Война и мор

Илья Виницкий

В тяжёлое время, когда реальной беде сопутствует моральная паника, всегда найдётся подходящий пример из русской классики — и порой оказывается, что произведение это самое знаменитое, а пример, напротив, малоизвестен и не до конца прояснён. Филолог Илья Виницкий рассказывает, как в «Войне и мире» возникает мотив гриппа, о какой эпидемии идёт речь и в самом ли деле здоровью толстовской героини что-то угрожало.

Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Грипп.

Цитата по памяти

 

Л. Н. (раздеваясь и ложась спать): Я жив, а Кросби умер. — После паузы: — Какая новая болезнь, инфлюэнца, появилась.
Я: Она давно, название новое. Вы в «Войне и мире» упоминаете грипп.
Л. Н.: Но инфлюэнца с компликациями. — После новой паузы: — Я выздоравливаю. 

Душан Маковицкий. Дневник 1907 года

 

Какое знаменитое литературное произведение начинается с упоминания о гриппе? Совершенно верно — «Война и мир» Толстого. Открывающую русскую эпопею французскую тираду о Бонапартé-Антихристе произносит, встречая важного и чиновного князя Василия в июле 1805 года, известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближённая императрицы Марии Феодоровны. «Анна Павловна, — сообщает повествователь, — кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими)». Все приглашённые на её маленький вечер отборные гости получили записочки с одинаковым текстом: «Si vous n'avez rien de mieux à faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer» 1 «Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер» (пер. Толстого; IX, c. 4).. Навестить бедную больную приехал весь высший свет, не боясь последствий её напускного кашля.

Исследовательница Толстого Эвелина Зайденшнур давно заметила, что мотив «модного» кашля писатель позаимствовал из иронической заметки «Парижские моды», напечатанной в «Вестнике Европы» Журнал, выходивший в Москве с 1802 по 1830 год. В разные годы редакторами были Николай Карамзин, Михаил Каченовский, Василий Жуковский. В 1814 году в журнале дебютировал со стихами Пушкин. Не следует путать с журналом, выходившим в 1866 по 1918 год в Петербурге. 1804 года (журнал за этот год сохранился в яснополянской библиотеке писателя):

Запрещается впредь всякому щёголю и щеголихе жаловаться на нервные болезни, вапер и мигрень: в хороших обществах жалоба на сии болезни вышла уже из употребления, а только позволено кашлять. Насморк также в моде, но только недостаёт прекрасной женщины, которая захотела бы назвать оный своим именем, поелику всем наскучили уже слова: коклюш, грипп и проч.

Салон Анны Павловны Шерер. Иллюстрация Андрея Николаева к роману Льва Толстого «Война и мир». 1969–1970 годы

По мнению Зайденшнур, «эту-то парижскую моду Толстой позволил себе перенести в Россию в лето 1805 года» 2  Зайденшнур Э. Е. «Война и мир» Л. Н. Толстого: создание великой книги. М.: Книга, 1966. С. 331.. (В свою очередь, высказывалась точка зрения, что Толстой сознательно использовал здесь исторически недостоверную деталь: «Грипп, которым якобы больна Анна Шерер, можно подхватить, разумеется, в любое время, но июль для этого наименее вероятен» 3 Цимбаева Е. Исторический контекст в художественном образе (Дворянское общество в романе «Война и мир») // Вопросы литературы. 2004. № 5. С. 175..) Другой комментатор замечает, что историко-бытовым контекстом «гриппа» Анны Шерер является эпидемия болезни, охватившая Европу в 1799–1805 годах 4 Кандиев Б. И. Роман-эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир»: комментарий. М., 1967. С. 68. Колесов В. В. Язык города. М.: Высшая школа, 1991. С. 47.. Это замечание нуждается в уточнении. Начавшаяся в России на рубеже XVIII–XIX веков эпидемия перенеслась в 1802 году в Германию и зимой 1802/03 года достигла своего пика во Франции, откуда вскоре перешла в Англию. Другие страны, от Китая до Северо-Американских Соединённых Штатов, также были охвачены ею.

