Расскажите о ваших любимых детских книгах, без которых вы своё детство не представляете.

Это примерно и будет рассказ о моих занятиях. Я начал с самых своих любимых книг — но был ещё один критерий кроме любви: это те книги, которые, с моей точки зрения, недостаточно известны, незаслуженно забыты. Именно такие я отбирал для своей первой серии — «Книги для детей и взрослых», которую делал вместе с издательством «Теревинф». Я думаю, вам вряд ли будет интересно знать, что мне нравилась «Пеппи Длинныйчулок». В серии «Руслит» к таким суперважным для меня детским книжкам, безусловно, относится «Повесть о Ходже Насреддине» Леонида Соловьёва Леонид Васильевич Соловьёв (1906–1962) — писатель, сценарист. Окончил литературно-сценарный факультет Института кинематографии. В 1930 году, после поездок по Ферганской области и занятий фольклористикой, выпустил сборник песен и сказаний «Ленин и творчество народов Востока». В 1932 году вышла повесть «Кочевье» — о жизни кочевников в годы революции. Наиболее известен дилогией о Ходже Насреддине — роман «Возмутитель спокойствия» (1940) и «Очарованный принц» (1954), вторая часть которой была написана в лагере: в 1946 году Соловьёва арестовали по обвинению в подготовке террористического акта, на свободу он вышел через восемь лет, в 1954 году. «Повесть о Ходже Насреддине» переведена на многие языки. ⁠ и «Дорога уходит в даль…» Александры Бруштейн. Это книги, которые я читал по сто раз и знаю наизусть до сих пор. А с «Теревинфом» я выпустил сказочную трилогию Виктора Витковича Виктор Станиславович Виткович (1908–1983) — писатель, сценарист. Родился в Женеве, окончил Азербайджанский университет. Автор сценариев к кинокомедии «Небеса», фильмам «Насреддин в Бухаре» (совместно с Леонидом Соловьёвым) и «Волшебная лампа Аладдина». ⁠ и Григория Ягдфельда Григорий Борисович Ягдфельд (1908–1992) — драматург, сценарист, детский писатель. Окончил Ленинградскую консерваторию по классу скрипки. Помимо киносценариев и пьес (некоторые — в соавторстве с Виктором Витковичем и Ниной Гернет), писал также сценарии для цирковых спектаклей и массовых народных зрелищ. В 1946 году в постановлении ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» наряду с творчеством Анны Ахматовой и Михаила Зощенко критике подвергалась пьеса Григория Ягдфельда «Дорога времени», в то время уже поставленная в Великобритании. После исключения из Союза писателей и до смерти Сталина печатался под псевдонимами. Произведения Ягдфельда переведены на иностранные языки. ⁠ : «Сказку среди бела дня», «Сказку о малярной кисти» и «Кукольную комедию». В той же серии вышла повесть австрийской писательницы Веры Ферра-Микуры «Двенадцать человек — не дюжина», тоже важная для меня в детстве книга. Как и две повести Максуда Ибрагимбекова Максуд Мамед Ибрагим-оглы Ибрагимбеков (1935–2016) — азербайджанский писатель, драматург и режиссёр. Окончил строительный факультет Политехнического института, несколько лет работал инженером. Публиковался с 1960 года. Учился на Высших сценарных и режиссёрских курсах в Москве. Романы, повести и рассказы публиковались в журналах «Азербайджан», «Дружба народов», «Новый мир», «Юность», «Роман-газета». Многие произведения Ибрагимбекова — «За всё хорошее — смерть», «И не было лучше брата», «Пусть он останется с нами» — экранизированы, по его сценариям сняты фильмы «Мужчина для молодой женщины», «Вальс золотых тельцов», «Один за всех», «Кто поедет в Трускавец» и другие. В 1998 году признан народным писателем Азербайджана. ⁠ , «За всё хорошее — смерть» и «Пусть он останется с нами», и рассказы Ильи Зверева. Ещё два системообразующих текста. Ещё Людвик Ашкенази Людвик Ашкенази (1921–1986) — чешский писатель, журналист. Учился на филолога-слависта во Львовском университете. В 1939 году депортирован в Казахстан, во время Второй мировой войны служил в Чехословацкой бригаде КА. Автор книг «Детские этюды», «Чёрная шкатулка», «Собачья жизнь и другие рассказы». Работал журналистом в Праге, в 1968 году, после ввода советских войск в Чехословакию, эмигрировал в Западную Германию. После эмиграции писал преимущественно детскую литературу. Был женат на дочери Генриха Манна Леони. ⁠ : книжка «Собачья жизнь» — про животных на войне, точнее сказать, про войну глазами животных. Вполне взрослая, но я очень много раз читал её в позднем детстве.

Переиздавать то, что вы любили в детстве, — это для вас форма благодарности этим книгам? Или желание поделиться тем, что любишь?

Ну для начала я их перечитал и обнаружил, что в детстве у меня был какой-то неожиданно — для меня нынешнего — тонкий и точный вкус. По крайней мере, тонко и точно соответствующий моему нынешнему вкусу. Я читал без оглядки на ностальгические мотивы — и дивился, насколько то, что мне нравилось, действительно художественная удача. В общем, все мои любимые книги детства, может быть за исключением «Капитана Сорви-голова» Историко-приключенческий роман Луи Буссенара, опубликованный в 1901 году. Главный герой, молодой француз Жан Грандье, отправляется на Англо-бурскую войну с отрядом добровольцев-«молокососов» сражаться на стороне буров. Прообразом Сорви-головы стал офицер-разведчик и диверсант Дани Терон. ⁠ , оказались классными книжками. Было естественно с них и начать, когда я наконец решился стать самостоятельным издателем. И, конечно, вот это соображение — поделиться тем, что ты сам любишь, — это работает, да.

Вы говорили в одном из интервью, что эта форма — комментированная детская классика, — она неожиданно стала успешной, выстрелила, людям это оказалось нужно. Вы как себе представляете читателя этих книг? Это ребёнок с какими-то дополнительными запросами — или это ностальгирующий взрослый?

В общем, нет, это не дети. Мне кажется, что большинство этих книг дети сегодня читать не будут. Кассиль, Неверов Александр Сергеевич Неверов (1886–1923) — писатель и драматург. Работал сельским учителем и фельдшером в Самаре, во время революции сблизился с эсерами, но в 1919-м перешёл на сторону большевиков. Был одним из основателей местного народного театра, писал для него пьесы. Во время голода 1921–1922 годов вместе с другими голодающими бежал в Ташкент, а затем перебрался в Москву, где присоединился к объединению пролетарских писателей «Кузница». Самое известное произведение — повесть «Ташкент — город хлебный» о голоде в Поволжье. До середины 1930-х она входила в списки обязательного школьного чтения. ⁠ … Вот, скажем, «Денискины рассказы» — книга надолго. Не знаю, на все ли времена, но она по-прежнему интересна сама по себе ребёнку. А Коваль… «Вася Куролесов» — наверное, «Пять похищенных монахов» — возможно, а вот «Промах гражданина Лошакова»… не уверен, что современный читатель станет читать по своей воле. Может быть, какие-то очень особые дети. Я тут захожу не на своё поле, я не литературовед, но мне кажется, что книги — как предмет широкого спроса, как продукт и товар — устаревают. И детские в частности — а может быть, даже в особенности. В ситуации, когда нет искусственных ограничений культурного развития и обмена, книжной индустрии, актуальные детские книги — за редкими исключениями — примерно через полвека перемещаются на «архивные» полки библиотек. Это естественный процесс, иначе новым книгам не нашлось бы места на полке и времени для чтения.

Поэтому я думаю, что читатели «Руслита» — это люди, которые хотели бы что-то узнать о времени и месте, когда была написана эта книга. То есть главный интерес тут — это интерес к русской цивилизации, вот этой советской Атлантиде, оттепели или к какому-то другому периоду. Я смотрю на текст как на такую толчковую зону: от неё можно оттолкнуться и перенестись в другую область, уже не имеющую прямого отношения к «Денискиным рассказам» или к «Недопёску».

А как вы находите комментаторов к этим текстам? Или они сами вас находят?

