Ольга Адамова-Слиозберг. Путь
Corpus, 2018

Скромная советская чиновница, жена преподавателя МГУ, Адамова-Слиозберг была арестована в 1936 году и провела в лагерях и на спецпоселении — Соловки, Колыма, Караганда — в общей сложности 15 лет; в промежутках между первым освобождением и вторым арестом она несколько лет нелегально жила в Подмосковье, скрываясь от властей. Записки Слиозберг — одни из первых лагерных мемуаров, ходивших по Москве в 1960-е; Солженицын пользовался ими при работе над «Архипелагом ГУЛАГ». Не претендуя на всеохватность, Адамова-Слиозберг рассказывает о людях, которые встретились на её лагерном пути, о женских судьбах, которые были перемолоты ГУЛАГом. Это взгляд на репрессии и лагеря глазами женщины, вернее, многих женщин, оказавшихся на страницах книги: как они переживают разрыв с привычным бытом, как справляются с утратой родных, как ищут способы выжить, на какие идут компромиссы, какое проявляют самопожертвование. Одно из достоинств книги — её удивительная интонация: спокойная, почти бесстрастная, но полная внимания и сострадания. Воспоминания Слиозберг неоднократно переиздавались с конца 1980-х, но в этом десятилетии получили наиболее достойное — и общедоступное — воплощение в мемуарной серии издательства Corpus.

Дневник токаря Белоусова
Common Place, 2016

Удивительный человеческий документ 1930-х годов, первая книга в издательском проекте сайта «Прожито», который собирает, расшифровывает и публикует русские дневники, письма и прочие личные свидетельства ХХ века. Автор дневника Николай Белоусов — крестьянский сирота, рабфаковец, токарь на заводе «Большевик», а затем красноармеец. Читая его бесхитростный отчёт о казарменной жизни, встречах с девушкой, о прилежном посещении публичных лекций, чтении Боккаччо или встрече папанинцев Участники первой советской дрейфующей экспедиции на Северный полюс под руководством полярного исследователя Ивана Папанина. В 1937–1938 годах созданная папанинцами станция «Северный полюс-1» девять месяцев дрейфовала на льдине в Северном Ледовитом океане и доплыла до восточного побережья Гренландии — оттуда экспедицию эвакуировали на двух ледоколах. За подвиг в деле освоения Арктики всем участникам экспедиции присвоили звание Героев Советского Союза. ⁠ , трудно поверить, что перед нами не персонаж из рассказов Зощенко, а реальный человек: «Приехав домой, мне сильно хотелось есть, но не было ни денег, ни хлеба, пришлось скорее лечь в постель и накормиться радостью, что всё же я в Комсомоле». В этом нет и тени иронии, — собственно говоря, «Дневник токаря Белоусова» заставляет прочитать Зощенко и Платонова другими глазами. Белоусов замечателен своей типичностью, он — человек новой формации, получивший от революции и грамоту: он и пишет, и думает суконным языком советских передовиц и пропагандистских лозунгов, сквозь который проступает очень искренний человек пытливого ума. Событиями его дневник небогат, но представляет собой бесценное свидетельство речи, формирующей сознание.