Надо сказать, что в XVIII — начале XIX века у этой болезни было много разных имён в разных странах и даже разных провинциях: инфлюэнца (итальянское слово, известное со времени эпидемий 1729 и 1732 годов), эпидемический катар, катаральная горячка, миасмический катар, желчный катар, весенняя эпидемия, эпидемическая горячка. В Италии эта болезнь звалась mazuchi, в Испании — cocculucas, во Франции сocculuchе или сoquiluchi (так как для борьбы с мигренями «покрывали голову капюшоном»), в Германии — Ziep, Schafhusten, Schafkanheit, spanisher Pips. Её также называли северной, китайской, сибирской горячкой, собачьей болезнью, нищенской болезнью и бродяжнической болезнью. Но самым известным из имён этой болезни стало употреблявшееся ещё с 1740-х годов слово la grippe, связываемое этимологами XIX века то с французским, то с немецким глаголом «хватать», то с русским «хрипеть» (в Германии этот вид инфлюэнцы иногда называли русской болезнью — russische Krankheit, русской инфлюэнцей эту болезнь звали и в Америке в XIX веке), то с французским названием насекомого (la grippe), которому суеверные люди приписывали распространение заболевания 5 Мартыни Э. О инфлюенце, или Гриппе, заразительно-повальной болезни. Относительно ея истории, происхождения, распространения, существа, течения и лечения. СПб., 1837. С. 11–12. Современную реконструкцию этимологии слова см. в: Этимологический словарь русского языка / Под ред. Н. М. Шанского. М.: Изд-во Московского университета, 1972. Т. 1. С. 173. Согласно «Trésor de la langue française», слово «grippe» сперва означало каприз, причуду, придурь и только с середины XVIII века начало обозначать болезнь. Благодарю Веру Мильчину за это ценное указание.. В 1768 году Вольтер писал из Ферне, что странствующий по миру грипп (grippe) схватил и его старое тело. Современные историки русского литературного языка подтверждают, что это слово действительно казалось новым в России в начале XIX века (первое употребление отмечено в юношеском дневнике Александра Востокова Александр Христофорович Востоков (1781–1864) — филолог, лингвист, поэт, переводчик. Член Академии наук, один из крупнейших русских учёных XIX века. Автор фундаментальных исследований по славянским языкам, в том числе церковнославянскому, пионерских работ по теории русского стиха. Первый публикатор Остромирова Евангелия. Служил хранителем манускриптов в Императорской Публичной библиотеке, библиотекарем Румянцевского музея. за 1799 год 6 Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т. 1: А — пантомима. М.: Русский язык, 1994. С. 218. Осенью и в начале зимы 1799 года эпидемия гриппа свирепствовала в Москве, Петербурге, Кронштадте и Выборге. Потом перекинулась на Ригу, Вильно и Варшаву (Васильев К. Г., Сигал А. Е. История эпидемий в России: Материалы и очерки. М.: Гос. изд-во медицинской литературы, 1960. С. 327).). Заметим, что на французские истоки этого слова указывает его долго бытовавшее использование в женском роде (например: «гриппа доканала его» 7 Кн. П. А. Вяземский — А. И. Тургеневу. 6 февраля 1833 года // Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3. СПб., 1899. С. 218.).

В марте 1803 года журнал Карамзина «Вестник Европы» сообщал читателям об этом жестоком поветрии, практически парализовавшем жизнь французской столицы на три месяца 8 Вестник Европы. 1803. Часть VIII. № 5. С. 79.:

Славный астроном Лаланд был при смерти, но теперь оправляется. Осьмидесятилетняя актриса Дюмениль умерла. Болезнь, которая ныне свирепствует в Париже (la grippe), всего опаснее для стариков и очень молодых людей. Парижские медики приписывают её частым и резким атмосферическим переменам нынешней зимы. Они должны были издать описание сей болезни с разными наблюдениями, чтобы успокоить публику, которая считала её некоторым родом чумы.


