Фрагменты воспоминаний о встречах с Юрием Михайловичем Лотманом

Альбин Конечный

Литературовед и историк культуры Альбин Конечный — о гостеприимстве Лотмана, его нелюбви к снобизму и дипломатических способностях.

Юрий Лотман и Зара Минц в Венгрии. 1984 год

В 1964 году мои новые друзья, студенты Ю. М. Лотмана, подарили мне «Блоковский сборник» (Тарту, 1964) и с восторгом поведали об интереснейших лекциях, которые читают Ю. М. Лотман и З. Г. Минц в Тартуском университете.

И мне нестерпимо захотелось поехать в Тарту.

Ксана Кумпан в статье «Моя научная школа: Отрывки воспоминаний» (опубликована в юбилейном сборнике в Тарту) приводит мой рассказ о первой встрече с ЮрМихом. 

Уточню только, что ЮрМих читал тогда лекцию о просветителях, что-то рисовал на доске, а я безбородый («стукач-стукачом» по внешнему виду) сидел на заднем ряду, жадно слушал и что-то записывал.

«Вспоминается забавная история, случившаяся с моим мужем, Альбином Конечным, жителем Таллина, когда в начале 1960-х годов, прослышав про лекции Лотмана, он приехал их послушать. За несколько минут до начала лекции он пришёл на кафедру, чтобы попросить разрешения присутствовать на занятиях, но на кафедре была только Зара Григорьевна, которая дружелюбно разрешила («конечно, конечно»). Альбин всё же решил подождать около аудитории вместе с группой студентов. Лотман немного запаздывал (это с ним случалось, когда лекции начинались в утренние часы) и потом как метеор вбежал в аудиторию, Альбин и студенты вбежали вслед, и лекция тут же началась. Альбин время от времени чувствовал на себе настороженный взгляд Лотмана и после лекции подошёл к нему извиниться, что не испросил разрешения. ЮрМих выразил неудовольствие и довольно жёстко заметил, чтобы в следующий раз такого не повторилось. Через десять лет, когда я познакомила Альбина с ЮрМихом, муж напомнил профессору эту первую встречу, и в качестве оправдания и объяснения мы услышали историю, случившуюся с ним самим, которая давала представление об условиях, в которых работала советская профессура. История была следующая.

Вернувшись с фронта, Лотман восстановился на филфаке ЛГУ и ревностно стал посещать все занятия. Его старшая сестра Лида уже защитила диссертацию на этом же филфаке. Как-то они встретили на Невском проспекте (где тогда проживало всё семейство Лотманóв) Бялого, старшего коллегу и в прошлом научного руководителя Лидии. «Григорий Абрамович, хочу вам представить моего брата Юру!» — произнесла Лидия Михайловна, и в этот момент с милейшим Г. А. случилось нечто странное, он схватил руку ЮрМиха, стал её долго и лихорадочно трясти и жать, повторяя: «Брат… какое счастье». Наконец всё разъяснилось. ЮрМих уже тогда отрастил усы, а на лекции сидел за первым столом в солдатской гимнастёрке, так как другой одежды у него не было. «Я давно заметил этого человека, который сидит за первым столом на моих лекциях, внимательно слушает и всё записывает. А так как внешний вид вашего брата… хм… ну сами понимаете, то я перестроил лекции: мне давно надо было читать курс по Достоевскому, а я всё гоню и гоню Чернышевского!»

В ноябре 1980 года мы с Ксаной поехали в Тарту на конференцию, посвящённую столетию со дня рождения Александра Блока, в создании музея которого в Петербурге  я принимал непосредственное участие (см. «Как всё начиналось». ЛФ. 2017. № 4. С. 326–357). Ксана выступала с докладом «Александр Блок во Введенской гимназии», а я сделал сообщение «Рассмотрение драмы Александра Блока «Роза и Крест» в Литературно-театральном комитете (по материалам Центрального государственного исторического архива)», а также рассказал об открытии Музея-квартиры Александра Блока.

Приехали мы в Тарту в сильный мороз, где-то под 30 градусов, и сразу направились в университет. Я волновался изрядно, не люблю публичных выступлений, а тут такая аудитория! Во время сообщения почувствовал какой-то треск ниже спины — лопнули по шву синтетические брюки, подаренные мне Борисом Гаспаровым перед отъездом в Америку. В беспамятстве что-то бормотал, держа правую руку на месте катастрофы.

Вопросов уже не помню. Ксана представила меня ЮрМиху, и он, покрутив усы, с ходу пригласил к себе на вечернее застолье. Дом оказался чрезвычайно гостеприимным и уютным, а хозяин был весел, шутил, занимал нас своими рассказами и кормил приготовленным им ужином. Тут я наконец расслабился, почувствовав себя, что называется, в домашней обстановке.