Александр Введенский. Всё
ОГИ, 2010

Предыдущее собрание Введенского, двухтомник издательства «Гилея», вышло в 1993 году. После этого распоряжавшийся правами на публикации поэта филолог Владимир Глоцер Владимир Иосифович Глоцер (1931–2009) — литературовед. Работал литературным секретарём Корнея Чуковского и Самуила Маршака. Записал и опубликовал воспоминания о Хармсе Алисы Порет и второй жены Хармса Марины Малич, также составил сборник воспоминаний современников писателя «Вот какой Хармс!». Представлял интересы наследников Александра Введенского, требуя за публикацию больших отчислений, из-за чего поэзия Введенского долгое время не издавалась. ⁠ вступил в затяжное противоборство с издателями — в результате тексты важнейшего поэта XX века не перевыпускались 17 лет, что выглядело совершенной дикостью; стихи Введенского не удалось включить даже в антологию обэриутов «Сборище друзей, оставленных судьбою». Только после смерти Глоцера появилось это издание, подготовленное Анной Герасимовой,  — одна из главных поэтических книг, вышедших в 2010-е. Стихи расположены здесь в хронологическом порядке — за исключением совсем уж юношеских опытов и детских стихов, которые Введенский писал исключительно ради заработка; футуристическая заумь постепенно сменяется тончайшей работой с алогизмом, в которой всё явственнее прослеживается магистральная, тройственная тема Введенского: Время, Смерть, Бог. В книгу включены также записанные Леонидом Липавским разговоры обэриутов — захватывающее свидетельство их времяпрепровождения и образа мыслей; есть здесь и следственные материалы по делу Введенского, и воспоминания его друзей и родных. Насколько нам известно, сейчас готовится новое издание книги «Всё», расширенное и исправленное.

Анри Волохонский. Собрание сочинений
Новое литературное обозрение, 2012

В этом трёхтомнике собрано практически всё сделанное Анри Волохонским — поэтом, переводчиком, прозаиком и мистиком (так его не раз называли, и такое он действительно производил впечатление). Поэзия и проза Волохонского мало оценены и трудны для анализа: в них разворачивается непривычное для русской литературы пространство, играют небеса и ветры, средневековые аллегории и восточные мотивы; может быть, лучше всего сопоставить Волохонского с Хлебниковым. «Омерзительное имперское совершенство / Представляет собой сущую язву / Поэзии — как прежней, так и новейшей»; из текстов Волохонского это совершенство вытравлено, и в первую очередь это чувствуется в подходе к материалу: он запросто чередует сложные формы с примитивистскими стихами. Во второй том собрания вошла проза (в том числе «Роман-покойничек», эссе и совсем короткие заметки), в третий — переводы. Состав этого последнего тома хорошо иллюстрирует кругозор Волохонского: здесь есть Катулл, французский трувер Труверы — поэты и музыканты во Франции XII–XIII веков, исполнявшие песни на старофранцузском языке. ⁠ Ришар де Фурниваль, отрывки из каббалистического «Зогара» Один из ключевых текстов каббалистического учения, аллегорический комментарий к Пятикнижию Моисея. Каббалисты считают, что его написал иудейский раввин и основоположник каббалы Шимон бен-Иохаи около 150 года, однако известность «Зогар» получил лишь в XII веке. «Зогар» представляет собой беседу трёх учёных: Хизкии, Шимона и его сына Элиэзера, которые обсуждают Тору. ⁠ и попытка подступиться к Граалю переводчиков — джойсовским «Поминкам по Финнегану» (в версии Волохонского — «Уэйку Финнеганову»): 

«Ум! От еженедельника до бездельника и от мошенника до ошейника всё-то он мирно расстилается. И в течение пути изгиба от фьорда до фьельда дуновения попутного ветра ведут по нему, обобоируя через рифы (хоахоахоах!), плауплывания в догую лифейную ночь, блудобледную ночь, колокольную ночь, чтоб её хитрые флейтующие трохеи (О карина! О карина!) заставили его проснуться».

Кстати, в 2016 году «НЛО» дополнило это собрание томом совместных произведений Волохонского и Алексея Хвостенко. Как и основной трёхтомник, его подготовил филолог Илья Кукуй.