Бонапартe, переехав из Сен-Клу в Тюльери, видится только с родными и с членами правительства. Парады ныне отменяются за стужею, которая, будучи всякой день между 10 и 15 градусами, несносна для французов. Сена замерзла и — какая-то тишина царствует в городе. Театры пусты, но кофейные домы наполнены людьми, которые греются там перед каминами.

В числе заболевших была жена первого консула Жозефина. От болезни умерли несколько знаменитостей, в частности известный писатель и критик-классицист Жан-Франсуа де Лагарп. Газеты и журналы постоянно писали о разрушительной силе этой эпидемии (в январе и феврале умерло больше 4000 человек; в самый тяжёлый день эпидемии, 6 февраля 1803 года, по официальной статистике, скончалось 202 человека). Работы в городе остановились. Особенно пострадала торговля, прежде всего парижские булочники. В свет вышло несколько медицинских (о способах лечения) и религиозных брошюр, посвященных la grippe (стали думать о тщете земной жизни и Боге) 9 Lentz T. La grippe à Paris pendant l’hiver 1802–1803 // Revue du Souvenir napoléonien, décembre 2002 — janvier 2003. P. 18–24. Patterson K. D. Pandemic Influenza, 1700–1900: A Study in Historical Epidemiology. Totowa, N. J.: Rowan & Littlefield, 1986. P. 31.. Немецкий композитор Иоганн Фридрих Рейхардт в своих известных «Письмах из Парижа» 1803 года заключал описание парижского бедствия следующей шутливо-моралистической «песней», написанной в честь гриппа (жанр, знакомый русскому читателю по пушкинскому «гимну Чуме») 10 Reichardt J. F. Vertraute Briefe aus Paris geschrieben in den Jahren 1802 und 1803. Zweiter Theil. Hamburg, 1805. S. 324–326. Стихотворение было впервые опубликовано в Journal de Paris 17 февраля 1803 года (№ 137. P. 873).:

Песня о гриппе
На мотив «Хотите, дамы, испытать?..» 11 Il règne, dit-on, dans Paris, / Une étonnante maladie; / La grippe est son nom, mes amis. / Chacun doit craindre sa furie, / Car j'ai vu gripper un époux, / Tyran de sa femme jolie. / Si la grippe en veut aux jaloux… / Ah que n'est ce une épidémie! // Lucile voit le jeune Armand / Lui jurer l’amour le plus tendre; / Hélas, son cœur fut inconstant / Et la grippe vint la surprendre. / Amis, tremblons pour la beauté; / Car si l’affreuse maladie / Attaquait l'infidélité… / Ah! grand Dieu, quelle épidémie! Стихи приводятся в переводе Л. Оборина и И. Виницкого.

Царит в Париже в эти дни
Новейшая хвороба,
Ей имя грипп, друзья мои,
Её ужасна злоба.
Один ревнивец учинял
Супруге ад кромешный.
И если грипп такого взял —
На пользу мор, конечно!

Люсиль шептала: «Мой Арман!
Люблю тебя до гроба!»
Она затеяла обман,
Но — хвать её хвороба!
Изменницы прекрасной взор 
Ещё вчера был ясен…
Друзья, тревога! этот мор
Поистине ужасен!

Как указано в подзаголовке, эта песня должна была исполняться на мелодию «Femmes, voulez-vous éprouver?» («Хотите, дамы, испытать...»), то есть хорошо известных в Париже куплетов из одноактной оперы Жана Пьера Солье «Le Secret» (1796) 12 В этих куплетах «женщинам предлагается проверить свою чувствительность, придя поутру в тенистую рощу: если природа тронет их сердце, значит, они ещё способны нравиться, а если нет — то увы, надеяться не на что» (Мильчина В. Сцены частной и общественной жизни животных. Этюды современных нравов. М.: НЛО, 2015. С. 377).. В эпоху Директории и консульства эту запомнившуюся мелодию использовали авторы многих куртуазных куплетов, в том числе и написанных в честь Бонапарта и его жены 13 Histoire de Bonaparte, Consul de la République Française, depuis sa naissance jusqu'à l'an XI. T. 3. Paris, 1802. P. 179.

Песня «Хотите, дамы, испытать...»: на её мотив написаны слова «Песни о гриппе»

Во французской культуре эпохи консульства Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот во Франции 9 ноября 1799 года и с этого времени до 18 мая 1804 года (своего провозглашения императором) занимал должность консула. В руках Наполеона всё это время сохранялась фактическая власть в стране. Бонапарта la grippe получила ещё одно популярное название, на этот раз связанное с модой, — «муслиновая болезнь»: считалось, что её жертвами стали французские модницы, носившие слишком открытые платья из лёгкого материала. Впрочем, французские дамы и их русские подражательницы всё равно были готовы умереть за свою красоту. В марте 1803 года, когда пик эпидемии в Париже миновал, русский журнал «Московский Меркурий» сообщал, что даже страшная эпидемия не привела к перемене моды 14 Московский Меркурий. 1803. Кн. 3. С. 233.:

Тщетно мы ожидали чего-нибудь нового. Шесть номеров Парижского журнала сообщили нам только картинки. В последнем номере писали и что с некоторого времени парижские балы и обеды походили на домашния собрания родственников: никто не наряжался. Может быть, жестокая стужа и болезнь, называемая la grippe, тому причиною. Приметно однакож, что несмотря на стужу, несмотря на болезнь la grippe, дамская одежда всегда была столько же легка, столько же мила, как в самое лучшее время года! Вероятно по всему, что нынешний костум любезных француженок останется у них ещё долго мучением ревнивых и триумфом красоты.

Три грации на сильном ветру. Гравюра Джеймса Гилрея. 1810 год. Национальная портретная галерея, Лондон

Наконец, парижская la grippe 1803 года получила в напряжённом историко-политическом контексте того времени ещё одну важную коннотацию — иностранной угрозы. Так, в английской политической прессе начало эпидемии гриппа в Лондоне связывалось со слишком тесными контактами в мирный период с инфицированными (не только физически, но и нравственно) французами. Уильям Коббет в своём влиятельном еженедельнике Political Register поместил ироническое стихотворение под названием «The Origin of the prevailing Influenza, called La Grippe» 15 While the Faculty doubt whence La Grippe can arise, / The Doctor, in every thing EQUALLY wise, / From himself the infection can trace — / The symptoms, a heaviness fix’d in the head, / A weakness that rules, whilst all vigour is fled, / And a dread of all changes of peace. Стихи даются в переводе Л. Оборина. («Происхождение распространяемой инфлюэнцы под именем Грипп»), подписанное псевдонимом Grippist:

Разразится ли Грипп? — рассуждал Факультет,
А Доктор, насквозь изучивший предмет,
Сам в себе отыскал его свойства.
Симптомы его, он сказал, таковы:
Слабость тела, и тяжесть внутри головы,
И страх ощутить беспокойство.  

Это стихотворение сопровождалось показательным примечанием:

[la Grippe] — французское название болезни, свирепствующей в Париже, откуда, как полагают некоторые люди, пришла и нынешняя британская инфлюэнца. Хотя мы думаем, что истоки заразы, как здесь заявляется, названы правильно, более чем вероятно, что жестокость симптомов Доктора существенным образом была усугублена его связями с Францией.

