Вы наверняка уже видели фильм.

Да, уже смотрел два раза. Один раз мне скинули ссылку в Сети, а второй раз — на большом экране. Был потрясён. 

Почему?

Во-первых, это не перенесение на экран чисто сюжетной составляющей. Это ещё и визуальная составляющая, наполненная внутренним миром героев. Это удавшаяся попытка передать их внутренние состояния. 

Как передать, например, «холодную спираль» в животе у Петровой — которую она ощущает перед тем, как превратиться в маньячку? 

Там «холодной спирали» нет — но есть небольшие триллерные моменты, саспенс. В основном всё, что связано с Петровой, довольно забавно — особенно библиотечные сцены. И особенно Анна Наринская, которая сердит поэтов. 

В фильме ведь снимались известные литераторы: Наринская, Юлий Гуголев, Всеволод Емелин. Чья это была идея — ваша или Кирилла Серебренникова? 

Это была его инициатива — погрузить их в мир кино. И она очень получилась: там всё сурово. Анна Наринская там очень к месту оказалась — в роли такого провокатора из зала.

А каково было ваше участие в фильме, в работе над сценарием?

Мы просто поболтали с Кириллом Серебренниковым, и всё. Я посмотрел на предварительный актёрский кастинг — он отчасти не совпал с окончательным. А потом мы просто поболтали о том, что современным детям трудно играть советских детей. Потому что там был определённый недокорм в зимнее время, отсутствие фруктов. Это не как сейчас, когда можно в любое время купить всё что угодно. Не то что яблоки-мандарины, а виноград зимой!

То есть советские дети в кадре должны быть немного заморенные?

Ну теоретически да. Даже если просто посмотреть советские фильмы — советские школьники отличаются от нынешних. И это грустно. Потому что заметно, что им голову хозяйственным мылом моют. 

Итак, вам с самого начала было понятно, что фильм — это прочтение Серебренникова, как он сделает, так и сделает?

Да, я полностью отдал всё ему на откуп, конечно же. Потому что я в кино всё равно ничего не понимаю. У меня странные вкусы. Меня бросает из крайности в крайность. А в фильме мог бы мордой посветить, но получалось так, что съёмочные дни совпадали с какими-то уже запланированными поездками. Ну и хорошо, я не актёр. 

А какие у вас любимые фильмы?

Я вот люблю «Серёжу» Данелии и Таланкина. «Любовь и голуби» я люблю очень. Если случайно на него попадаю, обязательно досматриваю, причём до конца. Невозможно остановиться. Люблю «Новогодние приключения Маши и Вити» за то, что в конце все роли перевоплощаются в актёров. А «Звёздные войны» никак не могу посмотреть. Первую часть начинаю — и не могу, засыпаю. Буквально: кого-то пристреливают в инопланетном баре, и бац! — ему уже медаль вручают за спасение революции. Вот «Терминатор-2» я люблю больше, чем первую часть. Если в гостинице натыкаюсь, то обязательно смотрю. 

Я правильно понимаю, что работа над фильмом началась, когда Серебренников ещё был под судом? 

Да-да. Я вообще не понимал, как он всё это делает, как он всё успевает. И поэтому никаких претензий по поводу того, что съёмок в самом Екатеринбурге не проходило: и бог бы с ним, хорошо, что хоть так получилось! Что хоть здесь не помешали. Я бы в этих обстоятельствах просто сидел бы и грустил. Грусть была бы, скорее всего, и депрессняк основательный. 

Когда вы закончили роман, вы думали, что по нему можно сделать кино?

Когда я его закончил, я не думал, что его кто-то вообще опубликует. Да какое кино — я думал, куда бы пристроить «Петровых», а о кино вообще не было речи. Я представлял себе бумажную версию, причём в журнале. Может быть, кто-то хотя бы два раза прочитает и поймёт, в чём там дело. Но вот люди прочитали, разобрались. 

После того как фильм был снят и его показали в Каннах, вы ощутили какой-то новый интерес к роману? Новые тиражи, переводы?

Я знаю, что книги уже вышли, переводы уже были. Китай почему-то заинтересовался книгой — но уже между Каннами и премьерой, где-то в промежутке. И то, наверное, не по причине фильма, потому что мне кажется, что Китай относится к нашим оппозиционерам, к людям, которые становятся объектами преследования для режима, с такой же неприязнью, как и у нас. Французский перевод состоялся раньше фильма, а немецкий, мне кажется, всё-таки благодаря фильму. Да и вообще фильм дал очень сильный толчок в заинтересованности. Это удивительно: я так понимаю, что фильм будет вызывать полемику, потому что он сделан не на простом киноязыке.

Вы уже читали какие-то отзывы на фильм?

Нет пока. Мне кажется, ещё не очень много людей посмотрело. Но думаю, что будет как с книгой, потому что там первые отзывы людей, не сильно разобравшихся, были… (Неопределённый жест.) Да и до сих пор остаются такими. Фильм сцеплен интересными деталями. Я вчера думал о космической теме там: она связана со спасением Петрова-младшего, и это всё постепенно складывается. Там от новогодней звезды исходит серпантин такими же лучами, как от летающей тарелки. Маленькому Петрову показывают среди этого серпантина живого космонавта — ребёнка в костюме космонавта, который пришёл на ёлку. Когда Петрова избивает в библиотеке противного посетителя, куча книг летит на пол, но она ставит обратно только одну, космической тематики, в красной обложке. Из этого как-то складывается спасение. 

Или тревожная сцена болезни Петрова-младшего, сделанная в тёплых тонах. Она противоречит сама себе. Там вроде всё говорит о смерти, о страхе, а в то же время они с Петровым вместе, и там очень тепло. А когда Петров идёт с Петровым-младшим после ёлки и между ними проносится некое тепло, наоборот, в кадре всё такое холодное. Здорово на контрасте сделано, холод и тепло перепутаны местами. 

Вам говорили о том, что роман приобрёл какое-то новое звучание в связи с ковидом? 

Говорили, только я не понимаю почему. Я же писал про регулярную эпидемию, которая каждый год случается — как праздник, можно сказать. И мы даже чувствуем этот праздник, когда температура наконец падает. Просыпаешься весь ослабевший, но счастливый, понимаешь, что — отступило! Это ощущение какого-то пережитого Нового года. Ещё один год поболели, и замечательно всё кончилось. Я считаю, что ковид больше зацеплен с другими произведениями, нежели с «Петровыми». От «Противостояния» Стивена Кинга до романа Яны Вагнер про эпидемию. Сейчас вот идёт сериал «Выжившие», там интересная концепция, такой полу-зомби-апокалипсис, очень здорово придумано. 

Просто, когда я сейчас перечитывал «Петровых», то понял, что наша нынешняя нервозность по поводу болезни выцепляет в тексте больше, чем раньше.

Это понятно почему. Сейчас даже поход в магазин — это, по сути дела, лотерея. Не какая-то безобидная, можно ведь основательно попасть в неприятности. 

А вы думали, может ли получиться кино из других ваших романов — «Отдела», «Опосредованно»? 

А из «Отдела» что-то такое делают потихоньку. Я когда посмотрел «Петровых» в кино, то понял, почему некоторые считают, что я отмороженный на всю голову. Там же вообще зашкаливает, по сути дела, полный трэш такой. И даже страшно представить, что в «Отделе» можно наснимать. Когда я писал эти романы, я ведь думал, что их никто не опубликует же. Это лет семь назад назад было. И оказывается, это ещё было райское время. Безобидное. Без «гаек» всемирных. А сейчас интересно, как отреагируют: там же довольно провокативно местами.