Поэма посвящена сверстникам Анны Ахматовой — людям Серебряного века (этот термин Ахматова стала употреблять одной из первых). Как и многие другие ахматовские произведения 1930–60-х годов, «Поэма без героя» — попытка переосмыслить опыт культуры начала XX века, с учётом последующих судеб её носителей и в контексте трёхвековой петербургской истории. Прототипы многих персонажей поэмы — близкие знакомые Ахматовой, поэма содержит отсылки к разным (в том числе достаточно интимным и неизвестным читателю) обстоятельствам биографии автора. Частное и глобально-историческое в ней причудливо переплетается друг с другом.

Работа над поэмой началась 27 декабря 1940 года в Ленинграде и продолжалась в Ленинграде и Ташкенте Осенью 1941 года Ахматова была эвакуирована из Ленинграда сначала в Москву, затем в Чистополь, оттуда в Ташкент. В Ташкенте был издан сборник её стихотворений. Весной 1944 года поэтесса вернулась в Ленинград. ⁠ до 1943 года. Затем поэма неоднократно перерабатывалась. Хотя последняя редакция была завершена в 1963 году, Ахматова до 1965 года вносила в текст изменения и дополнения. Параллельно создавалось (но осталось незаконченным) балетное либретто на сюжет поэмы.

Поэма очень сложна по структуре. Её первая часть, «1913 год», состоит из трёх (или четырёх — в разных редакциях рубрикация различается) глав и «интермедии». В них описывается некий метафорический карнавал, завершающийся самоубийством одного из персонажей — «драгунского корнета» (он же Пьеро). Действие происходит одновременно в двух временах — 1940 и 1913 годах. Вторая часть, «Решка», представляет собой рефлексию на тему жанра и мотивов первой. Наконец, завершает поэму лирический эпилог. При сложности структуры поэма вся написана одним размером («тревожный» трёхиктный дольник Дольник с тремя сильными опорными долями в стопе. Сам дольник обозначает стихотворный размер, в котором количество безударных слогов между ударными не постоянно, а колеблется, создавая более изысканный и в то же время естественный ритмический рисунок. ⁠ на основе анапеста и амфибрахия) с рифмовкой ааbссb. Лишь в первом посвящении появляется пятистопный ямб и в эпилоге — короткая хореическая (отсылающая к фольклору) вставка. Поэтические фрагменты предваряются прозаическими экспозициями.

Многие образы поэмы (Пьеро, Арлекин, Коломбина) заимствованы из народного итальянского театра — комедии дель арте, причём Ахматова имеет в виду восприятие этих образов в культуре Серебряного века (например, в «Балаганчике» Блока, написанном в 1906-м). Есть в поэме и намёки на театральные эксперименты Мейерхольда. Отдельная и очень сложная тема — отражение в поэме творчества Михаила Кузмина, от «Сетей» (1905–1908), «Курантов любви» (1906), «Чудесной жизни Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» (1919) до поэмы «Форель разбивает лёд» (1927). Связь строфы и ритма «Поэмы без героя» с одним из фрагментов кузминской поэмы — «Вторым ударом» — отмечали уже современники (и эта связь становится предметом рефлексии в «Решке»).

Сравним:

Кони бьются, храпят в испуге,
Синей лентой обвиты дуги,
Волки, снег, бубенцы, пальба!
Что до страшной, как ночь, расплаты?
Разве дрогнут твои Карпаты?
В старом роге застынет мёд?

Кузмин

и:

Оплывают венчальные свечи,
            Под фатой поцелуйные плечи,
                        Храм гремит: «Голубица, гряди!..»
Горы пармских фиалок в апреле
            И свиданье в Мальтийской капелле,
                       Как отрава в твоей груди.

Ахматова

При этом Блок, Мейерхольд и Кузмин — сами легко узнаваемые персонажи ахматовской поэмы, и их изображение (в особенности Кузмина) крайне субъективно и пристрастно.