Врачи выражают благодарность гриппу. Карикатура Сэмюэла Уильяма Фореса. 1803 год

Wellcome Collection

Возможно, что ассоциация la grippe с французскими нравами представлена и в известной сатирической «песне» русского консерватора Александра Шишкова «Старое и новое время, или Кашель, не дающий оканчивать слов (Перевод с французского)», напечатанной в октябрьской книжке «Друга просвещения» Журнал, выходивший в Москве в 1804–1806 годах. Издателем был граф Григорий Салтыков, в журнале сотрудничали Дмитрий Хвостов, Павел Голенищев-Кутузов. за 1804 год 16 Друг просвещения. 1804. Ч. 4. № 12. С. 226–239. (первая, более короткая редакция этого стихотворения вышла в 1784 году под заголовком, не включавшим упоминания о кашле; Шишков исключил кашель из названия последней прижизненной публикации этого стихотворения в собрании его сочинений 1831 года). Сама эта «песня», как недавно было установлено Виталием Симанковым, восходит к французскому водевилю «Танец стариков» Шарль-Франсуа Панара Шарль-Франсуа Панар (1689–1765) — французский поэт, драматург, автор песен. Был весьма плодовит, его называли богом водевиля., но в идеологическом контексте 1804 года указание на кашель вполне могло восприниматься читателями как язвительный намёк на недавнее французское поветрие и позволительный в хорошем российском обществе кашель 17 Как заметил в своей классической работе об этом стихотворении Марк Альтшуллер, каждая строфа сатиры «заканчивается саркастической имитацией кашля, намекающей на дальнейшее печальное или фривольное развитие событий». Альтшуллер М. Г.  Неопубликованное продолжение стихотворения А. С. Шишкова «Старое и новое время» // Study Group on Eighteenth-Century Russia. Newsletter. Nov. 2005. № 33. P. 31.:

Бывало, в прежни годы
Лишённые свободы
Любовничьи сердца
От брачного венца
До самой двери гроба
Любовью тлели оба;
А ныне уж не так:
Где впутается брак,
Там всё пойдёт неладно,
Всё скучно и досадно;
Любовь начнёт дремать,
Топорщиться, зевать,
Потупит в землю взоры,
Распустит крылья хворы;
Без ней пошла жена —
Каха́, кахи́, каха́!  

Замечательно, что уже весной 1804 года эпидемия la grippe, охватившая Париж в период краткого, но кое-кому показавшегося «вечным» европейского мира и перекинувшаяся в Англию и Испанию, стала восприниматься как предвестие новой напасти, надвигавшейся на всю Европу: в конце зимы — начале весны 1803 года отношения Франции с Англией обострились до предела (знаменитая сцена, устроенная Бонапартом английскому посланнику Уитворту 18 Наполеон говорил Уитворту о своём могуществе и о том, что если Англия осмелится развязать войну, то война эта будет «на истребление». «Итак, вы хотите войны, — заявил он английскому посланнику при следующей встрече. — Вы хотите воевать её 15 лет, и вы меня заставите это сделать... Вы, может быть, убьёте Францию, но запугать её вы не можете... Горе тем, кто не выполняет условий!.. Мальта или война!» // Тарле Е. В. Наполеон. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 141.), и в мае этого года началась война — первая в истории продолжавшихся более десяти лет Наполеоновских войн.

Насколько хорошо Толстой был осведомлён об истории и контексте эпидемии la grippe в Париже? Думаю, что весьма хорошо. Основную информацию о ней он мог почерпнуть из имевшегося в его распоряжении «Вестника Европы» и других русских журналов начала XIX века, а также воспоминаний современников и исторических сочинений о Франции периода консульства. (Интерес к старой эпидемии, возможно, связывался в сознании автора «Войны и мира» с современным всплеском «гнусного гриппа», охватившего Москву и Петербург в 1863 и 1864 годах.) Само новомодное в начале XIX столетия слово la grippe, ассоциировавшееся с Францией накануне новой эпохи, безусловно, воспринималось Толстым как специфический знак того исторического периода. В зачине эпопеи оно связано не только с сатирическим изображением высшего (ложного, превратного) света — но и с открытым (французским) платьем развратной Элен 19 «Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющом и мохом, и блестя белизной плеч, глянцем волос и бриллиантов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне» (IX, c. 14)., «домашним» великосветским приёмом (инерция парижских приватных «карантинных» вечеринок начала 1803 года) и Наполеоном (с его последующим «насморком», решившим якобы исход знаменитой битвы 20 См. несколько прямолинейную интерпретацию этого мотива в книге Владимира Порудоминского «Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины» (СПб.: Алетейя, 2012) — глава «Насморк Наполеона. Ход болезни — ход истории».). На более глубоком смысловом уровне повествования оно связано с грядущей европейской войной и, главное, с мотивом французской нравственной (и языковой) заразы, охватившей мир от Мадрида до Москвы, — подобно реальной эпидемии начала XIX века. Толстой лишь немного передвигает датировку последствий эпидемии, связывая их с событиями 1805 года.

