают там. Следующим шагом, видимо, должно стать возвращение ГУЛАГа — а где-то это уже происходит: например, в Китае, где есть лагеря для уйгуров. Так что я не знаю, читают ли Солженицына, но точно следовало бы. Хотя, конечно, его книги — это не твиттер, и читать их новым поколениям трудно. Но тем не менее они, к сожалению, всё так же актуальны.