Репринт: светлолунный сад и Апокалипсис 333 года назад
Накануне сезона новогодних подарков предлагаем вам посмотреть на самые интересные переиздания последних двух месяцев. В новом выпуске «Репринта» — собрание стихотворений Каролины Павловой, «классика холодной войны» Зиновия Зиника, воскрешённый первый перевод «Старшей Эдды», уникальный памятник русской книжности и один из важнейших фантастических романов постсоветского периода.
Каролина Павлова. Светлолунный сад
«Эксмо» выпускает в одной из популярных серий собрание произведений Каролины Павловой — одной из ключевых фигур в истории женской поэзии на русском языке. Судьба наследия Павловой сложна: её стихи были высоко оценены в 1830–40-е, а потом забыты ещё при жизни поэтессы. Павлова умерла накануне Серебряного века — и интерес к ней вновь проснулся только в 1910-е, в том числе благодаря Валерию Брюсову. Отдельных собраний поэтессы не выходило с 2001 года, а столь представительных — с 1960-х: помимо стихов, сюда включены очерк «Фантасмагории» и самая известная вещь Павловой — роман «Двойная жизнь» (1848), героиня которого — поэтесса и мечтательница, вынужденная вести обыденную светскую жизнь молодой девушки. Об издании рассказывает его редактор — поэт Владимир Кошелев.
Владимир Кошелев:
Знаете, издание Каролины Павловой — это такая благородная эстафета. Работу над ней начинал ещё Михаил Бордуновский, экс-редактор «Эксмо», за что ему большое спасибо. Однако при нём, в прошлом году, книга так и не вышла. Этому предшествовали разные обстоятельства, в общем-то печальные... По сути, уже готовый сборник просто ждал своего часа. В этом смысле мне просто повезло — ведь я почувствовал, что пора. И книга, собранная стараниями десятка человек, наконец-то получилась.
История Павловой показательна и заставляет задуматься о так называемом каноне и в принципе о феномене нашей с вами культурной памяти. Какие механизмы способствуют забытью? Какие, напротив, помогают относиться к прошлому справедливо? Включать, но не исключать? Надеюсь, что сам факт выхода этой книги поможет нам на них ответить, а пока что мы продолжаем работу по «переоткрыванию» подобных женских фигур — странно живших, прекрасно писавших, печально забытых. В частности, прямо сейчас мы работаем над сборником Марии Моравской (1890–1947): шаг из неизвестного золотого века в Серебряный.
В «Светлолунный сад» вошли разные тексты Павловой, объединённые при этом легко узнаваемой интонацией, — и я надеюсь, что широкому читателю эта интонация окажется близка. Важно сказать, что издание сопровождено прекрасным предисловием Владимира Коровина, тонко, но убедительно указывающим на главные особенности письма Павловой и её места в истории отечественной поэзии.
Зиновий Зиник. Русская служба
В «Новом литературном обозрении» выходит новое издание романа Зиновия Зиника, герой которого попадает на легендарную британскую радиостанцию — обиталище «голосов», которые в СССР глушат. «Классика холодной войны», один из текстов, которыми третья волна эмиграция описывала сама себя, впервые вышел в 1983-м; переиздание его сейчас кажется вполне назревшим. Для «Полки» о романе Зиника написал поэт, критик и редактор «Художественной серии» в «НЛО» Денис Ларионов.
Денис Ларионов:
Впервые опубликованный в 1983 году роман Зиновия Зиника «Русская служба» — культовый текст для литературы третьей волны эмиграции. Кажется, в этой связи неизбежно сравнение с романами Эдуарда Лимонова или рассказами Сергея Довлатова, но Зинику чужд как болезненный эксгибиционизм первого, так и избирательная сентиментальность второго. Эмиграция в романе уже не представляется краеугольным событием, которое меняет весь строй жизни (хотя меняет многое, конечно). Не является она и каким-то политическим жестом, дерзким побегом — ведь герой романа, более-менее среднестатистический советский обыватель, попадает на британский берег почти случайно. А принимающая сторона оказывается не столько заграничным раем или капиталистическим адом, сколько королевством кривых зеркал с не пойми как работающими розетками, чокнутыми (зачёркнуто) потерянными во времени и пространстве бывшими соотечественниками и сцепившимися в странных фигурах английским и русским языками. A восходящая к выдуманному участнику Октябрьской революции фамилия главного героя — Наратор — лишь усугубляет разрыв между ним и уже давно не свингующим Лондоном рубежа 1970–80-х годов.
Может сложиться впечатление, что перед нами роман эмигрантских ужасов или, хуже того, откровенная чернуха. Но это вообще не так. Отказываясь от линейного сюжета и скорых выводов, Зиник показывает эмиграцию как тревожный и ничего не обещающий, но органичный и в общем единственно возможный удел человека. Для сегодняшних эмигрантов — которых то ли иронично, то ли презрительно принято называть «релокантами» — роман Зиника может быть как предостережением от слишком серьёзного отношения к себе, так и утешением в ситуации прекарного одиночества. Но аудитория «Русской службы» вовсе не сводится к тем, кто пребывает in exile: опасность развоплощения и острая невозможность примирить прошлое и настоящее / внутреннее и внешнее объединяет почти всех человеческих животных на земном шаре.
Эдда: песни о богах и героях
Издательство имени Сабашниковых впервые выпустило полный перевод «Старшей Эдды», сделанный поэтессой Софьей Свиридовой. У этой работы, удостоенной в 1911 году высокой награды, драматичная судьба: первая её часть вышла в 1917 году, а вторая дошла до нас чудом — и лишь теперь выходит в издательстве, основанном внуком первоначального издателя Сергеем Артюховым. По нашей просьбе он рассказывает об этой замечательной книге.
Сергей Артюхов:
Издательство имени Сабашниковых выпустило новое издание «Эдды», или «Старшей Эдды», как её принято называть у специалистов. Это древнейший скандинавский эпос, который дошёл до нас в виде песен о богах и героях. Тексты датируются XI–XII веками. «Именно к XII веку (к концу его или началу XIII), — пишет в введении к своему переводу «Эдды» Софья Свириденко, — когда поэтическое творчество скальдов постепенно вырождалось и угасало — относится первая, не сохранившаяся до нашего времени запись песен «Эдды». Сохранились лишь списки с этой записи, из которых самый древний, Codex Regius, принадлежит, вероятно, концу XIII века».
«Эдда» в переводе Софьи Свиридовой (псевдоним Свириденко, 1882 — ок. 1928), литератора и поэта, в 1911 году была удостоена большой премии Императорской Академии наук. В 1917 году в Издательстве М. и С. Сабашниковых успела выйти только её первая часть — «Книга о богах». Помешала революция. Однако издатель Михаил Сабашников сумел сохранить для нас вторую — «Книгу о героях», машинописный экземпляр которой был передан в 1941 году в отдел рукописей Российской государственной библиотеки.
Сегодня на книжном рынке представлено много изданий «Старшей Эдды». Но все они в основном в переводе Андрея Корсуна Андрей Иванович Корсун (1907–1963) — переводчик. Работал научным сотрудником в Эрмитаже. Переводил скальдическую поэзию и «Старшую Эдду» по подстрочникам, переводил также французскую поэзию. под редакцией Михаила Стеблин-Каменского Михаил Иванович Стеблин-Каменский (1903–1981) — филолог, лингвист, переводчик. Работал в Издательстве АН СССР, издательстве «Советская энциклопедия», Институте русской литературы АН СССР (Пушкинском Доме), был хранителем архива Пушкинского Дома в годы блокады. Защитил диссертацию о поэзии скальдов, был одним из главных советских специалистов по литературе и культуре Скандинавии. Автор книг о скандинавских языках, исландских сагах. . Этот перевод в силу обстоятельств и времени стал каноническим, несмотря на то что ни Корсун, ни Стеблин-Каменский, скорее всего, и не подозревали о существовании полного перевода Свириденко, по крайней мере его второй части. Перевод Свириденко был на долгие годы забыт и выходил лишь в виде репринта сабашниковского издания 1917 года («Песни о богах»).
«Из нашего времени, — писала в своё время Ольга Смирницкая, один из наших ведущих скандинавистов, — как кажется, лучше видно значение перевода Свириденко. Может быть, обе русские «Эдды» просто должны стоять на разных книжных полках; место «Эдды» Свириденко не столько среди памятников древнеисландской литературы (о которых русский читатель имеет теперь разностороннее представление), сколько рядом с текстами, по-особому памятными в отечественной культуре». В новом издании обе части этого памятника скандинавского эпоса впервые опубликованы в современной орфографии, со всеми примечаниями и пояснениями, сделанными Софьей Свириденко. На сегодняшний день это самый полный текст «Старшей Эдды», максимально близкий к оригиналу, выполненный с использованием стихотворных размеров подлинника, с учётом ударений и аллитерации.
Сергей Жарковский. Я, Хобо: Времена смерти
Издательство «Астрель» переиздаёт один из самых влиятельных и успешных постсоветских фантастических романов — «Я, Хобо: Времена смерти» Сергея Жарковского — сплав космооперы и фэнтези, восторженно принятый и читателями, и критиками. Впервые вышедший в 2006-м, роман был заявлен как первый в трилогии; продолжения пока не было, но и тираж первой части давным-давно разошёлся. По нашей просьбе о переиздании рассказывает главный редактор издательства «Астрель-СПб» Александр Прокопович.
Александр Прокопович:
Кажется уже общим местом: всяк, кто берётся писать о будущем, вводит в текст то ли космические путешествия, то ли роботов-завоевателей и… непременно этим и ограничивается. Всё те же проблемы ЖКХ, всё те же шутки по поводу водки, тёщи и непутёвых соседей. И вдруг «Я, Хобо». Сергей Жарковский берёт и всерьёз обустраивает целый мир, позаботившись о том, что если сапиенс вышел за пределы планеты, он изменился. Он другой, он иначе мыслит. Его герой говорит и думает неожиданно. При этом дело не в хаосе, с логикой, с причинно-следственными связями всё хорошо, просто это другие причинно-следственные связи, другая мотивация.
Сергей Жарковский не использует фантастику как некий способ поговорить про здесь и сейчас. Конечно, любая литература всё равно про здесь и сейчас, только суть в том, чтобы жить в жанре, а не использовать его для какой-то другой цели. Увы, это прямо проблема фантастики, которую рассматривают чаще как инструмент, а не как самое увлекательное приключение, доступное в современной литературе.
Василий Корень. Апокалипсис
В издательстве «Арт Волхонка» вышло издание уникального памятника искусства XVII века: «Апокалипсиса» Василия Кореня. Созданный в 1690-х годах белорусским мастером, работавшим в Москве, этот цикл из 36 ксилографий иллюстрирует Откровение Иоанна Богослова. До наших дней дошёл единственный экземпляр книги, хранящийся в РНБ; теперь этот памятник будет доступен не только специалистам. Издание приурочено к 333-летию создания гравюр и снабжено научными комментариями, статьями и параллельным текстом Откровения. По нашей просьбе о книге рассказывает её составитель и научный редактор — филолог Андрей Россомахин.
Андрей Россомахин:
Василий Корень — один из первых известных нам русских гравёров по дереву. В 1692–1696 годах он отпечатал Библию в картинках, лубочную книгу — отчасти в традиции европейских «Библий бедных» «Библиями бедных» в позднем Средневековье называли печатные книги, иллюстрировавшие Библию: как правило, они выпускались на местных языках, сопоставляли сцены Ветхого и Нового Заветов, а иллюстрации в них превалировали над текстом. «Библиями бедных» также называли произведения церковного искусства с изображением библейских сцен, например витражи в храмах. . Эта самая первая русская тиражная иллюстрированная Библия включает серию раскрашенных гравюр с короткими текстами на сюжеты из Книги Бытия и Апокалипсиса — то есть изображает Cотворение мира, а затем его гибель.
В гравюрах Кореня оригинально синтезирована иконография европейских иллюстрированных Библий (в частности, Библии Пискатора Иллюстрированная Библия, публиковавшаяся в XVII веке в издательстве голландских гравёров Висхеров (Пискаторов). Наиболее известно издание 1650 года, довольно быстро попавшее в Восточную Европу, в том числе Россию, и получившее широкую популярность у художников как образец для подражания. ) с русской иконописной традицией. Гравюры создавались в преддверии 1699 года, когда ожидалось пришествие Антихриста, и 1702 года, когда ждали конца света. Эти даты коррелируют с возвращением царя Петра из заграничного путешествия и началом его радикальных реформ, означавших конец всей прежней русской цивилизации.
В трансформированном виде гравюры Кореня на сюжеты из Книги Бытия многократно повторялись в XVIII–XIX веках в русском лубке и стали прототипами некоторых икон. Что касается «Апокалипсиса» Кореня, то он канул в небытие. Два указанных цикла гравюр по-разному организованы. У нас нет ясности, составляли ли они одну книгу, повествующую о сотворении мира, а затем о его конце, либо это были две автономные серии, переплетённые позднее в один владельческий конволют — как дошедший до нас единственный (!) экземпляр, который ныне хранится в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге.
По-видимому, цикл гравюр к Книге Бытия дошёл до нас целиком, но в Апокалипсисе явно не хватает нескольких листов. Итак, на сегодняшний день у нас нет ответа на вопрос: можно ли считать книгу Кореня единым организмом, или это могли быть два автономных издания, тем более что гравюры создавались в течение пяти лет.
Вокруг этой книги перед исследователями стоит и множество других загадок. Например:
а) Совершенно непонятно, кто был заказчиком издания (не исключено, что это было частной инициативой самого Кореня).
б) Биографические данные о Корене крайне скудны, при этом трудно удержаться от гипотезы: не мог ли он быть родоначальником одной из школ русского лубка?..
в) Сколько всего листов (гравюр) было в этой визуальной Библии?..
г) Какой у книги был тираж?..
д) Почему весь тираж бесследно исчез, кроме единственного, увы, неполного, экземпляра?..
е) Корректно ли считать Библию Кореня «Библией бедных» — в европейском жанровом смысле — или «Библией для бедных» — в смысле социальном?..
Издание этого редчайшего артефакта XVII века, выдающегося памятника отечественного искусства, приурочено к 333-летию появления первых оттисков в 1692 году. Цикл гравюр к русскому Апокалипсису сопровождается комментарием, четырьмя исследованиями, а также таблицами, демонстрирующими тесную связь с голландским претекстом — Библией Пискатора.