Ольга Алленова. Форпост. Беслан и его заложники
Individuum, 2019

Ольга Алленова — специальный корреспондент «Коммерсанта» — приехала в Беслан в сентябре 2004-го сразу после захвата школы № 1 чеченскими боевиками. Спустя 15 лет она написала развёрнутую хронику тех трагических дней. Книга Алленовой не просто подборка воспоминаний выживших или обзор нестыковок в официальной версии случившегося; это история морального конфликта — между любовью и горем людей, чьи дети оказались в числе заложников, и «государственными интересами», как их понимали руководившие штурмом силовики. Беслан — это точка, в которой интересы власти самым трагическим образом разошлись с интересами людей, и эта пропасть с тех пор стала лишь глубже. В послесловии Алленова формулирует целую этическую программу, основанную на ценностях ответственности и заботы, способную заново соединить края пропасти, остановить моральный кризис, в который незаметно для себя погрузилась страна. 

Григорий Дашевский. Избранные статьи
Новое издательство, 2015

Григорий Дашевский — исключительного значения фигура в русском литературном процессе 90-х и 2000-х годов. Он был поэтом, переводчиком, эталонным литературным критиком, по первой же специальности — филологом-классиком, и этот бэкграунд определил его критический метод. Лучше всего этот метод описал он сам в тексте о романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», который сравнил с произведениями античных авторов, мысливших как инженеры: «Эта форма состоит не из озарений, а из решений, такой красотой может быть прекрасен мост или небоскрёб». То же в полной мере относится к критическим текстам самого Дашевского. С каким бы литературным материалом он ни работал, перед нами предельно трезвая, очищенная от эмоций мысль, задающая этический метр своему времени, и выведенные им формулы также применимы к нашему сегодняшнему читательскому и просто человеческому опыту. Для первого — посмертного — сборника важнейшие статьи Дашевского отобрала Елена Нусинова, его бессменный редактор в журнале «Коммерсант-Weekend», где Дашевский писал о книгах в последние семь лет жизни (с 2007-го по 2013-й).

Александр Долинин. Комментарий к роману Владимира Набокова «Дар»
Новое издательство, 2019

Большие, энциклопедические комментарии к великим произведениям выходят редко — и ещё реже становятся бестселлерами, вокруг которых закипают дискуссии в жюри литературных премий. Комментарий Александра Долинина к лучшему русскоязычному роману Набокова именно таков: мельчайшие подробности быта дореволюционной России и эмигрантского Берлина здесь объяснены так убедительно, что других версий, кажется, и быть не может, а ещё изложена история публикации романа (драматичная из-за скандала с главой о Чернышевском) и дан полный календарь его событий. 

Борис Дубин. Очерки по социологии культуры
Новое литературное обозрение, 2017

Посмертный — увы! — сборник главных работ выдающегося учёного и переводчика, заложившего основы русской социологии литературы. В этой книге — исследования о том, как менялась в советской и постсоветской России роль библиотек, музеев и журналов, как сдвигались границы массовой и элитарной культур, как по-разному изображалась в прозе устная речь и как часто литературные инновации пробивали себе путь через перевод. Дубин был человеком энциклопедических знаний, безупречной научной добросовестности и редкой трезвости мысли. В современном культурном пространстве его очень не хватает.

Андрей Зализняк. Из заметок о любительской лингвистике
Русскiй Мiръ; Московские учебники, 2010

Постсоветская Россия столкнулась с валом псевдонаучных учений. На этом фоне «новая хронология» Анатолия Фоменко и его единомышленников поначалу могла производить респектабельное впечатление: автор — математик, академик. На поверку теория оказалась радикальнейшим историческим ревизионизмом, основанным в большой части на лингвистических домыслах: схожие имена, географические названия и другие слова здесь объявлялись родственными или тождественными без какого-либо анализа (и выходило, к примеру, что Ирландия и Россия — одно и то же, потому что Irish звучит похоже на Russia). Чуть позже к Фоменко присоединилась наивная — но популярная благодаря СМИ — этимология Михаила Задорнова, фантастические русские руны Валерия Чудинова и т. д. Универсальный лингвист Андрей Зализняк (он предложил доказательство подлинности «Слова о полку Игореве» и начал систематическую работу по поиску и переводу древнерусских берестяных грамот) не смог промолчать. Из обзорной статьи о том, что такое любительская лингвистика и почему она часто становится выражением национальных комплексов, выросла эта книга: строго научное развенчание псевдолингвистической околесицы здесь сочетается с прекрасным юмором, а помимо основной своей задачи, книга может послужить и введением в настоящее языкознание.

Михаил Золотоносов. Гадюшник. Ленинградская писательская организация: избранные стенограммы с комментариями
Новое литературное обозрение, 2013

Исследование Михаила Золотоносова — это 900-страничный том, состоящий, как и заявлено в названии, из стенограмм заседаний Ленинградской писательской организации с авторскими комментариями; произведение строгой научной формы, из которой вырастает замечательный художественный эффект. Это история предательств, доносов, кампаний травли, которые и составляли, по замечанию автора, «высшую форму литературной деятельности советских писателей». На примере избранных дел — от фарсового оттепельного дела всеми забытого писателя Мирошниченко Григорий Ильич Мирошниченко (1904–1985) — советский писатель. Участник Гражданской и Великой Отечественных войн, автор нескольких военных повестей и романов. Самая известная книга — автобиографическая «Юнармия», посвящённая участию юного Мирошниченко в партизанском отряде и службе в Красной армии. В сталинские годы Григорий Мирошниченко был одним из активных участников заседаний Ленинградской писательской организации и обличителей «врагов народа», однако в 1964 году против него тоже завели дело, обвинив в том, что он живёт на нетрудовые доходы и бьёт жену. ⁠ до знаменитых историй травли Бродского и Пастернака — Золотоносов препарирует механизм существования литературного «гадюшника», формы приспособления и выживания (такие, скажем, как юродство или демонстративный запой, иногда спасающие от преследования или особенно подлого общественного поручения), а ещё — психические процессы, которые на протяжении десятилетий происходят в советском литераторе, попеременно выступающем доносчиком, палачом или жертвой.

Андрей Зорин. Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII — начала XIX века
Новое литературное обозрение, 2016

Зорин, специалист по русской культуре и русской интеллектуальной истории, работает на поле, российскими исследователями ещё практически не возделанном. В «Появлении героя» исследователь на материале дневника «архивного юноши», забытого литератора Андрея Ивановича Тургенева, показывает, как в России второй половины XVIII — начала XIX века формировалась новая эмоциональная матрица. Новая импортная литература, первопроходцем которой стал Карамзин, лепила своего читателя, давая ему новый язык для описания собственных чувств — а тем самым и новые чувства. «Пилотный выпуск» (по выражению Зорина) человека русского романтизма, Тургенев занят интенсивным жизнетворчеством по литературным образцам, пытаясь вчитать в собственные любовные романы сюжет — то «Коварства и любви» Шиллера, то «Новой Элоизы» Руссо — и тем самым во многом калеча жизнь и себе, и окружающим. Замечательное исследование механизмов порождения культуры и формирования человека культурой.

Вячеслав Курицын. Набоков без Лолиты: Путеводитель с картами, картинками и заданиями
Новое издательство, 2013

Вячеслав Курицын — блестящий литературный критик, филолог, прозаик и поэт — двадцать лет с лупой и карандашом читал ранние романы Набокова и в результате создал произведение, по сложности метода и стиля приближенное к произведениям его любимого писателя-героя. «Без Лолиты» Набоков выступает в книге Курицына потому, что рассматриваются здесь ранние, русские вещи, напечатанные под псевдонимом Сирин.

Курицын обнажает набоковские приёмы; расшифровывает аллюзии; составляет карты маршрутов Фёдора Годунова-Чердынцева по Берлину с подробнейшими комментариями к каждой остановке; задаёт читателю шарады на материале прозы Сирина. Иногда это загадки, ответы на которые ищутся в набоковском собрании сочинений, а иногда, например, задание, перечитывая «Камеру обскуру», «слегка покраснеть за свои домашние глаголы». Этот путеводитель по фактам и сюжетам набоковских книг и набоковской биографии одновременно очень личный читательский опыт человека, изучившего всё набоковедение.

Лев Лосев. Меандр
Новое издательство, 2010

Собрание мемуарной прозы Льва Лосева, одного из лучших русских поэтов второй половины XX века. Сюда вошла книга о Бродском — как бы альтернативный вариант лосевской же более строгой жезээловской биографии. Портрет Бродского составляется из его суждений, черт характера, привычек, которые Лосев припоминает и обобщает. Вторая часть «Меандра» — воспоминания о семье, об эмиграции, о филологической школе Неформаль­ная литературная группа, образованная в конце пятидесятых годов молодыми ленинградскими поэтами — среди них были Владимир Уфлянд, Михаил Ерёмин, Леонид Виноградов, Сергей Кулле, Александр Кондратов и Лев Лосев. Поэты филологической школы интересовались европейским модернизмом и русским авангардом, считали себя продолжателями традиций русского футуризма. Группа закончила существование в 1976 году, после отъезда Льва Лосева в США. ⁠ , о важных и примечательных встречах (от Пастернака, знакомство с которым Лосев в стихах вспоминал как «день, меня смявший и сделавший мной», до Ильи Сельвинского Илья Львович Сельвинский (1899–1968) — поэт, писатель, драматург. Воевал в Гражданской войне на стороне красных. Был основателем и председателем Литературного центра конструктивистов. Писал авангардистские поэмы («Улялаевщина») и стихотворные драмы («Умка — белый медведь»), а также исторические пьесы («Генерал Брусилов»). Участвовал в Великой Отечественной войне, был демобилизован из-за сочинительства «вредных» стихов. ⁠ , который показался Лосеву неумным), о перенесённом инфаркте. Анекдоты из советской литературной жизни здесь всегда излагаются с дистанции, предполагающей не брезгливость, а особого рода внимательность; пожалуй, лучший из этих анекдотов — помещённая в третьей части история выдуманного отцом Лосева, поэтом Владимиром Лившицем, английского поэта Джеймса Клиффорда (от лица которого удавалось публиковать совершеннейшую крамолу). Завершает книгу текст «Москвы от Лосеффа» — рассказ о трагикомическом приезде Лосева в Москву в конце 1990-х.

Феликс Сандалов. Формейшен. История одной сцены
Common Place, 2015

История глубинного московского рок-подполья 1990-х — музыкантов и поэтов из спальных гетто, выросших на сибирском панке и советской детской литературе и воспринявших новую «демократическую» эпоху как вызов. Плохие записи и сорванные концерты, высокая поэзия и экзистенциальный драйв, тотальный алкоголизм и коллективное жизнетворчество, помноженные на полный отказ от компромиссов с новым временем — вплоть до необходимости ходить на работу или пользоваться интернетом. Опрашивая участников компании, собравшейся вокруг группы «Соломенные Еноты» и её лидера Бориса Усова, Сандалов создаёт альтернативную историю 1990-х, главным нервом которой оказываются не политические пертурбации или экономические реформы, а потаённое культурное сопротивление.

Юрий Слёзкин. Дом правительства
Corpus, 2019

Тысячестраничный исторический труд, прослеживающий десятки судеб первых обитателей Дома правительства на улице Серафимовича — архитекторов и участников русской революции, ставших потом её жертвами. Слёзкин видит в большевиках современный аналог средневековой апокалиптической секты — сплочённых верой в коммунизм как окончательное торжество справедливости, отменяющее весь предыдущий миропорядок. Дом на набережной, в котором поселилась элита новой страны, был одновременно прообразом общества будущего — и свидетельством того, что идеализм «пламенных революционеров» терпит крушение, наступление коммунизма откладывается, всё тонет в мещанстве и привилегиях. Книга учёного Слёзкина оказывается чем-то большим, чем масштабное историческое исследование, — по сути, это большой русский роман, с многофигурной композицией, переплетающимися сюжетными линиями и сложной конструкцией, не менее величественной, чем проект архитектора Иофана.

Мария Степанова. Один, не один, не я
Новое издательство, 2014

Собрание эссе Марии Степановой — как бы пролог к её роман(с)у: с этой оранжевой книжки по-настоящему начинается интерес русской литературы и читателей к В. Г. Зебальду, о котором здесь замечательно написано и влияние которого явственно чувствуется в «Памяти памяти». Вошли сюда и эссе о других героях степановского личного пантеона — Сьюзан Зонтаг, Марине Цветаевой, Александре Введенском и даже Майкле Джексоне, — а самые важные тексты сборника посвящены состоянию русской поэзии в 2010-е: одной из первых Степанова фиксирует смещение фокуса с лирического «я» на то, что это «я», собственно, видит; одной из первых она говорит о давлении, которое в наше время испытывает сложное поэтическое высказывание.

Михаил Трофименков. Красный нуар Голливуда
Сеанс, 2018–2019

2010-е, кроме прочего, ренессанс киноведения в России: обновление журналов «Искусство кино» и «Сеанс», запуск сайта «Чапаев», переводной нон-фикшн издательства Rosebud. При «Сеансе» выходят знаковые книги Марии Кувшиновой о Балабанове и Михаила Ямпольского о Муратовой, а ещё — двухтомник Михаила Трофименкова «Красный нуар Голливуда»: документальный роман о том, как ещё до холодной войны американский кинопром сошёлся в заочном идеологическом поединке с советским, а симпатизанты левых идей стали жертвами охоты на ведьм. Мировая политика XX века тесно переплетается с историей кино, и Трофименков рассказывает об этом с захватывающей компетентностью. Дополнением к «Красному нуару» может служить вышедшая в 2014 году книга Трофименкова «Кинотеатр военных действий» — о связи кино с антиколониальными и освободительными движениями XX века.

Алексей Юрчак. Это было навсегда, пока не кончилось
Новое литературное обозрение, 2014

Исследование позднесоветской повседневности, внутри которой автор — антрополог из Университета Беркли — пытается увидеть предпосылки будущего распада Советского Союза. Юрчак смотрит на историю позднего СССР под неожиданным углом: главный конфликт, подточивший силы империи, он обнаруживает не в борьбе государства с инакомыслием и даже не в глобальном противостоянии двух систем. Используя придуманное Михаилом Бахтиным понятие вненаходимости, Юрчак доказывает, что жители СССР времён застоя существовали в двух параллельных реальностях: они послушно исполняли идеологические ритуалы, которых требовала от них компартия, но в частной жизни исповедовали совершенно другие символы веры — механическое голосование на партсобраниях прекрасно совмещалось с чтением самиздата, прослушиванием запрещённых рок-групп, «тоской по мировой культуре» или напряжёнными размышлениями о том, как правильно жить. Как только власть в годы перестройки поставила под сомнение и коммунистические догмы, и официальную версию советской истории, мощнейшая империя со всеми её спецслужбами и ядерными ракетами истаяла в два года. Помимо убедительного описания позднесоветской действительности, не опирающегося на привычные догмы и схемы, книга Юрчака предлагает  универсальную формулу для описания затянувшегося застоя: точно так же сегодня мы понимаем, что нынешний политический строй в России будет существовать всегда. Пока не кончится.