Юрий Лотман и Зара Минц на аудиенции у Иоанна Павла II

Второй раз я был в Тарту на конференции, посвящённой проблемам исследования литературы и народной культуры XVIII — XIX веков, которая состоялась 20–21 февраля 1982 года. Первая часть заседаний проходила в библиотечном зале бывшей протестантской церкви на холме, недалеко от главного здания университета. Помню, что там было очень холодно, и решили переместить конференцию в аудиторию университета. Когда мы стали одеваться, я обнаружил, что пропала моя потрёпанная шапка-ушанка из «кролика». На полке лежала тоже кроличья, но совершенно новая шапка (тогда все одевались одинаково). ЮрМих заметил, что я рассеянно озираюсь, подошёл и, узнав, в чём дело, решительно повелел мне её взять, с шутливыми словами: «Берите, берите, главное — вы не внакладе».

На конференции я выступил с сообщением «Петербургские народные гулянья на Масленой и Пасхальной неделях». Тогда эта тема звучала свежо, ею ещё никто не занимался. Мне задавали много вопросов, а ЮрМих очень оживился и, вскочив с места сразу после доклада, стал вспоминать, как он в детстве попал на вербное гулянье на Конногвардейском бульваре и какие представления он там видел.

В феврале 1983 года на резонансной конференции «Семиотика города и городской культуры. Петербург» гуляньям было посвящено два доклада: мой — о петербургских балаганах и А. Левинсона — о карусельном «деде». 

А вечером ЮрМих традиционно пригласил меня на ужин (Ксана вынужденно осталась в Петербурге). Помню, что, помимо Вяч. (Комы) Иванова, среди гостей были Мариэтта Чудакова, Михаил Гаспаров и ещё кто-то. ЮрМих посадил меня рядом с собой. Замечу, что он откровенно не любил снобов. А тут так получилось, что говорил только Вячеслав Всеволодович, при этом он как бы игнорировал всех гостей и обращал свои монологи исключительно к профессору. ЮрМих явно чувствовал себя не в своей тарелке, подкашливал и теребил усы, а потом, улучив краткую паузу оратора, вдруг повернулся ко мне со словами: «Знаете, Альбин, этим летом я был в гостях у фронтового друга-тракториста и мы славно приложились к самогону». Это было сказано явно в пандан витийству Иванова, который оторопел и замолк.

Провожая гостей, ЮрМих всегда помогал надеть пальто. Это меня смущало и немножко злило. Наверно — от невоспитанности.

Юрий Михайлович и Зара Григорьевна часто бывали в Петербурге. ЮрМих работал в библиотеке, готовя очередную книгу, навещал любимых сестёр.

Летом в нашей однокомнатной квартире на Васильевском острове профессор несколько раз проводил семинар по быту Павловской эпохи (об этом подробней пишет Ксана). Семинаристки делали сообщения, потом мы гуляли по Смоленскому кладбищу, которое было напротив нашего дома, бегали наперегонки с профессором за водкой, выпивали, закусывая холодным борщом. Помню, что как-то во время доклада Иры Паперно усталый ЮрМих блаженно заснул.

Ещё запомнилась поездка в Павловск (см. фото у Витебского вокзала; слева направо: А. Конечный, Ирина Паперно, Ю. М. Лотман, Любовь Киселёва). Знаменитый хранитель Павловского музея А. М. Кучумов водил нас по парку и дворцу.

11 ноября 1984 года в четырёх залах бывшего Комендантского дома (Петропавловская крепость, 4) открылась подготовленная мной выставка «Петербургские народные гулянья и развлечения. Конец XVIII — начало XX века» (подробнее см.: «Как всё начиналось». ЛФ. 2017. № 4. С. 326–357). 

Выставка сразу попала в поле зрения прессы, радио и телевидения и была отмечена как яркое событие в культурной жизни города. Уже чувствовались грядущие перемены.

Посетители впервые познакомились с народной культурой Старого Петербурга, изучение которого всё ещё оставалось в тени и не поощрялось. На популярность выставки обратило внимание и Управление культуры. В Комендантский дом зачастили дамы-чиновницы «с двумя парами очков» (как сообщила мне смотрительница), долго всё вынюхивали и переписывали этикетки экспонатов.

И было чему изумляться: можно было увидеть императорские фарфоровые пасхальные яйца («религиозная пропаганда»!), фарфоровые тарелки завода братьев Корниловых с изображением жанровых сцен (сбитенщик, продавцы лубочных картинок, хлеба и пряников и др.), фарфоровые статуэтки завода Гарднера: «Гуляка», «Три мужика с гармонью» и даже непристойные сцены («Мужик на горшке»). Всё это когда-то хранилось в Императорском Эрмитаже и отвечало вкусам Николая I, который даже однажды посетил балаган Лемена на масленичных гуляньях.

Юрий Лотман

Меня вызвали в дирекцию музея и потребовали демонтировать выставку, но для этого надо было создать комиссию, в которую должны были также войти художники и монтажники, которые, получив деньги за работу, исчезли в неизвестном направлении.

Зимой 1985 года Юрий Михайлович и Зара Григорьевна приехали по рабочим делам, но узнав, что над выставкой нависла угроза разгрома, помчались в Комендантский дом вместе со мной.

У меня сохранились их отзывы на выставку.