Ну да, второе, конечно. У меня не было, да и сейчас нету, какой-то продуманной стратегии. Серия не была заранее придумана — её первые книги сильно отличаются от последних. Вначале мне представлялось что-то вроде детских «Литпамятников». Дилогия Соловьёва о Ходже Насреддине казалась как раз очень подходящей для детского, подросткового литпамятника. Только комментарий не такой традиционной формы. Начав делать Соловьёва, я стал обходить дворы, прилегающие к моему дому, в поисках дворников-таджиков. Я им задавал разные вопросы. Хотел узнать, какое место в их культуре занимает персидская классическая литература. Наверное, в их учебнике «Родная речь» Хафиз и Рудаки занимают то же место, что у нас Кольцов. Вторая мысль была про исламский мистицизм: там, особенно во второй повести о Ходже Насреддине, очень много всяких дервишей, «братство Молчащих и Постигающих», всякие странствия души. Такую пургу он в лагере Вторая часть дилогии «Повесть о Ходже Насреддине», «Очарованный принц» (1954), написана Леонидом Соловьёвым в Дубравлаге. В 1946 году его осудили на десять лет по статье за антисоветскую агитацию и террористические высказывания. «Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!..» — писал Соловьёв родным. Повесть «Очарованный принц» сильно отличается от «Возмутителя спокойствия» по стилистике и тональности. ⁠ гнал, очень занятно, откуда это у него самого. В общем, мне надо было задавать такие вопросы, я получил довольно много ответов. Записи сделаны на улице или даже в подсобках около лифтовой шахты.

А я ещё заказал статью о суфийском подтексте повести «Очарованный принц» известной исследовательнице суфизма Наталье Ильиничне Пригариной из Института востоковедения Академии наук. Которая рассказала, что в 1950-х годах, когда появилась эта книга, она среди молодых востоковедов была абсолютно культовой. Пригарина застала почти нетронутой Среднюю Азию, работала там в пятидесятых годах. И она ещё застала вот что: у таджиков была такая застольная игра — мужчины по очереди читают двустишия, вот эти бейты Минимальная строфическая единица (двустишие) в тюркской, персидской и арабской поэзии. Бейт выражает законченную мысль, может быть составной частью рубаи (четверостишия), газели или касыды. ⁠ классические, и каждый должен начать со слова, которым заканчивался бейт предыдущего. Кто не сумел — тот проиграл. И я вот дворнику задаю вопрос, знает ли он такую игру, играет ли он в неё? Он сказал: ну да, конечно, знает, но не играет. Потому что это пастухи в неё играют, а он там в медучилище учился, вот жалко, не доучился — приехали из Москвы ребята с деньгами, сманили его, вот он уехал, бросил, теперь жалеет. Я его спрашиваю: а почему пастухи-то? Ну что: они там полгода наверху в горах, им делать нечего, вот они и учат наизусть стихи.

Этот комментарий — с московскими таджиками — я, увы, не закончил, но записи (видео и аудио) сохранил, может, когда-нибудь ещё вернусь к ним...

Идея этой серии, чтобы там были по разным поводам совершенно отвязные, неакадемические, мультидисциплинарные комментарии про разное, о чём можно поговорить в связи с книгой. И всё это я собирался делать сам, просто потому, что ни с кем не был знаком. Я, так сказать, человек ниоткуда. Так я сделал три или четыре книжки, находя комментаторов по фейсбуку или по чьим-то рекомендациям. И однажды пришёл ко мне Олег Лекманов на выставку non/fiction и сказал, что он и Екатерина Лямина в «Вышке» делают межкурсовую работу по исследованию Кассиля, «Кондуита и Швамбрании». Не хочу ли сделать книжку на основе их штудий — чтобы это была авторская версия двух отдельных повестей, как они выходили в первой редакции, с исследованием эволюции этого текста? Так появилась эта книжка. Это всё не упиралось ни в какой коммерческий выхлоп. Я почти что всё там сделал сам, поэтому расходы невелики.

Вот, а потом уже Олег предложил издать настоящие комментированные издания «Куролесова», появился Роман Лейбов. Потом я уже сам в таком же духе сделал «Денискины рассказы». Просто посмотрел: а есть ли какие-нибудь там диссертации на тему «Денискиных рассказов»? Оказалось, что такая диссертация — одна. С автором этой диссертации Ольгой Михайловой и, собственно, с Денисом Викторовичем мы и сделали «Дениску».

А Денис Драгунский охотно согласился этим заниматься? Может быть, его уже замучили просьбами прокомментировать его детские впечатления?

Вообще, к этому моменту уже вышло издание, куда он написал большой текст. Ну, типа, «как было на самом деле». Такое обычное, в общем, изделие большого коммерческого издательства. А я ещё делал в «Самокате» серию «Как это было»: это книги о войне, написанные воевавшими писателями и прокомментированные современными историками, что-то такое. Первая книжка в ней была — «Он упал на траву» Виктора Драгунского. Это тоже, кстати, моя любимая детская книжка. Я её настолько хорошо знал, что по современному изданию с ходу понял, что она была очень сильно отцензурирована после смерти Драгунского. Просто страницами.