Геннадий Гор. Капля крови в снегу. Стихотворения 1942–1944 годов
Гилея, 2012

В 2006 году немецкий славист Петер Урбан подготовил к печати доселе неизвестные стихи Геннадия Гора — советского фантаста, о котором современники отзывались как о робком и тихом человеке. Невозможно было представить («Да, но не Гор же!» — с изумлением писал Олег Юрьев Олег Александрович Юрьев (1959–2018) — русский писатель, поэт и переводчик. В 1983 году стал одним из основателей ленинградской поэтической группы «Камера хранения», куда кроме него входили Ольга Мартынова, Дмитрий Закс и Валерий Шубинский. Курировал одноимённый интернет-проект, посвящённый современной русской поэзии. Печатался в журналах «Континент», «Сумерки», «Вестник новой литературы», «Волга», «Театр», «Новое литературное обозрение» и других изданиях. ⁠ ), что всё это время в его столе хранились стихи, переворачивающие историю блокадной литературы; стихи, явственно наследующие обэриутам и приводящие обэриутскую поэтику в соответствие с обступившим ленинградцев ужасом. «Сердце не бьётся в домах, / В корзине ребёнок застывший», или:

Кошачье жаркое. И гости сидят
За тем же столом.
На хлеб я гляжу, кости считаю
И жду, когда гости уйдут.
Но вот входит тесть (смерть, сон).
Гостей на салазках везут.
Меня на салазки кладут и везут…

Обитатели блокадного Ленинграда у Гора проваливаются из жизни в смерть, из реальности в галлюцинацию. Но и когда речь не идёт о блокаде, смерть, болезнь и увечье обживают поэтический язык Гора, не давая забыть о реальности, обступавшей самого поэта. Вслед за Введенским, Хармсом и Заболоцким Гор включает человека в систему природных взаимоотношений, в обмен сообщениями между камнями, ручьями и деревьями — но в историческом контексте эти стихи оказываются более «реальными», чем за десять лет до того. Понятно, что ни о какой прижизненной публикации этих стихов не могло быть и речи. Составленное Андреем Муждабой издание «Гилеи» последовало за опубликованной Урбаном книгой «Блокада», и этот серый гилейский том — наиболее полное собрание стихов Гора.

Павел Зальцман. Щенки. Проза 1930–50-х годов
Водолей, 2012

Зальцман — ленинградский художник из круга Филонова, эвакуированный после начала блокады в Алма-Ату и оставшийся работать на местной киностудии. Его тексты были опубликованы силами наследников через много лет после его смерти: в течение 2010-х последовательно вышли в свет стихотворения, дневники, малая проза, незавершённое сочинение «Средняя Азия в Средние века», но главное — роман «Щенки», который Зальцман начал писать ещё в Ленинграде в 1930-е. Это сюрреалистическая сага о Гражданской войне, увиденной глазами двух щенков. Под растерянным животным взглядом большая история распадается на череду хаотических бессвязных событий, скреплённых лишь общим ощущением голода, страха, бегства — и переданных алогичным, словно разбивающимся на осколки и с трудом собирающимся заново языком (через Алису Порет Зальцман был знаком с обэриутами, и их подход к слову отразился в «Щенках»). Роман подготовил к печати Илья Кукуй. 

Пётр Луцык, Алексей Саморядов. Дикое поле
Гонзо, 2011

Однотомное собрание сочинений самых востребованных кинодраматургов 1990-х, авторов сценариев множества фильмов, так и не сумевших выразить дух их прозы, и одной полностью авторской картины «Окраина», которую Пётр Луцык поставил уже после трагической гибели своего соавтора. Герои Луцыка — Саморядова существуют не в лихих 90-х (хотя в этих текстах встречаются приметы времени — компьютеры или коммерческие ларьки), но в пространстве какой-то вневременной русской лихости, это те самые лихие люди, что ходят по ледяной российской пустыне, живя в постоянном присутствии первозданных стихий — водки, крови, снега, Бога, смерти. У большинства этих текстов вполне прикладное происхождение (собственно, по ним должны были снимать кино), но они то и дело забывают о потребностях киноиндустрии и выходят на былинно-сказовый простор, напоминая мотивами, образами и самим сложением языка о Платонове, Хлебникове и Башлачёве. Сборник в течение десятилетия будет вновь выпущен на родине Саморядова, в Оренбургском книжном издательстве, но в масштабах страны Луцык и Саморядов так и останутся не прочитаны.

