Взгляд в прошлое

Сохранение памяти о своём, личном прошлом, о детстве и юности всегда было сугубо частным литературным делом, но в свете истории XX века такая частная память и отношение к ней подлежат внимательному пересмотру, освобождению из-под наслоений. Отношение к предмету может быть самым разным: фотографическая память Осипа Мандельштама недобра, временами даже брезглива; память Марины Цветаевой — экстатично-восторженна, священна. Ярче всего ощущение последнего (и самого значимого) свидетеля ушедшего времени, пожалуй, проявляется в «Поэме без героя» Ахматовой. Так или иначе, для всех авторов здесь сохранение памяти — это в том или ином смысле особая миссия.

Шум времени

Осип Мандельштам1925

Автобиографическая проза Мандельштама, воспоминания о детстве и юности; Мандельштам отталкивается от зрительных впечатлений, ассоциаций, случайностей — и полагает их важнейшими в жизни человека, по крайней мере в своей. Позднеимперский Петербург, хаотическое детское чтение, неизбывное чувство неловкости, разговоры и религиозность просвещённого еврейства, глубокое переживание музыки. Несмотря на цепкую память Мандельштама, детали в тексте действительно сливаются в шум времени, почему — автор объясняет сам: «Память моя не любовна, а враждебна, и работает она не над воспроизведением, а над отстранением прошлого». В написанном шестью годами позже стихотворении «С миром державным я был лишь ребячески связан…» Мандельштам вновь подтверждает, что этому державному миру «ни крупицей души не обязан». Такой вывод парадоксален, в нём, как вообще в поэзии Мандельштама, заложено внутреннее противоречие, но он позволяет выделить в «Шуме времени» главное: важные знакомства, определяющие образ мыслей; чувства, сообщённые теми или иными людьми, — например, насущно нужную «литературную злость», которую Мандельштаму привил поэт и учитель Владимир Гиппиус.

Подробнее о книге

Форель разбивает лёд

Михаил Кузмин1929

Кузмин называл «Форель разбивает лёд» циклом стихотворений, но тесная сюжетная и образная взаимосвязь текстов позволяет считать «Форель» полноценной поэмой. В основе её сюжета — полусказочное любовное приключение, длящееся двенадцать месяцев, и непрошеная работа памяти: «Толпой нахлынули воспоминанья, / Отрывки из прочитанных романов, / Покойники смешалися с живыми, / И так всё перепуталось, что я / И сам не рад, что всё это затеял»; среди источников вдохновения — роман Майринка «Ангел западного окна» и опера Вагнера «Тристан и Изольда». Тексты, составляющие «Форель», названы «ударами» — каждый удар об лёд, пробующий новый ритм, можно считать декларацией о свободе: чувство свободы и подчёркнутая особость, независимость от литературных групп и коллективных суждений, как вспоминали современники, были присущи Кузмину всегда. Метрика «Второго удара», судя по всему, послужила основой для ахматовской «Поэмы без героя».

Мой Пушкин

Марина Цветаева1937

Воспоминания о детстве и в своём роде творчески-психологическая биография поэта. Рассказывая, как складывался в её детском сознании миф о Пушкине — первом поэте, поэте par excellence, «убитом чернью», — Цветаева в каком-то смысле предсказывает собственную творческую и человеческую судьбу. В «Моём Пушкине» многие принципы поэтического творчества Цветаевой и использованы в прозаических целях, и объяснены с почти психоаналитической скрупулёзностью. Это ярчайший пример прозы поэта, местами построенной, при стройности и последовательности изложения событий, методом свободных ассоциаций, рефлексия о том, как детские впечатления формируют язык, а язык формирует сознание.

Повесть о Сонечке

Марина Цветаева1938

Восторженный портрет актрисы Софьи Голлидэй, в которую Цветаева была влюблена и для которой написала роли в своих пьесах «Приключение» и «Конец Казановы». Одновременно это описание жизни творческой богемы в Москве 1919–1920 годов. Тяжелейший период в жизни Цветаевой, когда от голода погибла одна из её дочерей, одновременно оказывается временем наивысшего эмоционального подъёма. Компания молодых студийцев Вахтангова живёт фантазиями о других эпохах — начиная с революционной Франции, эхом которой становится русская революция (не случайно в этом тексте Цветаева то и дело сбивается на французский). Сонечка — вечная «четырнадцатилетняя девочка», драгоценный и нежизнеспособный в 1919 году цветок из прежних времён. В «Сонечке» Цветаева оплакала конец Серебряного века, оборванного смертями и эмиграцией.

Лето Господне

Иван Шмелёв1944

Патриархальная жизнь московского купеческого Замоскворечья, описанная как религиозно-гастрономический календарный цикл. Купеческий сын Шмелёв, выросший под опекой набожного «дядьки», в окружении мастеровых — работников своего отца, через пелену детской ностальгии показывает картины дореволюционной Москвы, идиллические пейзажи, проникнутые хозяйственной деятельностью, с всепроникающим умилением рассказывает о религиозных обрядах и о грибном рынке, о народных приметах и поверьях, жизни подвижников, засолке огурцов, заготовлении льда, масленичных гуляниях и святочных гаданиях, о бесконечном разнообразии русской кухни и глубокой традиционной набожности русского народа. Незамутнённая и идеализированная картина русской жизни, которую смела революция.

Другие берега

Владимир Набоков1953 1954

Первый вариант этой книги — английская автобиография под названием «Убедительные доказательства»; позже Набоков сам переводит её на русский (как и «Лолиту») и называет «Другие берега»; текст под этим названием существенно отличается как от английского первоисточника, так и от более поздней англоязычной версии «Память, говори». Набоков описывает свою жизнь с раннего детства до переезда в США; детство, источник самых ярких впечатлений и самой нежной, сверхдетальной памяти о людях и вещах, занимает его больше всего; Набоков говорит здесь о своей синестезии — одновременном восприятии звука и цвета — и яростно отвергает любые фрейдистские толкования. В целом «Другие берега» — источник всех биографических мифов о Набокове: аристократизм и чувство исключительности; эротизм; strong opinions; футбол, шахматы и велосипеды; целая глава, посвящённая бабочкам; совет «балуйте детей побольше, господа, вы не знаете, что их ожидает!».

Поэма без героя

Анна Ахматова1940 1965

«Поэма без героя» — центральное произведение Ахматовой, предмет её особенной гордости; на протяжении двадцати пяти лет было создано четыре её редакции. В итоговой воссоздаётся интеллектуальная, карнавальная атмосфера 1913 года накануне катастроф «не календарного, настоящего Двадцатого Века», за этим следует интермеццо — размышления единственной оставшейся в живых свидетельницы прошлого, вдовы и матери репрессированного сына, на фоне разрушенного города; поэму о призраках прошлого Ахматова посвятила погибшим в блокаде Ленинграда. «Поэма без героя», полная аллюзий к давно ушедшей реальности и античной классике, — в той же мере миф, что и воспоминание; авторский голос здесь — стержень, держащий всё пространство поэмы и способный выдержать экстремальный контраст двух планов произведения; вокруг него располагаются все её персонажи и темы. Строфа поэмы, иногда называемая ахматовской, — дольник на основе анапеста, восходящий к поэме Михаила Кузмина «Форель разбивает лёд».