Там в первом абзаце была такая штука: рассказывалось, как герой дежурит на крыше, герой-протагонист. На площади Маяковского зенитная батарея, и она даёт залпы. Дежурящие на крыше слышат эти залпы — и им это «как маслом по сердцу». Я аж вздрогнул, полез, нашёл вот своё детское издание. По счастью, у меня довольно много сохранилось моих собственных книг, у мамы. И там было написано: после каждого залпа молодой лейтенант звонко матерился — это нам всем было «как маслом по сердцу». Я сразу подумал, что, наверное, там ещё много чего вот так вот навыстрижено. И действительно, там прямо Мамаем прошлись, без всякого согласования… Тогда я обратился к Денису Викторовичу. Мне надо было купить у него авторские права, я ему сказал, что хочу восстановить текст. Он не знал, что такое было сделано, и я ему это показал. В общем, он проявил к этому интерес, зауважал, поэтому мне было с ним не очень сложно договариваться.

Вы говорите, что на всех этапах участвуете в работе над книгой. Что это вообще за чувство, которое заставляет за всё отвечать на каждом этапе? Вы понимаете, что вы это никому больше не можете поручить — или так проще?

Я считаю, что нет разделения на литературного, художественного, научного и технического редактора. Это разделение искусственное и очень сильно вредящее профессии. Редактор должен профессионально работать с текстом: он очень много должен об этом понимать и знать, быть в состоянии сам написать не только аннотацию книги или там пресс-релиз для магазина, но и правильные постраничные и затекстовые комментарии. Он должен, конечно, как инструментом владеть не «Вордом», а «Индизайном» свободно. Это просто рабочий инструмент — умение верстать. Я пишу тексты и верстаю одновременно. Текст, его размер и характер принципиально связаны с тем, как он выглядит на странице. Я могу написать короче или длиннее, я могу в каком-то месте ввернуть пассаж, потому что рядом картинка. Это и подбор иллюстраций — то есть бильд-редактура сюда же входит в полном объёме. И это не сочетание уникальных качеств в одном человеке: я уверен, что просто вот так должна быть устроена эта профессия, и берусь этому научить, если бы кто захотел. Это, конечно, колоссально уменьшает все расходы — и времени, и денег. И создаёт некоторое дополнительное качество концептуальной целостности.

А если вернуться к иллюстрациям: вы говорите о любви к тем книгам, на которых вы выросли. Но вы берёте не те иллюстрации, которые в них были, а заказываете новые. Почему?

Есть простое объяснение: я делаю другую вёрстку, другой дизайн. У меня иллюстрация следует за текстом, то есть картинка должна быть ровно там же, где об этом написано, или чуть позже. Очень сложно вверстать чужие иллюстрации в совсем новый макет. Это первое соображение. Ну и к тому же ещё одни авторские права искать, тоже проблема. Кроме того, мне кажется — и это не менее для меня важно, — что если мы рассматриваем издательскую практику как интерпретацию текста разными способами, то новые иллюстрации — это тоже способ интерпретации. Я делаю современные книжки.

Вы издавали серию «Родная речь», где выходила классика ленинградской детской литературы: Голявкин Виктор Владимирович Голявкин (1929–2001) — писатель, художник, книжный график. Окончил художественное училище в Самарканде, Ленинградскую академию художеств. Публиковался в журналах «Костёр» и «Мурзилка». В 1959 году издал первую книгу детских рассказов «Тетрадки под дождём». Взрослые рассказы Голявкина печатались в самиздате и журнале Александра Гинзбурга «Синтаксис». ⁠ , Сергей Вольф Сергей Евгеньевич Вольф (1935–2005) — поэт, прозаик и детский писатель. В 60-х Вольф писал рассказы и стихи, распространявшиеся в самиздате, был близок к кругу Андрея Битова, Валерия Попова, Сергея Довлатова. Одновременно Вольф писал прозу для подростков. После распада Советского Союза опубликовал две книги стихов, «Маленькие боги» и «Розовощёкий павлин». ⁠ , недавно умерший Игорь Ефимов Игорь Маркович Ефимов (1937–2020) — писатель, философ, публицист. В СССР был членом Союза писателей, выпускал повести и рассказы для детей. Вместе с Борисом Вахтиным, Владимиром Губиным и Владимиром Марамзиным входил в ленинградскую литературную группу «Горожане». В 1978 году Ефимов эмигрировал в Америку. В эмиграции сначала работал в издательстве Ardis Publishing, затем вместе с женой открыл собственное издательство Hermitage Publishers, выпускавшее неподцензурную советскую литературу. Ефимов — автор романов, философских трудов, воспоминаний об Иосифе Бродском, Сергее Довлатове, книги об убийстве Джона Кеннеди.​​​​​​​ ⁠ . Поколение журнала «Костёр» 1970-х. У вас есть ощущение, что эти книги не были толком прочитаны, разошлись с читателем?