Парижский костюм. Иллюстрация из женского модного журнала. Франкфурт-на-Майне, 1804 год

Как все мы знаем, сам концепт заражения всегда играл в литературной идеологии Толстого важную роль (от незаконченной комедии «Заражённое семейство», над которой он работал в то же время, что и над эпопеей, до поздних «Плодов просвещения» и теории эстетического и морального заражения в трактате об искусстве и поздних статьях и письмах писателя). И всегда медицинский смысл этого концепта «отменялся» у Толстого нравственным. Поэтому можно сказать, что за мнимым гриппом фрейлины российской императрицы, приглашающей высоких гостей французскими записочками одинакового содержания на вечер, где пламенно осуждается Бонапартé-Антихрист, стоит реальная для Толстого моральная болезнь 21 «Эпидемиологическая» деталь в зачине романа Толстого подобна по функции «метеорологической» детали, открывающей другой великий роман этого времени — чреватый пожарами «чрезвычайно жаркий» июль в начале «Преступления и наказания» Достоевского.. La grippe, иначе говоря, уже пришла в российскую столицу в июле 1805 года, и все те, кто появляется на первых страницах романа, уже в той или иной степени ею заражены — не только сама Шерер и семейство Курагиных, но и — в какой-то степени — любимые толстовские герои Пьер и князь Андрей. К счастью, последним удастся спустя многие сотни страниц выработать иммунитет против этой заразной этической болезни.

В своё время Борис Гаспаров Борис Михайлович Гаспаров (род. 1940) — лингвист, филолог, музыковед. Один из самых заметных учёных Московско-тартуской семиотической школы. С 1980 года в эмиграции, преподаёт в Колумбийском университете (Нью-Йорк). Автор работ о Пушкине, Пастернаке, древнерусской литературе. предложил новаторское истолкование начальной сцены «Войны и мира», являющейся, по его словам, иллюстрацией того, как работает смысловая индукция литературных лейтмотивов в художественном тексте. Отталкиваясь от назойливо повторяемого Толстым сравнения разговоров посетителей салона Шерер с жужжанием прядильных веретён, символизирующим «бессмысленность и механическую машинальность разговоров в высшем петербургском обществе», исследователь показывает, что за этой ассоциацией стоит другая, более глубокая и важная для автора тема, переносящая смысл данного образа и вместе с ним и смысл всей сцены «в совершенно новый план»: «скрытое присутствие парок Парки — в древнеримской мифологии три богини судьбы, соответствуют древнегреческим мойрам. Парки прядут пряжу человеческой жизни. в салоне Анны Павловны символизирует собой завязку романа». В самом деле, в этой провиденциальной сцене завязываются «многие узлы событий, определяющих будущую судьбу его героев: уход князя Андрея на войну, беременность его жены, первое столкновение князя Андрея с семейством Курагиных (в лице Ипполита, ухаживающего за его женой), встреча Пьера и Элен, начало карьеры Бориса Друбецкого» 22 Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 329. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века. М.: Наука, 1994. С. 285–287.. К этому перечню ассоциативных «узлов» относится и введённая с помощью того же образа прекрасной Елены жанровая аллюзия на тему великой войны (той — первой — Троянской, с сожжённым в итоге Илионом). В известной степени реализацией этой скрытой «первотемы» является сама толстовская эпопея. 

В этой тщательно смонтированной из исторических, бытовых, литературных и культурных деталей мотивной структуре эпической завязки занимает своё место и «мифический» французский грипп Анны Петровны Шерер — одновременно стилистическая, сатирическая, историческая и нравственная символическая деталь, предвещающая под маской модного светского словечка великую, неслыханную, страшную и замечательную эпоху, в которой придётся жить, действовать, гибнуть, выживать и побеждать появляющимся на первых страницах эпопеи персонажам.

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera