В начале 2000-х главными русскими детскими писателями могли считаться Ульф Старк Ульф Готтфрид Старк (1944–2017) — шведский писатель. Автор книг «Чудаки и зануды», «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?», «Пусть танцуют белые медведи». Дебютировал в 1964 году с книгой для взрослых, но после 1984 года занимался только детской литературой. В 1981 году книга «Петер и красная птица. Петер и поросята» была выпущена на русском в издательстве «Детская литература». Лауреат множества премий, удостоен особого диплома международной премии имени Ганса Христиана Андерсена. ⁠ и Свен Нурдквист Свен Нурдквист (р. 1946) — шведский детский писатель и иллюстратор. Изучал архитектуру. В 1983 году принял участие в конкурсе иллюстрации издательства «Опал» с дебютной книгой — сказкой «Агатон Эман и алфавит». Во всём мире Свен Нурдквист известен как автор серии книг о Петсоне и его котёнке Финдусе. По истории этих героев были сняты мультфильмы, создана компьютерная игра. В 2003 году Нурдквист получил литературную премию Астрид Линдгрен. ⁠ . Именно зарубежные авторы, выходившие в новообразованных детских издательствах, показали, как можно просто и без снисхождения говорить с ребёнком о жизни, смерти и вообще обсуждать какие-то сложные темы. Эффект от встречи с Даниэлем Пеннаком, Марией Парр Мария Парр (р. 1981) — норвежская детская писательница. Окончила отделение норвежской литературы в Университете Бергена. В 2005 году дебютировала с книгой «Вафельное сердце», после которой критики называли писательницу «новой Астрид Линдгрен». В 2010 году приехала в Россию на книжную ярмарку Non/fiction с презентацией книги «Тоня Глиммердал» (2009). Парр пишет книги на новонорвежском языке, на русском выходит в переводах Ольги Дробот. ⁠ или Перниллой Стальфельт Пернилла Стальфельт (р. 1962) — шведская детская писательница и иллюстратор. Работает советником по культуре в Музее современного искусства Стокгольма. В 1999 году книга «Одного поля ягоды» стала учебным пособием по толерантности для начальных школ. В том же году вышла «Книга о смерти», благодаря которой Стальфельт получила репутацию писательницы, умеющей объяснять детям сложные понятия. В продолжение «Книги о смерти» вышла серия детских книг о любви, насилии, страшилках и какашках. ⁠ был, конечно, поразительный — а уже за готового читателя, не теряя времени, взялись и русские авторы. В 2015 году писательница и журналистка Юлия Яковлева заявила на круглом столе на Colta.ru, что у нас нет детской литературы, вызвав небольшую бурю в литературных рядах. Пять лет спустя уже ясно, что литература у нас появилась, и самая разнообразная: множество детских издательств, авторов, литературных журналов (самый интересный на сегодняшний день — «Переплёт», не столько журнал, сколько форум и сообщество единомышленников). 

Впрочем, хотя новая детская литература многим обязана импортному опыту нулевых, на неё по-прежнему гораздо больше влияет литература советская. Так, тема эскапизма и сложных отношений с реальностью унаследована у Владислава Крапивина, который неизменно противопоставлял честный и чистый детский мир не такому идеальному миру взрослому. Голос Крапивина, его уважение к внутреннему миру ребёнка, слышен во всей подростковой прозе. Продолжатели есть и у Юрия Коваля — ту же отстранённую интонацию почти сказового описания и ту же искреннюю доверительность сохраняют Мария Ботева и Станислав Востоков. Ещё одна вечная русская тема детской литературы — это поиски свободы: здесь прежде всего вспоминается весёлый абсурдизм прочитанных только в 1980-х обэриутов, подхваченный журналом «Трамвай». 

Новая детская проза (и отчасти поэзия) во многом выросла из «Трамвая», который начал выходить в 1989 году, ориентировался на западные образцы и позволял себе немало свободы и в иллюстрациях, вёрстке и в историях. Для создателей журнала, Тима Собакина и Олега Кургузова, главным героем стал ребёнок-нонконформист: «Пусть будут перепутанные «должен», «надо», «хорошо», «плохо», «нельзя» и т. п. — настоящая литература перемешивает, переворачивает их, смеётся над ними, чтобы дать возможность самим учиться переживать непосредственный опыт на огромном поле воображения, кстати, умение разучиваться не менее важно, чем умение учиться», — заявляли создатели «Трамвая» в манифесте, опубликованном в журнале «Пионер» в 1990 году, в пику привычному морализаторству советской детской литературы.