Как и во всём остальном: случай и логика развития. У меня был довольно продолжительный период любви с издательством «Самокат». Артур Гиваргизов туда принёс две любимые им книжки: «Отойди от моей лошади» Вольфа и сборник рассказов Валерия Попова Валерий Георгиевич Попов (1939) — писатель, сценарист. Работал инженером, начал печататься с 1965 года. В советское время был известен прежде всего как детский писатель. Попов — автор нескольких десятков романов и повестей, киносценариев, книг о Лихачёве, Довлатове и Зощенко. Председатель Союза писателей Санкт-Петербурга, президент Санкт-Петербургского отделения Русского ПЕН-клуба, член редколлегии журналов «Звезда» и «Аврора». ⁠ . «Самокат» предложил мне подготовить новые издания этих книг. Я прочёл и сказал, что готов, что это хорошие книжки, но я сделаю их по-другому. Первое, что пришло в голову: прочесть все тексты Вольфа и Попова — и выстроить из них новые сборники. Другого содержания, с другими картинками. А потом я стал думать: а чем же продолжать эту серию? И как-то стало ясно — сейчас это, наверное, общая мысль, но мне кажется, что это я придумал, — что есть прямо такая ленинградская школа. Оказалось, что проще всего подбирать по принципу дружества — вот так возник Ефимов. Хотя в этой серии есть и Голявкин тоже, как старший и во многом проторивший им всем тропу, и Алмазов Борис Александрович Алмазов (р. 1944) — писатель, бард, журналист. Долгое время был разнорабочим. После концерта Булата Окуджавы начал писать бардовские песни, наиболее известные — «Мальчик-дождик», «Песня про собаку», «По каким Италиям…». С 1990-х годов участвовал в возрождении казачества, стал идеологом «Союза казаков» и атаманом Северо-Западного отдельного казачьего округа. В конце 1990-х разрабатывал программу помощи переселенцам с Крайнего Севера, реализованную правительством Республики Коми. ⁠ , и Крестинский Александр Алексеевич Крестинский (1928–2005) — писатель, поэт, переводчик. Подростком пережил блокаду. В 1958 году опубликовал первые стихи для детей. В 1960-х работал в журнале «Костёр» под псевдонимом Тим Добрый. Благодаря книге «Туся» (1969) стал известен как автор детских повестей, позже выпустил поэтические сборники «Отзовётся душа», «Тихий рокер» и «Нищие неба». В 2000 году эмигрировал в Израиль. ⁠ , никоим образом к кругу Бродского — Довлатова не относящиеся.

А вот журнал «Костёр»… Я вообще не очень похожего на ваше мнения о журналах. Скажем, я вот только что прочёл от корки до корки подшивку «Чижа». Мне нужно было найти картинки — «Умная Маша» Персонаж одного из первых детских комиксов в СССР, выходившего в журнале «Чиж» в 1930-е годы. Умная девочка Маша с косичками была придумана Даниилом Хармсом и художником Брониславом Малаховским. По разным версиям, прототипом Маши стала дочь Малаховского Катя, возможно также влияние сказки братьев Гримм «Умная Эльза». Поэтические и прозаические тексты к комиксам писали Даниил Хармс и Нина Гернет. ⁠ и тому подобное. Жутковатый журнал, чудовищные тексты! Там есть… ну просто волосы дыбом стоят, если честно. Я понимаю, что у обэриутов была возможность там печататься, Зощенко, Бианки, Чарушин и всё такое. Но сколько там жути! «Мы пройдём походным маршем / Пред тобой, товарищ маршал. / Приезжай к нам в Ленинград / В сорок первый детский сад».

А что там самое чудовищное?

Самое — поэт Дилакторская Наталья Леонидовна Дилакторская (1904–1989) — писательница. Дебютировала с произведениями для детей в 1924 году, в 1920–30-е публиковалась в журналах «Новый Робинзон», «Весёлые картинки», «Чиж», «Ёж». Работала в Детгизе редактором. В 1937 году, после ареста матери, на некоторое время лишилась работы. Участница Великой Отечественной войны, сражалась в ополчении. Была подругой Анны Ахматовой, составила её двухтомное собрание сочинений, оставшееся ненапечатанным; сохранила в своём архиве некоторые поздние стихотворения Ахматовой. ⁠ , вот это вот: «Торопится Ленин за ней по пятам, / Но девочка первой пришла к воротам». Я каждый раз обнаруживал там её имя со страхом. И таки да, каждый следующий текст был страшнее предыдущего. «И винтовочку свою / Прямо в грудь его сую». Хотя я потом прочёл, что она подруга Ахматовой, что у неё вполне трагическая — в духе времени — судьба… Ну это жуть, это такое абсолютное людоедство советское, развращение душ. Рассказ, у меня в голове застрявший, — про то, как люди идут голосовать. Некто В. Вольтман сочинил, 1938 год. Всем людям важно прийти на выборы на избирательный участок затемно, проголосовать первым. Для этого нужно… ну, вы помните, в «Крутом маршруте» есть это описание психологической подоплёки. Они все встают в четыре утра и бегут с разных концов города или страны к избирательным участкам. Там в шесть уже колоссальная очередь стоит. И две маленькие девочки за день до этого поломали будильник и боятся, что родители не успеют… А ещё рассказы Юрия Германа Юрий Павлович Герман (1910–1967) — прозаик, драматург, киносценарист. Участник Гражданской войны. Дебютировал в печати в 1928 году, роман «Вступление» (1931) получил одобрение Горького. В годы Великой Отечественной войны работал в отделе агитации и пропаганды на Северном флоте. Лауреат Сталинской премии (1948) за сценарий фильма Григория Козинцева «Пирогов». Много писал о чекистах и врачах, в 1940–50-е обратился к исторической прозе. Сын писателя, режиссёр Алексей Герман, поставил по произведениям отца фильмы «Проверка на дорогах» и «Мой друг Иван Лапшин». ⁠ о юных революционерах, русских, китайских и т. п. «И командир дивизии Чи обнял и поцеловал при всех юного героя Лу». В общем, это просто не приведи Господь тексты.

Но и какие-то самые близкие нам тексты от этого не свободны. Например, в «Республике ШКИД» тоже есть абсолютно пропагандистские главы.

Ну я не знаю. Какие?

Про политграмоту или про несчастных учителей-«халдеев», которых они выгоняют на мороз без пропитания.

Я ведь издал тоже «Республику ШКИД» и поэтому некоторые нетривиальные вещи про неё узнал, прочитал. Это вообще вся книга таинственная. Непонятно, о чём она рассказывает, какая реальность на самом деле за этим стоит. Мне кажется, что это, в общем, выдумки, ничего такого не было. Исправительное заведение тюремного типа, с карцерами на каждом этаже, с запретом выхода, с решётками на окнах, населённое преступниками — при этом там ничего нету: ни насилия, ни секса…

Они там все переводят Гейне.

Ну это как раз правда. Потому что Сорока-Росинский Виктор Николаевич Сорока-Росинский (1882–1960) — педагог, психолог. Был учеником Николая Лосского, слушал лекции Владимира Бехтерева. До Октябрьской революции опубликовал множество статей по педагогике и детской психологии. В 1918–1920 годах преподавал историю и литературу в Путиловском училище в Петрограде; в 1920-м стал заведующим Школой-коммуной для трудновоспитуемых подростков имени Ф. М. Достоевского (ШКИД). В 1925 году после резкой критики Надежды Крупской покинул школу Достоевского, работал ещё в нескольких заведениях для дефективных подростков. Под именем Викниксора изображён в книге Григория Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД»; в экранизации 1966 года роль Викниксора сыграл Сергей Юрский. ⁠ — он был педолог, и он был близок к всесильной тогда Лилиной Злата Ионовна Лилина (1882–1929) — заведующая отделом народного образования Петроградского исполкома, крупный функционер советской педагогической системы. В 1902 году вступила в РСДРП, в 1908–1917 годах жила в эмиграции в Швейцарии. Была женой одного из высших советских руководителей Григория Зиновьева. Проповедовала «национализацию» детей, которые должны были получать коммунистическое воспитание вне семьи. ⁠ . Она была жена Зиновьева и возглавляла образование в Питере. Сорока-Росинский имел возможность методами педологического тестирования на всяких комиссиях по борьбе с беспризорностью отбирать тех, кто лучше всего сдаёт тесты. Там были люди с гимназическим прошлым, дворяне, аристократы. И графы, и бароны, и князья настоящие там были. Многие из них и правда были при литературе: например, Георгий Ионин, который Япончик и который переводит Гейне. Он умер в 22 года, он (вместе с Евгением Замятиным) написал либретто оперы Шостаковича «Нос» в 19, по-моему, лет, и она была поставлена. И Кобчик-Финкельштейн Под прозвищем Кобчик и фамилией Финкельштейн в «Республике ШКИД» выведен Константин Лихтенштейн — поэт, журналист. В 1931 году выпустил книгу «Путешествие господина Флуста в Ленинградский торговый порт» — беллетристический рассказ о работе порта, на которую смотрит не слишком сведущий в советской жизни богатый иностранец. В 1942 году Константин Лихтенштейн погиб на войне — в бою под Ленинградом. ⁠ тоже существовал, стал литератором, хотя я нашёл только одну его книжку о ленинградском порте, видовую и публицистическую. Но реальность в «Республике ШКИД» вымышлена очень сильно, и про это есть очень интересная книжка других двух шкидцев.

«Последняя гимназия».

Да, «Последняя гимназия». Её легко прочесть, она есть в Сети. Там всякие ужасы, какие-то малолетние проститутки, которых тайком проводят, они беременеют, детей там бросают в Обводный канал, там восстание в ШКИДе — с помощью самодельных пистолетов «воспитанники» отстреливаются от милиции.

Например, в «Дневнике Кости Рябцева», который вы тоже издавали, это время и детский социум показаны совсем не так «вегетариански».

Ну «Костю Рябцева» я надеюсь ещё переиздать. У меня это в планах — второй раз издать. Потому что к нему исследовательница Оля Виноградова нашла прекрасные, прямо невероятные источники — оказалось, что Розанов Михаил Григорьевич Розанов (1888–1938; псевдоним — Н. Огнёв) — детский писатель. Работал педагогом в Обществе попечения об учащихся детях Бутырского района Москвы, после революции основал первый в Москве детский театр, работал в детских колониях. В 20-х годах входил в группу конструктивистов, затем — в литературную группу «Перевал». Писал рассказы, наиболее известное его произведение — повесть «Дневник Кости Рябцева» (1927). С 1937 года преподавал в Литинституте. ⁠ действительно использовал очень много подлинных «документов эпохи». Все они найдены, и было бы можно сделать классную книжку.

А не было у вас мысли переиздать продолжение, «Костя Рябцев в вузе»?

Была, была. Это тоже довольно удивительная книжка. Там, вы помните, всё про крах и про то, что для интеллигента новая реальность оставляет только суицид или сумасшедший дом. Да, это мысль такая была, но мало ли у меня было мыслей. Я и самого «Костю» сделать никак не могу. Вообще, в высокой степени готовности сейчас две книжки. Это «Дневник Кости Рябцева» и ещё одна — непонятно кому нужная, кроме родных автора. Был такой писатель и критик Михаил Абрамович Гершензон, известный прежде всего пересказом сказок Джоэля Харриса о дядюшке Римусе и романом о Робин Гуде. Я хочу издать этот роман, он тоже из любимых книг моего детства.

У Гершензона сложная судьба. Он был совершенно советский-советский литературный функционер, а потом пошёл на фронт, в ополчение, в 1941 году, в «писательскую роту» и через год погиб. И он каждый день писал письмо жене, письма эти сохранились. И очерки. Частично, например, они использованы в известном спектакле на Таганке — «Павшие и живые». В общем, я хочу сделать книжку, куда входили бы «Робин Гуд», биографический рассказ о советском писателе Гершензоне и подборка военных писем и очерков о московском писательском ополчении. Это странно, части друг к другу не прирастают — но вот две книжки, которые я хотел бы доделать.