Надежда Мандельштам. Собрание сочинений
Гонзо, 2014

Разумеется, произведения Надежды Мандельштам переиздавались много раз, но это собрание, подготовленное Павлом Нерлером и Юрием Фрейдиным Юрий Львович Фрейдин (род. 1942) — литературовед и врач-психиатр. Друг и душеприказчик Надежды Мандельштам — после своей смерти она завещала ему хранить и распоряжаться архивом Мандельштамов. ⁠ , — самое полное. В него вошли как опубликованные ранее мемуары — «Воспоминания», «Об Ахматовой» и «Вторая книга», — так и архивные записи; двухтомник подробно прокомментирован — недоумение вызывает разве что отсутствие именного указателя, который бы очень пригодился в этих книгах, насыщенных персоналиями. Воспоминания Надежды Мандельштам, несмотря на всю их много раз отмеченную предвзятость, остаются источником первостепенной важности: из них мы узнаём не только о жизни и стихах, отчаянных поступках и любовных переживаниях Осипа Мандельштама, но и об атмосфере эпохи, о том, как чувство свободы сменилось страхом и унижением; кроме прочего, книги Надежды Мандельштам — хроника того, как «инженеры человеческих душ» растлевали собственные души.

Анатолий Марченко. Мы здесь живём 
Новое издательство, 2018

Трёхтомник автобиографической прозы и публицистики Анатолия Марченко, одной из важнейших фигур советского диссидентского движения. Анатолий Марченко (1938–1986), буровой мастер из города Барабинска, в юности уехал по комсомольской путёвке на строительство Новосибирской ГЭС, был несправедливо арестован и посажен по уголовному делу, бежал из лагеря, скрывался, был задержан при попытке перейти советско-иранскую границу, получил ещё шесть лет по статье за измену Родине, в политическом лагере познакомился с писателем Юлием Даниэлем. С этого началась его диссидентская и правозащитная одиссея, состоявшая из непрерывных обысков, арестов, ссылок и отсидок, перемежавшихся короткими периодами на воле, заполненными литературной и публицистической работой. Повесть Марченко «Мои показания», распространившаяся в самиздате в конце 1967 года и получившая большую известность за рубежом, стала первым литературным свидетельством о послесталинских политических лагерях. Его гибель в 1987 году в Чистопольской тюрьме от бессрочной голодовки с требованием освободить всех политзаключённых СССР, как считается, подтолкнула Горбачёва санкционировать процесс их освобождения: он начался всего месяцем позже. В исчерпывающий трёхтомник помимо «Моих показаний» и публицистики, выходившей в самиздате, вошло немало текстов, изданных впервые: сын писателя, Павел Марченко, подготовил публикацию по рукописям, возвращённым семье Марченко из архивов ФСБ.

Всеволод Петров. Турдейская Манон Леско. История одной любви
Издательство Ивана Лимбаха, 2016

Всеволод Петров (1912–1978), искусствовед и литератор, ученик и друг Николая Пунина Николай Николаевич Пунин (1888–1953) — критик, искусствовед. Больше двадцати лет проработал в Русском музее, создал в нём отдел новейших течений, руководил отделом ИЗО Наркомпроса. С 1923 по 1939 год Пунин жил в гражданском браке с Анной Ахматовой. Был арестован в 1921 году по делу Петроградской боевой организации вместе с Николаем Гумилёвым и в 1935 году вместе с Львом Гумилёвым за участие в контрреволюционной террористической группе. В 1949 году Пунин был уволен из Ленинградского университета, а затем осуждён на 10 лет лагерей, одним из пунктов обвинения было «преклонение перед буржуазным искусством Запада». Умер в лагерной больнице. ⁠ , Анны Ахматовой, Даниила Хармса, Михаила Кузмина (которому посвящена его повесть), вошёл в русскую литературу поразительно поздно — его повесть «Турдейская Манон Леско» была напечатана в журнале «Новый мир» только в 2006 году, а отдельной книгой издана в 2016-м, но сразу вошла в русский литературный канон, как будто была там всегда. Во многом автобиографический герой «Турдейской Манон Леско» — утончённый, образованный, интеллигентный офицер, который по пути на фронт читает в военно-санитарном поезде «Страдания юного Вертера» и находит в простой медсестре свою «Манон Леско» — идеал галантного века, «женщину, созданную для любви». Любви, впрочем, не суждено сбыться по законам литературы, которые оказываются даже беспощаднее закономерностей войны. Эта фронтовая повесть 1946 года — вызов всей героической советской военной литературе: войну как таковую писатель практически игнорирует с великолепным равнодушием, как и политику. Он пишет о другом — о конфликте цивилизаций, о том, как высокая культура, которой он наследует как последний осколок Серебряного века, побеждает психологическую, идеологическую и культурную советскую реальность «неизвестным науке способом» (как сказал бы его друг Хармс). В этом же издании — воспоминания Петрова и о Хармсе, и о прочих вышеупомянутых.

Дмитрий Александрович Пригов. Собрание сочинений в 5 томах
Новое литературное обозрение, 2013–2019

Монументальный проект «Нового литературного обозрения», заведомо неполный: Пригов написал столько, что его произведения не вместились и в эти пять тысячестраничных томов. Несколько тысяч стихотворений Пригова, которого близкие к «НЛО» филологи последовательно выдвигают на роль «неканонического классика», описавшего ад, чистилище и рай советской жизни, в этом собрании центрируются вокруг крупных прозаических текстов: романов «Ренат и Дракон», «Катя Китайская», «Живите в Москве» и травелога «Только моя Япония». Знающие Пригова по верхам найдут тут общеизвестных Милицанера с Рейганом, знатоки будут рады полной коллекции «Обращений к гражданам» (за расклеивание которых Пригову на излёте СССР пришлось посидеть в психбольнице), ну а в последний том вошли программные статьи Пригова о поэзии и искусстве, показывающие, что он был прекрасным теоретиком, мало напоминающим простодушного обывателя — героя собственных стихов.

Ян Сатуновский. Стихи и проза к стихам
Виртуальная галерея, 2012

2000-е и 2010-е — время окончательной канонизации поэтов лианозовской школы Неофициальное творческое объединение художников и поэтов, существовавшее с конца 1950-х до середины 1970-х годов. Его участники собирались в квартире барачного дома в посёлке Севводстрой неподалёку от подмосковной железнодорожной станции Лианозово. Для стихов лианозовцев характерно использование подчёркнуто «непоэтического» языка, который можно было услышать на улице, на заводах и в бараках — в противовес наполненной пафосом официальной советской поэзии. Представители лианозовской школы — Генрих Сапгир, Ян Сатуновский, Всеволод Некрасов и другие. ⁠ , и стихи Яна Сатуновского, начинавшего ещё в 1930-е («Вчера, опаздывая на работу, / я встретил женщину, ползавшую по льду, / и поднял её, а потом подумал: — Ду- / рак, а вдруг она враг народа?»), наконец дожидаются той «посмертной славы», которую он себе не без иронии предсказывал. 

Я не член ни чего,
и ни, даже, Литфонда.
Мне ни мягко, ни твёрдо,
и ни холодно, ни тепло. 

Доминирующий мотив стихов Сатуновского — наблюдение: жизнь проходит мимо, события внешние по большей части уродливы, события внутренней жизни иногда радостны, чаще трагичны, часто и то и другое вместе (рождение внука означает собственную старость: «Внук, поддай мне раза. / Внук, закрой мне глаза»). Поэт провожает их формулами, острота которых внятна немногим; революция лианозовцев, отбросивших идеологически ангажированную поэтическую красивость, была тихой — а последствия её ощущаются до сих пор. В эту книгу вошло больше 1300 стихотворений (они у Сатуновского очень короткие) и несколько прозаических текстов; составил её поэт Иван Ахметьев, который неустанно занимается воскрешением недооценённых авторов XX века: при его же участии сделаны большие книги, например, Георгия Оболдуева Георгий Николаевич Оболдуев (1898–1954) — поэт, прозаик и переводчик. В 1929 году вместе с Иваном Пулькиным, Иваном Аксёновым и другими поэтами создал дружеское творческое объединение «Союз приблизительно равных». При жизни Георгия Оболдуева было опубликовано лишь одно его стихотворение — в 1929 году в журнале «Новый мир». В 1934 году Оболдуев был осуждён по обвинению в антисоветской пропаганде и на три года выслан в Карелию. После ссылки был ограничен в правах и жил за 101-м километром. В 1943 году Оболдуева мобилизовали, он воевал во фронтовой разведке. После войны жил в Москве и в Голицыне. ⁠ , Ивана Пулькина Иван Иванович Пулькин (1903–1941) — поэт. Участвовал в Гражданской войне на стороне Красной армии, в 1920-х годах работал в газетах «Молодой ленинец» и «Московский комсомолец». С 1928 года публиковался в литературных журналах, был одним из основателей творческого объединения «Союз приблизительно равных» — вместе с Георгием Оболдуевым, Иваном Аксёновым и другими поэтами. В 1934 году был осуждён особым совещанием НКВД и отправлен в ссылку на три года. Затем вернулся в Москву. Пропал без вести на фронте в 1941 году. Первая книга Ивана Пулькина «Лирика и эпос» вышла в 2018 году. ⁠ и Сергея Чудакова Сергей Иванович Чудаков (1937–1997) — поэт и журналист. В 1950-х учился на факультете журналистики МГУ, но был оттуда отчислен. В 1950-х и 1960-х как журналист публиковался в «Московском комсомольце», журналах «Театр» и «Знамя». Почти не предпринимал попыток публиковаться как поэт ни в СССР, ни на Западе, но был популярен среди неофициальных поэтов Москвы и Ленинграда. Его в том числе любил Иосиф Бродский, посвятивший ему стихотворение «На смерть друга» (до Бродского дошли ложные известия о смерти Чудакова). В официальной печати стихи Чудакова появились в 1978 году, а первая книга «Колёр локаль» была опубликована лишь через десять лет после его смерти. Фигурант множества эксцентричных слухов: считается, что Чудаков промышлял сутенёрством, снимал эротические фильмы и неоднократно лежал в психиатрической клинике. ⁠ .

Адриан Топоров. Крестьяне о писателях
Common Place, 2016

Одно из двух постсоветских переизданий знаменитой книги учителя Адриана Топорова, который в 1920 году организовал на Алтае коммуну «Майское утро» и каждый день читал крестьянам, большинство из которых поначалу были неграмотными, произведения русской и мировой литературы, как классику, так и современных авторов. Книга состоит из реакций слушателей: как правило, они оказываются едкими и взыскательными литературными критиками, и полезно прочитать эту книгу, чтобы понять, например, насколько неочевидна «близость к народу» Сергея Есенина — его «Сорокоуст» топоровские коммунары встречают с возмущением. Достаётся от крестьян и другим модернистам: Блоку, Бабелю, Пастернаку («Крестьяне платят налог вот за такую дрянь. На что и кому эти стихи?»), Олеше, Зощенко («Не лежит к душе этот смех»). Зато классика (Пушкин) и нарождающийся соцреализм ( Зазубрин Владимир Яковлевич Зазубрин (настоящая фамилия — Зубцов; 1895–1937) — писатель, редактор, сценарист. В 21 год был арестован за революционную пропаганду. После революции служил в Оренбургском военном училище, перенаправлен красными в Иркутск. В 1919 году Зазубрин служил в армии Колчака, затем перешёл к красным. После Гражданской войны работал в журнале «Сибирские огни». В 1928 году был исключён из ВКП(б) за участие во внутрипартийной оппозиции, затем работал в московском Гослитиздате и журнале «Колхозник». В 1937 году расстрелян. Зазубрин — автор романа о Гражданской войне «Два мира» (и основанного на романе сценария для фильма «Красный газ»), романа о коллективизации на Алтае «Горы» и повести о чекистах «Щепка». ⁠ , Неверов Александр Сергеевич Неверов (1886–1923) — писатель и драматург. Работал сельским учителем и фельдшером в Самаре, во время революции сблизился с эсерами, но в 1919-м перешёл на сторону большевиков. Был одним из основателей местного народного театра, писал для него пьесы. Во время голода 1921–1922 годов вместе с другими голодающими бежал в Ташкент, а затем перебрался в Москву, где присоединился к объединению пролетарских писателей «Кузница». Самое известное произведение — повесть «Ташкент — город хлебный» о голоде в Поволжье. До середины 1930-х она входила в списки обязательного школьного чтения. ⁠ ) вызывают у них горячее сочувствие. Судьба Топорова и его книги была трудной: продолжение его записей погибло во время войны, сам он был репрессирован и несколько лет провёл в лагерях. Его книга, впервые вышедшая в 1930 году и высоко оценённая многими советскими писателями, была переиздана только в 1963-м — после полёта в космос Германа Титова, чьи родители были коммунарами Топорова и назвали сына Германом в честь пушкинского героя.

Павел Улитин. «Четыре кварка» и другие тексты
Новое литературное обозрение, 2018

Павел Улитин (1918–1986), автор неподцензурный и необыкновенно важный для своего поколения, почти не издавался при жизни. Этот сборник восстанавливает большой и важный пробел в истории русской андеграундной литературы, в которой тексты Улитина — эксперимент, начавшийся ещё в 1950-е годы, — не имеют аналогов. В своём поиске новой прозаической формы Улитин в эпоху, скомпрометировавшую язык пропагандой, искал слова, «которые не имеют прибавочной стоимости». При жизни писателя тексты его публиковались только дважды, причём за границей. Российские публикации стали появляться в периодике только в 1990-е годы, а в нулевые вышло три книжки — «Разговор о рыбе», «Макаров чешет затылок» и «Путешествие без Надежды». «Четыре кварка» — первое достаточно полное и правильное издание, к тому же сохраняющее графические свойства рукописи, что для Улитина важно: он искал новую прозаическую форму, новый способ письма и записи, — в частности, собственноручно изготавливал книги, которые следовало одновременно читать и рассматривать, как произведение графического искусства. Расположение текста на странице, коллажи, комментарии на полях и рукописные вставки разными почерками и чернилами разного цвета составляли в этих книгах-объектах важную часть читательского опыта. В это издание, как пишет составитель и автор предисловия Михаил Айзенберг, включены тексты, которые получилось адекватно передать на печати. Тексты подготовил к печати и прокомментировал Иван Ахметьев, в приложении — литературоведческие и мемуарные статьи Игоря Гулина, Зиновия Зиника, Ильи Кукулина и Дарьи Барышниковой.

Формальный метод. Антология русского модернизма
Кабинетный учёный, 2016

Русские формалисты не обделены переизданиями (в 2010-е выходили сборники работ Эйхенбаума и Тынянова, «НЛО» начало выпуск полного собрания сочинений Шкловского), но эта подготовленная Сергеем Ушакиным трёхтомная антология содержит самые известные, программные их тексты, то, что по-английски называется essential. Формальный метод здесь понимается широко: кроме литературоведения есть и теория кино Эйзенштейна и Вертова, и тексты Малевича и Лисицкого; вместе получается обзор самой глубокой революции в эстетике XX века. В антологию, разумеется, включены научные статьи и комментарии.