Лотман Юрий Михайлович, 63 г., высшее, филолог, историк культуры

Выставка имеет огромное культурное и общественно-воспитательное значение: она показывает подлинно народную культуру, те стороны народной жизни и народного духа, которые так любил Пушкин и которые питали творчество А. Н. Островского и многих др. деятелей русской культуры. Т. к. эта сфера народной жизни совершенно не изучена, то очевидно, что создатели выставки проделали огромную самостоятельную научную работу. Эту работу необходимо поддержать и продолжить. Это отвечает насущным сегодняшним задачам нашей науки и культуры.

Доктор фил. наук, проф. Ю. Лотман

Юрий Михайлович в этом отзыве сделал дипломатичный акцент на необходимости продлить выставку, спасая её из-под дамоклова меча чиновников, но, кроме того, им руководил и интерес к «подлинно народной культуре», к её взаимоотношению с профессиональным творчеством (см. его статью «Блок и народная культура города » 1 См.: Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэтики. Блоковский сборник IV. Тарту, 1981. С. 7–26.), а также к изучению проблемы отражения высокой литературы и живописи в низовой культуре (например, в лубке). Вспоминаю, как он долго рассматривал огромный лубок 2 Лубкам, их театрализованной природе, Ю. М. Лотман посвятил статью: Художественная природа русских народных картинок // Народная гравюра и фольклор в России XVII–XIX вв. М., 1976. С. 247–267. «Последний день разрушения города Помпеи » 3 «Последний день разрушения города Помпеи» — гравированный лубок (55,5 × 65,5) Ф. Алексеева по рис. Ф. Бобеля — был изготовлен в апреле 1834 года, после показа картины К. Брюллова в Париже, и получил широкое распространение в обеих столицах и в провинции; его можно было часто увидеть и в купеческих домах. Один из популярнейших сюжетов на сцене балагана, в панорамах и райке. Возможно, этот лубок сподвигнул Ю. М. Лотмана написать статью «Замысел стихотворения о последнем дне Помпеи» (Пушкин и русская литература: Сб. научных трудов. Рига, 1986. С. 24–33), где он  пишет: «В 1834 году в Петербурге была выставлена для обозрения картина Карла Брюллова «Последний день Помпеи». На Пушкина она произвела сильное впечатление. Он сделал попытку срисовать некоторые детали картины и тогда же набросал стихотворный отрывок» (С. 24–25)..

А вот отзыв Зары Григорьевны:

«Минц З. Г., 58 л., высшее, филолог-русист

Выставка не только необыкновенно интересно смотрится, но и имеет большой научный интерес. Так, например, экспонаты выставки дают живой материал для понимания драмы Ал. Блока «Балаганчик» (петербургские «арлекинады»), стихотворения «Вербная суббота» (выставленные экспонаты: фарфоровые статуэтки, яйца, игрушки и т. д.). Выставка позволяет реконструировать черты ушедшего быта и народной культуры, что очень важно для практики современного театра и кино.

Профессор ТГУ, докт. филол. наук З. Минц».

Зара Григорьевна стимулировала мои занятия балаганами, особенно интересуясь, в связи с А. Блоком, постановкой арлекинад 4 См.: Минц З. Г. В смысловом пространстве «Балаганчика» // Семиотика пространства и пространство семиотики. Труды по знаковым системам XIX. Тарту, 1986. С. 44–53. Автор благодарит меня за возможность ознакомиться с рукописью «Петербургские гулянья на балаганах».

Вспомнил также, что после выхода нашей статьи: Кумпан К. А., Конечный А. М. Наблюдения над топографией «Преступления и наказания» (Известия АН СССР: Серия литературы и языка. 1976. Т. 35. № 2. С. 180–190) мы получили открытку от Юрия Михайловича:

Дорогие Ксана и Альбин!

Простите, не помню, писал ли вам о вашем оттиске. Если нет — простите, что так задержал ответ. Ваша работа мне очень понравилась. Она очень убедительна и многое проясняет. Приятна корректность и точность во всей системе рассуждений. 

Жду ваших дальнейших работ. 
Будете ли вы в Тарту. Хотелось бы собрать весь семинар.
Сердечные вам приветы.

Ваш Ю. Лотман.

6. XI. 76

В конце лета 1993 года мы, собираясь в Таллин (где жили мои родные), решили позвонить Юрию Михайловичу и попросить разрешение его навестить. По тону его ответа мы почувствовали, что он искренне обрадовался и ждёт нас. И в августе к назначенному времени мы подошли к его дому и увидели его издалека: ЮрМих вышел заранее, чтобы встретить нас на улице (эту встречу подробно описала Ксана). Могу здесь только сказать, что встреча была необычайно тёплой и долгой, но с горьким привкусом: по внешнему виду профессора становилось очевидным, что она последняя.

Конечно, Юрий Михайлович и Зара Григорьевна стимулировали мои занятия по быту и зрелищной культуре Старого Петербурга, как при личном общении, так и в своих трудах. Но нас связывали не только научные, но главным образом человеческие, смею сказать, дружеские отношения. С благодарностью вспоминаю, как они при встречах заинтересованно расспрашивали, как мы живём, чем занимаемся, всегда «рвались в бой», предлагая помощь и поддержку.

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera