Достоевскому посвящено огромное множество книг — а накануне двухсотлетия писателя их число резко увеличилось: как рассказал недавно почётный президент Международного общества Достоевского Владимир Захаров, только за сентябрь и октябрь 2021-го было издано 30 книг о писателе по научным грантам РФФИ. Но вот художественных — или хотя бы отчасти художественных — произведений, где Достоевский оказывается героем, значительно меньше. Для этого списка мы выбрали десять романов (оставив на сей раз в стороне псевдохармсовские анекдоты про Фёдора Михайловича Достоевского, царствие ему небесное: о них вы можете прочитать в нашем материале о коллективном литературном юморе).

Главное произведение Леонида Цыпкина — писателя, врача, отказника — было опубликовано за границей в 1982 году: первые главы вышли в нью-йоркской «Новой газете» за неделю до смерти автора. Роман поначалу почти не заметили, но в начале XXI века он занял место в ряду шедевров русской литературы: его судьбе помогла Сьюзен Зонтаг, случайно нашедшая английский перевод книги в букинистическом магазине. После восторженного эссе Зонтаг роман перевели на многие языки — и наконец оценили на родине автора: с 2003 года вышло уже четыре его российских издания. Его герой-рассказчик, путешествуя из Москвы в Ленинград, читает дневник жены Достоевского Анны Сниткиной, а затем, размышляя о великом писателе, ходит по «достоевским» местам Ленинграда: это исследование-путешествие по методу сближается с текстами В. Г. Зебальда и современным, испытавшим влияние Зебальда автофикшеном. С рассказом о современном путешествии здесь переплетена история путешествия Достоевского с молодой женой по Европе: любовь Фёдора Михайловича к Анне Григорьевне омрачена губительной страстью к рулетке (мотив, который в прозе о Достоевском занимает едва ли не первое место). Важную роль в «Лете» играют размышления об антисемитизме Достоевского — и попытки объяснить в этом контексте внимание к его книгам исследователей еврейского происхождения. Достоевист Карен Степанян назвал эту книгу — не имея в виду комплимента — «примером того, что было бы, если б персонаж Достоевского решил написать о своём создателе» и «долгим, постепенно затихающим в ночи криком обиды и боли». Любви в ней, впрочем, гораздо больше. 

«Рулетенбург» — название, которое Достоевский предполагал дать роману «Игрок»: в вымышленном городе с таким названием происходит его действие. Леонид Гроссман «восстанавливает» это название в своём биографическом романе — книге, которая стала подступом к большой и не в пример более академической биографии Достоевского, вышедшей 30 лет спустя в «ЖЗЛ». Гроссман передаёт сложный и страстный характер Достоевского, не гнушаясь беллетристическими преувеличениями, пафосом — который, впрочем, для этого героя кажется вполне естественным. Действие монтажно: из Главного инженерного училища (где юный Достоевский, предвосхищая своего героя Раскольникова, задаёт преподавателю вопрос о смысле бесчеловечных Наполеоновских войн) оно переносится в кабинет врача Яновского, наблюдавшего молодого писателя в 1840-е; в редакцию «Современника» — и, конечно, на эшафот 1849 года: суд над петрашевцами и инсценировка их казни здесь центральное событие. Роман заканчивается в Висбадене, где проигравшийся Достоевский задумывает «Преступление и наказание»: «…Со дна сознания, из глубочайших провалов совести, из самых потаённых недр его истерзанного, потрясённого, кровоточащего болью и всё же ликующего сердца, из груды отталкивающих воспоминаний и огромных неосуществившихся замыслов ещё неясная по очертаниям, но мощная по означающимся образам, возникала одна великая и печальная книга». 

Книга ленинградской писательницы — беллетризованная биография молодого Достоевского (Басина также написала книги о Пушкине и Гоголе). Подзаголовок подсказывает, что Петербург Достоевского здесь — не просто место действия, но практически герой книги: Басина восстанавливает те адреса и маршруты, по которым ходил писатель — со времён учёбы в Костомаровском пансионе до рокового 1849 года. Книга Басиной гораздо «документальнее», чем книга Гроссмана, и в ней как раз нет забегания вперёд: повествование ведётся линейно и размеренно. Это, по сути, образцовая биография «для старшего школьного возраста», художественен здесь — стиль: «Всего несколько дней прошло с той минуты, как начал он своих «Бедных людей» — так назвал он роман, — а уже не было для него ничего важнее истории титулярного советника Макара Девушкина и несчастной девочки Вареньки Добросёловой. Всякое утро он точно через силу натягивал свой чёрный мундир и нехотя плёлся в инженерный департамент. Столь дорогие для писателя утренние часы, когда голова свежа, когда мысль работает бодро, весело, смело, уходили ни на что, впустую — и безвозвратно… Самый вид чертёжной, готовальни был ему ненавистен». 