Наследники «Трамвая» появились уже в конце 1990-х: это Артур Гиваргизов, Сергей Седов, Михаил Есеновский и многие другие. В конце нулевых в издательстве «Эгмонт» начала выходить серия «Пёстрый квадрат», где рассказы этих авторов были проиллюстрированы рисунками молодых русских художников. От «Пёстрого квадрата» можно отсчитывать новый век русской литературы, а взлёт детского книгоиздания подарил новую известность мэтрам, начинавшим ещё в советские годы (среди них Тим Собакин, Вадим Левин, Михаил Яснов, Сергей Махотин, Марина Бородицкая, Сергей Георгиев, Виктор Лунин, Валерий Воскобойников). 

Тогда же, в нулевые, заговорили о проблемах, раньше не поднимавшихся в детской литературе: психолог Екатерина Мурашова в повести «Класс коррекции» сделала героями детей с физическими и интеллектуальными особенностями развития. Марина Аромштам в повести «Когда отдыхают ангелы» объявила войну старым идеализированным представлениям о том, какими должны быть учителя. Дина Сабитова в повести «Три твоих имени» описала неудачный опыт девочки из детдома в нескольких приёмных семьях. Всё это были книги о несовершенстве — не детского, но взрослого мира.

Отсюда и популярность нон-фикшена для детей: с детьми охотно занимаются, их «прокачивают» для взрослой жизни, им объясняют устройство мира — не только физическое, но и политическое (см., например, книгу Алексея Олейникова о мигрантах «Скажи мне «Здравствуй!») и социальное (подростковая проза от Юлии Кузнецовой до Дарьи Вильке). Не менее заметны красочные книги Александры Литвиной и Анны Десницкой («История старой квартиры», «Транссиб») или энциклопедии, подготовленные большой группой редакторов «Лабиринта».

Ещё в 2008 году было бы сложно назвать десяток хороших современных писателей. В 2020-м ограничиться даже двадцатью означает несправедливо сузить пространство, которое примечательно именно своим разнообразием. Этот список субъективен, как и любой другой. Но нам кажется важным не выстроить новую литературную иерархию, а признать важность и исключительность некоторых современных авторов. 

Артур Гиваргизов — наследник русской абсурдистской традиции. Его предшественники — не только Хармс, но и Олег Григорьев и авторы «Трамвая» во главе с Тимом Собакиным, переложившие обэриутский абсурд на язык комичных сценок из жизни современного ребёнка. В рассказах Артура Гиваргизова главным героем очень часто становится школьник («Записки выдающегося двоечника», «Контрольный диктант и древнегреческая трагедия»), тем более что сам он по первой профессии учитель музыкальной школы. Его школьные чудаки всегда готовы перевернуть с ног на голову мир скучных взрослых — занудных учителей с чугунным глобусом в сумочке и вечно волнующихся по пустякам родителей. Его смех — это бунт против застывших иерархий и форм. И даже взрослые, например короли или пираты («Непослушный пират», «В честь короля»), бывают готовы поиграть в детство и увидеть мир по-новому. В сущности, каждая гиваргизовская ситуация — анекдот, моментальный поиск свежего взгляда. В поэзии он тоже стремится к диалогу, сценке, моментальному снимку: «Мне кажется, моя кошка / Мне кого-то напоминает. / Особенно, когда лает / И клювом стучит в окошко…»

Нина Дашевская музыкант по первой профессии, и музыка играет огромную роль в её текстах: герои нередко играют на каком-нибудь инструменте, а сама писательница стремится к негромкой музыкальной точности. Хотя, как и у многих современных писателей, герои Дашевской живут в некоем постсоветском лимбе, мире, лишённом примет современности, он никогда не кажется искусственным — настолько всерьёз писательница относится к их переживаниям. Событие сказочной повести «Вилли» или реалистичного рассказа из сборника «Около музыки» — это чудо понимания: ребёнок, страдающий от одиночества, через волшебную встречу, обыкновенное знакомство или небольшое приключение вдруг перестаёт быть один. Сочувствие к внутреннему миру ребёнка роднит Дашевскую со многими современными авторами, среди которых Дарья Варденбург, Мария Ботева, Ася Кравченко, Наталья Евдокимова. Жить этим детям непросто — но из сложных обстоятельств всегда есть выход. В целом своеобразный детский экзистенциализм, интерес к внутренним состояниям и чувствам ребёнка — одна из главных тем русской детской прозы 2000-х. Только такой удивительной лёгкости и прямоты, как у Нины Дашевской, больше ни у кого не встретить.

Станислав Востоков — пока единственный на горизонте российский автор-анималист, прямой последователь Джеральда Даррелла. По образованию художник-декоратор, он с детства был одержим животными и рассказами о них. В 14 лет Востоков стал юннатом в Ташкентском зоопарке (этот опыт описан в книге «Брат-юннат»), в зоопарк же пошёл работать, окончив художественное училище. Востоков сам иллюстрировал некоторые свои книги; его первыми напечатанными работами стали иллюстрации к рассказам работников зоопарка и переводам Джеральда Даррелла. Дарреллу он писал письма и получил в ответ приглашение на четырёхмесячную стажировку в Международном тренинг-центре сохранения природы на острове Джерси. Первые рассказы Востокова, вышедшие в конце 1990-х, — своего рода детский анималистический автофикшен: «Остров, одетый в джерси» — о стажировке на острове Джеральда Даррелла, «Праздник поворота рек» — о поездках в Камбоджу, «Московский зоопарк. Записки служителя» (в переиздании — «Не кормить и не дразнить!») — о животных Московского зоопарка, где писатель тоже успел поработать. Но темой живой природы он не ограничивается: со временем оказалось, что Востоков уверенно чувствует себя и в жанре юмористического рассказа («Сэры и драконы», «Как правильно пугать детей»), и, что, пожалуй, главнее, рассказа о деревне («Кум Королю», «Рябиновое солнце», «Зимняя дверь», «Фрося Коровина»). Тут Востоков продолжает традиции Юрия Коваля: это проза наблюдения, где автор, максимально отстранившись, бесстрастно фиксирует жизнь вокруг, её простоту и одновременно бескрайнее пространство мифа, открывающееся за её спокойным течением.

У Евгения Рудашевского большой опыт путешественника: он провёл детство в Иркутске, ходил походами по Прибайкалью, а затем, бросив учёбу в Америке, объездил автостопом полмира. Ещё одна замечательная строка в биографии — несколько лет профессиональной дрессировки байкальских нерп. Литературный дебют Рудашевского, повесть «Здравствуй, брат мой Бзоу» о дружбе абхазского мальчика и дельфина, победила в 2013 году на конкурсе «Книгуру» «Книгуру» — крупнейший российский конкурс на лучшее литературное произведение для детей и подростков, основанный в 2010 году. Победителей конкурса выбирают прямым голосованием читатели — подростки от десяти до шестнадцати лет. ⁠ . Эта повесть, основанная на реальной истории, сразу показала сильные стороны писателя: понимание подростков, умение передать даже в приключенческом жанре остроту их одиночества, расширение в целом довольно бедной географии детской литературы, изобретение невероятно богатых миров, в которых для читателя новы и язык, и быт, и природа, и исторический контекст. Такой же вышла и повесть «Куда уходит кумуткан»: она рассказывала уже о жизни иркутских подростков, защищающих детёнышей нерпы (кумутканов) от браконьеров. Среди книг Рудашевского есть и детективы («Солонго. Тайна пропавшей экспедиции»), и фэнтези-серия «Эрхегорд», и книги о выживании в дикой природе, но главный его труд, наверное, это приключенческая тетралогия «Город солнца», герои которой, московские студенты, путешествуя по Латинской Америке, разгадывают загадку древней цивилизации. 

Искусствовед и балетный критик Юлия Яковлева дебютировала в детской литературе книгой «Дети ворона» (2015), первой из цикла «Ленинградские сказки». Это история о детях, которые остаются одни в Ленинграде 1930-х годов: чёрный Ворон забирает сначала их отца, затем мать и младшего брата. Героям надо спастись самим, разыскать брата и понять, что за Ворон охотится за их родными и почему он хочет, чтобы они забыли прошлое и стали послушными и серыми. В следующих книгах начинается война: дети выживают в блокадном Ленинграде («Краденый город»), затем в эвакуации («Жуки не плачут»), а затем пытаются найти себя после войны («Волчье небо»). Юлии Яковлевой удалось придумать одновременно страшную сказку, населённую жуткими фантазийными персонажами, и комментарий к реальной истории, в котором узнаются значимые детали и события. Неудивителен успех этих книг на Западе, где «Ленинградские сказки» попали в список самых значительных детских книг года «Белые вороны», который ежегодно составляет Международная мюнхенская юношеская библиотека, и выиграли британскую премию In Other Words. Однако в России книги Яковлевой вызвали отторжение у консервативного книжного сообщества: попытку описать и переоценить советское прошлое через фэнтези или сказку многие воспринимают как слепое следование западным образцам. Притом что детских книг о репрессиях кроме сказок Яковлевой у нас немного: одна из них (и вообще одна из главных детских книг последнего десятилетия) — «Сахарный ребёнок» Ольги Громовой, история о скитаниях девочки, дочери врага народа, записанная со слов реальной героини Стеллы Нудольской. Если документ не оставляет возможностей для толкования, то книги Яковлевой сами и есть толкование, приглашение к обсуждению, к которому общество оказывается всё ещё не готово. 

Наверное, самая известная книга Юлии Кузнецовой — повесть «Где папа?». Это история девочки Лизы, которой вдруг приходится взрослеть самостоятельно. Для Кузнецовой, как и, например, для Александры Бруштейн, чья «Дорога уходит в даль...» оказала на писательницу очевидное влияние, важны не столько события жизни героев и исторический контекст, сколько их психологическое содержание. Несмотря на сложные и даже острые темы, которые поднимает писательница, в её сюжетах всегда есть некий рай, в который можно вернуться. Читатель всегда понимает, что исключительная неприятность, приключившаяся с героями — болезнь, расставание, горе, — не навсегда; это не потрясение основ, а временная их переоценка. Её герои всегда находят, о ком заботиться: бабушка, лишённая внуков, в доме престарелых начинает спасать других бабушек — и не теряет смысл жизни («Дом П»), девочка в больнице находит силы, чтобы заботиться о другой девочке, — и у неё не остаётся времени на уныние («Выдуманный жучок»). А у Лизы, героини повести «Где папа?», несправедливо сажают в тюрьму отца, который как раз в это время был больше всего ей нужен, — и тогда она находит себя в заботе о маленькой сестре друга. В итоге мир не рушится, а становится крепче, и сам человек не разрушается (ведь непорядок в мире не правило, а исключение), а растёт и складывается как личность, учась принимать других во всей их разности. 

Белорусские писатели Андрей Жвалевский и Евгения Пастернак, пожалуй, самые успешные подростковые авторы постсоветской литературы. Они начинали по отдельности: Андрей Жвалевский вместе с Игорем Мытько сочинял пародии на «Гарри Поттера», Евгения Пастернак писала задорный нон-фикшен «для женщин». Но потом авторы решили объединить усилия — сначала во взрослой литературе (серия иронических любовных романов «М+Ж»), а затем и в подростковой. Лёгкий иронический слог и фантастические сюжеты Жвалевского — Пастернак напоминают прозу детских советских фантастов (например, Кира Булычёва). Главным источником вдохновения для них всегда остаётся советская библиотека (об этом, например, повесть «Смерть мёртвым душам», где вызванный на спиритическом сеансе второй том «Мёртвых душ» устраивает в школьной библиотеке переворот), но причина популярности авторов именно в том, что советские темы они переосмысляют в новом сложном мире. Читатель с удовольствием включается в их игру со словами и деталями: в их первой же успешной книге для детей, повести «Правдивая история Деда Мороза» (2008), появляются волшебные помощники Деда Мороза птёрки и охли, в книге «Время всегда хорошее» (2008) были предсказаны возможности современных смартфонов: прибор с симпатичным названием комик (производное от «коммуникатора») даже умеет сворачиваться в трубочку. Но самое привлекательное во всех историях, написанных писательским дуэтом, что мир их сам по себе неизменно добр. Об этом — истории про попаданцев («Москвест», где подростков заносит в Древнюю Русь), и юношеская романтика («Сиамцы»), и школьная драма («Я хочу в школу»). В повести «Время всегда хорошее» подростки из 1980 и 2018 года меняются местами — и выясняется, что в любом времени, невзирая на недостатки, школьнику хорошо.

Екатерина Мурашова — практикующий детский психолог, в последние годы в основном пишет не прозу, а нон-фикшен для родителей: «Ваш непонятный ребёнок», «Лечить или любить?». И тем не менее это важная фигура в детской литературе. Её первые повести появились в 1990-х и недавно были переизданы, — например, повесть 1991 года «Полоса отчуждения» (в переиздании — «Обратно он не придёт») о дружбе девочки с двумя детьми-беспризорниками: Мурашова показывает, как легко потеряться в мире, лишённом порядка и справедливости. Её книги — всегда сигналы тревоги, она не создаёт литературный мир, где всё идеально, а напротив, сталкивает своих героев с далеко не идеальной реальностью (так, в повести 2020 года «Дом за радугой» главный герой, живущий в мире будущего, где все психические проблемы решены таблетками и чипированием, решается выйти из утопии в настоящий мир). При этом столкновении обнажается живущая внутри каждого душа, желающая добра, как в повести «Одно чудо на всю жизнь» (2010). Конфликт идеального и реального — содержание двух главных книг Екатерины Мурашовой, «Класса коррекции» (2007) и «Гвардии тревоги» (2008). В первой рассказана история класса для детей с отклонениями: единственный выход для них — в параллельную фантастическую реальность. В «Гвардии тревоги» рассказывается, наоборот, о благополучных детях, которые решают сами перестраивать мир: по Мурашовой, никто, кроме детей, мир спасти и не может, потому что только они способны увидеть его несовершенство. А дело писателя — показать ракурс. После Мурашовой этот ракурс стал для подростковой литературы определяющим.

Самая значимая повесть Дарьи Вильке — автобиографический в своей основе «Шутовской колпак» — посвящена жизни кукольного театра: дети актёров-кукольников, Сашок и Гриня, проводят всю жизнь там, где не надо притворяться и можно научиться быть самими собой. Если в школе Сашок — хулиганка, дерзящая взрослым, то в театре она маленькая девочка, которая боится операции. Если в школе Гринька мальчик-шут, то в театре его задор никому не нужен. Только там он перестаёт кривляться и начинает взрослеть, защищая и оберегая своих друзей. В «Шутовском колпаке» впервые в русской детской литературе появляется герой-гомосексуал — актёр, старший друг Грини. Гриня восхищается им, и в итоге ему же приходится защищать друга от нападок. Философская сказка «Мусорщик», аллегорическая история о понимании другого, в 2015 году была включена в список Международной мюнхенской юношеской библиотеки «Белые вороны». Дарья Вильке всегда показывает мир других, мир сложный, но её книги, неизменно сочувственные, учат ориентироваться в этом сложном другом мире.

Тексты Марии Ботевой построены почти исключительно на языковой игре. Ботева почти всегда выключает автора из своих текстов: чем беспристрастнее рассказчик, тем важнее язык, который помогает создать изолированный, самостоятельный мир. В повести «Ты идёшь по ковру» действие разворачивается в провинциальном пригородном посёлке: героини переживают, возможно, последнее лето перед концом детства («Лето скучное снова, вот просто тоски кусок»). Там, где им не хватает слов на разговоры о дружбе, родителях, взрослении и прочих важных вещах, которые герои Марии Ботевой всегда проживают, но никогда не назовут, они состязаются в скороговорках и каламбурах — «Я иду по ковру, ты идёшь, пока врёшь», «Тётя Катя всех покатит, перекатит, выкатит» — или вопят переиначенные детские песни в окно голубятни: «Колбаса-а! Это бывшие лошадки!» В повести «Мороженое в вафельных стаканчиках» рассказывается о семье, в которой все мечтают разбрестись кто куда: папа то и дело пропадает, брат героини хочет дойти до конца света, но на самом деле именно признание этих желаний и собственных странностей и держит семью вместе. Главное событие у Марии Ботевой остаётся за пределами сюжета: это обэриутский выверт, позволяющий увидеть истинное значение вещей. Прямо как одна из её героинь говорит о попкорне: «Представляешь, это кукуруза! Только вывернутая наизнанку. Представляешь, нас бы так!»

Если бы Эдуард Веркин не написал ничего для детей, кроме повести «Облачный полк», и её было бы достаточно, чтобы причислить его к числу лучших детских авторов. «Облачный полк» — история о детях на Великой Отечественной войне, как будто знакомая (партизаны, дети-герои, дед рассказывает внуку, как оно было, но не может найти слов), но на самом деле поданная принципиально по-новому. Здесь много мистики, чуда, тайны, всегда есть намёк на какое-то участие потусторонних сил, но умирают при этом всерьёз. Веркин любит переосмыслять сюжеты классической и советской прозы в мистическом ключе — чтобы подчеркнуть, как странно они выглядят в новом равнодушном мире. «В каждом новом Трупылёве есть краеведческий музей, — говорят герои его романа «Страж водопоя», путешествуя по русской провинции, — а в нём первобытное весло, прогнившая острога, заплесневелая сеть». Герои «Стража водопоя» так и не встречают таинственное зло в очередной русской глуши — но в других текстах Веркина оно обнаруживается и в тихом провинциальном городе 80-х («Звездолёт с подбитым крылом»), и в жизни обычной русской семьи («Герда»), и уж наверняка прямо внутри обычного подростка («Мертвец»). Кажется, что Веркин в одиночку создаёт антологию русского подросткового хоррора: каких только сюрпризов не готовят нам уездные русские города и тихие провинциальные детки! Беспросветность у Веркина далеко не всегда связана с мистикой, и настоящий ужас у него — в чувстве потерянного мира. Как в повести «Осеннее солнце», хронике жизни нескольких детей в исчезающей деревне, — и, конечно, во взрослой повести «Остров Сахалин», где постапокалиптический мир на наших глазах гибнет снова.

Евгения Басова (она же — Илга Понорницкая) начала писать ещё в 80-е, а публиковаться стала только в нулевые, и то поначалу на свои средства. Только недавно она попала в орбиту литературных премий и издательств. Пожалуй, самая известная её вещь — повесть «Изо», получившая в 2018 году премию «Книгуру». «Изо» кажется историей беспросветной: главную героиню, Свету, не любят ни в школе, ни дома («никто не любил Свету из всех людей»), она рисует не по правилам (не начинает изображение котов с параллелепипедов), дружит не с отличниками, а с девочкой Катей из детдома (и это вызывает гнев Светиной мамы). Книги Басовой — социально-разоблачительные, а проблемы её героев неуютно реальны. Её героев затягивает в запретный страшный мир, и путешествие к его манящей тёмной стороне может оказаться по-настоящему опасным. Но мастерство Евгении Басовой именно в том, чтобы показать конец тревоги, тот неяркий внутренний свет, что пробивается даже через кромешный ужас. Выйти к этому свету героям иногда помогает дружба с животными («Деньги, дворняги, слова») или поездка в безопасные уголки Русского Севера («Наша Земля — дышит»). Но лучшая книга Басовой, повесть «Следы» — зачин семейной саги о жизни женщин нескольких поколений до и после войны, история девичьего взросления через моменты травмирующего советского опыта, — нагляднее всего показывает, что там, где травма слишком глубока, невозможно и спасение. 

Тамара Михеева — детская сказочница, каких у нас сейчас немного (вспоминается сразу, пожалуй, только Светлана Лаврова, тоже вдохновляющаяся уральскими сказками). Одна из самых популярных книг Тамары Михеевой — сказки о «шумсах», маленьких обитателях деревьев. А повесть «Асино лето», изданная в 2008 году, стала уже детской классикой. Это история о девочке, которая отправляется в детский лагерь и встречает там маленький народ, гномиков, и прочих волшебных существ, спасение которых зависит только от неё. Встреча со сказкой у Тамары Михеевой встраивается в реалистический сюжета: с одной стороны — мальчик Коля и первая любовь, с другой — болезнь, которую без живой воды никак не вылечишь. Книги Михеевой рассчитаны на маленьких детей: писательница сочувствует их переживаниям, придумывает для них терапевтический выход, но и не идеализирует своих героев. Интереснее всего для Михеевой то, что маленькие дети не очень уверены в себе, для них всё случается впервые. Как, например, для девочки Дины («Лёгкие горы»), на которую разом обрушились все взрослые вопросы и беды, или для мальчика Серёжи, одинокого ребёнка на биологической станции в повести «Дети дельфинов».