«Повесть из 33 сцен» (в последующих изданиях — «роман в 33 сценах») посвящена самому малоизученному периоду в жизни Достоевского — нескольким месяцам, которые он после каторги провёл в Семипалатинске. Здесь Достоевский служил рядовым в 7-м Сибирском линейном батальоне — и здесь же познакомился со своей первой женой Марией Дмитриевной, которая в то время была замужем за чиновником Александром Исаевым. Автор повести Михаил Никитин был родом из Омска, ещё одного города, где жил ссыльный Достоевский; его короткая повесть о Достоевском, написанная в 1940-е и опубликованная только в 1956-м, прошла малозамеченной. «Критики упрекали Никитина в том, что он подражает Достоевскому — и не только в языке, тоне и стиле романа, а и в трактовке отдельных персонажей. Так, исповедь чиновника-пьяницы Исаева они нашли «похожей» на исповедь Мармеладова из «Преступления и наказания», а в образе жены Исаева, Марьи Дмитриевны, обнаружили черты, присущие инфернальным героиням Достоевского», — писал литературовед Константин Ломунов. С этими упрёками трудно согласиться: в лаконичной книге Никитина чувствуется модернистская выучка, из всех беллетристических биографий Достоевского эта ближе всего к тому, как понимал литературную биографию Юрий Тынянов. 

Скончавшийся два года назад Сергей Владимирович Белов был одним из видных достоевистов XX века: среди его работ — книга о Петербурге Достоевского, биография Анны Сниткиной и двухтомный энциклопедический словарь «Ф. М. Достоевский и его окружение». «Меня спасла каторга» — единственная художественная книга Белова: попытка понять, как дело петрашевцев, казнь и Омский острог превратили Достоевского «из революционера в монархиста, из атеиста в христианина». В 2021 году, впрочем, вышел текст основателя сайта fedordostoevsky.ru Сергея Рублёва, в котором доказывается, что при написании этой повести и других своих работ Белов позволял себе обширные заимствования из книги критика и литературоведа русской эмиграции Константина Мочульского «Достоевский. Жизнь и творчество». 

Самый известный роман о Достоевском — «Осень в Петербурге» Кутзее. В отличие от предыдущих книг в нашем списке, сюжет здесь полностью вымышлен: Достоевский инкогнито возвращается из-за границы в Петербург после загадочной смерти своего пасынка Павла Исаева (в действительности Исаев пережил отчима) и принимается за собственное расследование (при этом писатель сам находится под негласным полицейским надзором). Расследование сталкивает его с радикалом Сергеем Нечаевым — автором «Катехизиса революционера»: психологическая игра в кошки-мышки, в которую Достоевского втягивает Нечаев, в конце концов становится поводом для создания «Бесов». Кутзее скрупулёзно входит в подробности семейной истории Достоевского, и потому распознать, где действительность переходит в вымысел, читателю поначалу непросто — пока дело не доходит до непрошеной любовной линии. Она кажется экстравагантным (чтобы не сказать притянутым за уши) решением. Излишне «детективными» — в современном смысле этого слова — можно счесть и такие детали сюжета, как путешествие по подложному паспорту на имя первого мужа покойной первой жены. Не обходится, разумеется, без вечных мемов биографии Достоевского: игромании, эпилепсии и даже подозрений в педофилии (важная героиня романа — девочка Матрёша: вспоминаем главу «У Тихона», исключённую из «Бесов»). 

Достоевскому посвящён один из самых известных романов на языке малаялам — «Любовь как псалом» индийского прозаика Перумбадавама Сридхарана, выдержавший больше ста изданий. В основе романа — лихорадочные дни, когда Достоевский в невероятной спешке заканчивал «Игрока», знакомство со стенографисткой Анной Сниткиной, переросшее в любовь и второй брак писателя. Сюжет Сридхаран выстроил на основе текстов самого Достоевского и воспоминаний его жены: Анна Григорьевна здесь постепенно постигает душу «настоящего» Достоевского и обсуждает с ним его будущие произведения. В 2015-м был снят фильм о путешествии Сридхарана в Санкт-Петербург, где писатель до этого не бывал: во время прогулок по городу он встречается со своими персонажами, становится свидетелем их объяснений и даже застаёт Достоевского за азартной игрой (роль Достоевского исполняет Владимир Постников, его жены — Оксана Кормишина). 

Второй роман русско-американской писательницы Лары Вапняр — история Тани, молодой эмигрантки в Нью-Йорке: она со школьных лет хочет стать музой для знаменитого писателя и в качестве ролевой модели выбирает Аполлинарию Суслову — женщину, с которой Достоевского связывали самые страстные и мучительные отношения в жизни. Анна Григорьевна Достоевская у героини, напротив, вызывает презрение: «Он написал свои главные вещи, будучи женатым на ней… а она словно и не заметила!» Зато образ Сусловой явно возникает в большинстве этих «главных вещей». В Америке Таня встречает писателя по имени Марк и с энтузиазмом принимается за работу музы. Ясно, что ничего хорошего выйти из этого не может: Марк, никудышный на самом деле писатель, видит в ней не Полину, а именно заботливую Анну Григорьевну. Но Вапняр пишет не трагедию, а трагикомедию, встраивающуюся скорее в канон романов об эмиграции, чем в традицию литературного осмысления Достоевского и его произведений. Тут можно припомнить недавнюю «Идиот(ку)» Элиф Батуман, где без Ф. М. Д., разумеется, тоже не обошлось.

После того как романы Дэна Брауна стали мегабестселлерами, в России, справедливо гордящейся своим богатым культурным наследием, вышло как минимум два «брауновских» оммажа: авторы не скрывали своих пародийных намерений, хотя выходило, что они пародируют пародию. Одним был «Код Онегина» Дмитрия Быкова и Марии Кузнецовой (скрывшихся под общим псевдонимом Брэйн Даун), а другим — как раз «Ф. М.», не самый известный детектив Акунина, в котором действует внук Эраста Фандорина Николас. Самого Достоевского в романе нет, зато есть его потерянная рукопись, первый вариант «Преступления и наказания», где главный герой — Порфирий Петрович. Акунин не отказал себе в удовольствии написать этот «роман в романе» целиком. Рукопись стоит больших денег, неудивительно, что ей интересуются криминальные элементы. Ещё здесь имеются наследник издателя Стелловского, письмо Достоевского, филологическое исследование эротики в его произведениях и, наконец, золотой перстень Порфирия Петровича. Для рекламы «Ф. М.» издательство «ОЛМА-Пресс» предложило читателям разгадать стихотворный шифр: в романе он приводит к скверу на Суворовской площади, где была спрятана эта драгоценность. Победитель должен был получить настоящий золотой перстень с бриллиантом. Точного ответа в итоге не дал никто, перстень был выставлен на аукцион, а вырученные деньги пошли на благотворительность.

Пелевин любит отсылки к Достоевскому: про «баньку с пауками» мы читаем в «Generation П», Порфирий Петрович — имя литературного алгоритма и главного героя романа «iPhuck 10». Но в романе «t» Фёдор Михайлович появляется самолично — как персонаж компьютерной игры, 3D-шутера с издевательски литературоведческим названием «Петербург Достоевского». Игра — продукт сотрудничества политтехнологов с литераторами, и одна из встреч, уготованных Достоевскому, — битва с графом Т., собственно главным героем пелевинского романа. В расшифровке граф Т., наверное, не нуждается; «t» — роман о том, как опасно и безответственно ремесло сочинителя: в погоне за деньгами может, например, заставить Достоевского по-вампирски высасывать ману из мертвецов, орудовать двуручным топором и писать свои «Правила смерти» в журнал «Сцуко». «Главная культурная технология двадцать первого века, чтобы вы знали, это коммерческое освоение чужой могилы. Трупоотсос у нас самый уважаемый жанр, потому что прямой аналог нефтедобычи. Раньше думали, одни чекисты от динозавров наследство получили. А потом культурная общественность тоже нашла, куда трубу впендюрить. Так что сейчас всех покойничков впрягли». Пелевин устраивает графу Т. и Достоевскому виртуальную очную ставку, не состоявшуюся в реальности встречу, и позволяет им понять и выручить друг друга.