Вообще поиск перекличек и заимствований в «Поэме без героя» может продолжаться очень долго. Так, мотив «Леты-Невы» присутствует, как указывает Роман Тименчик, по меньшей мере у двух поэтов — у Всеволода Курдюмова Всеволод Валерианович Курдюмов (1892–1956) — поэт. Окончил Тенишевское училище, Петербургский и Мюнхенский университет. Дебютировал в 1912 году, несмотря на неблагожелательные отзывы Гумилёва и Брюсова, на следующий год был принят в «Цех поэтов», выпустил несколько малотиражных сборников. В 1922 году завершил поэтическую карьеру, с 1930-х писал для детского театра. ⁠ (причём именно в стихотворении 1913 года) и у Георгия Иванова.

Говоря о театральных влияниях, стоит упомянуть пьесы Юрия Беляева Юрий Дмитриевич Беляев (1876–1917) — журналист, театральный критик, драматург. Заведовал театральным отделом в петербургской газете «Россия», затем перешёл в «Новое время». Выпустил несколько сборников критических статей и фельетонов. С 1908 года начал писать водевильные пьесы для театра, среди его самых заметных работ — «Путаница, или 1840 год», «Псиша», «Дама из Торжка» и «Красный кабачок». ⁠ «Путаница, или 1840 год» и «Псиша», в которых блистала главная героиня ахматовской поэмы — Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина (1885–1945) — актриса, переводчица. Играла в основном роли второго и третьего планов. В 1905–1906 годах состояла в труппе Александринского театра (например, исполняла роль Ани в чеховском «Вишнёвом саде»). Танцевала на сцене Литейного театра и в арт-кафе «Бродячая собака». В 1907 году вышла замуж за художника Глебова, после развода с ним стала гражданской женой композитора Артура Лурье. В 1924 году эмигрировала, во Франции переводила на русский французскую поэзию, занималась изготовлением кукол и статуэток. В «Поэме без героя» Ахматова называет Глебову-Судейкину «подругой поэтов». ⁠ . 7–8 июня 1958 года Ахматова делает запись: «Вчера мне принесли пьесу <«Путаница»>, поразившую меня своим убожеством. В числе источников поэмы прошу её не числить… Невольно вспомнишь слова Шилейко Владимир Казимирович Шилейко (1891–1930) — востоковед, поэт, переводчик. Ещё в школьные годы выучил библейский иврит, древнегреческий и латынь, в Петербургском университете занимался ассириологией, переводил аккадские и шумерские тексты. Был близок к акмеистам и «Цеху поэтов». Консультировал Гумилёва в его работе над переводом «Сказания о Гильгамеше» (также сделал собственный перевод эпоса с аккадского оригинала). В 1918 году женился на Анне Ахматовой. Отношения закончились спустя пять лет. По словам Анатолия Наймана, о браке с Шилейко Ахматова говорила как «о мрачном недоразумении, однако без тени злопамятности, скорее весело и с признательностью к бывшему мужу». После развода Шилейко женился на искусствоведе Вере Андреевой. Умер от туберкулёза, не дожив до 40 лет. ⁠ : «Область совпадений столь же огромна, как и область подражаний и заимствований». Я даже, да простит мне Господь, путала её с другой пьесой того же автора «Псиша», которую я тоже не читала. Отсюда стих: «Ты ли, Путаница-Психея…»

В то же время упоминание пьесы «Псиша» не может быть случайным: она посвящена судьбе крепостной актрисы Параши Ковалёвой-Жемчуговой Прасковья Ивановна Ковалёва-Жемчугова (1768–1803) — актриса, певица. Родилась в семье крепостного кузнеца семьи Шереметевых. В возрасте 7 лет была взята на воспитание княгиней Марфой Долгоруковой, с 11 лет начала играть в крепостном театре. Добилась большой известности — в благодарность за роль Элианы в опере Гретри «Самнитские браки» Екатерина II наградила актрису алмазным перстнем. В 1797 году Ковалёва-Жемчугова заболела туберкулёзом и потеряла голос. Николай Шереметев дал ей вольную и в 1801 году женился на ней. Умерла сразу после рождения первенца. ⁠ , ставшей графиней Шереметевой. «Молодая хозяйка дворца» (то есть Фонтанного дома, дворца Шереметевых, в одном из флигелей которого жила Ахматова в 1920–40-е годы) упоминается и в поэме Ахматовой. Несомненно, даже не читая этой пьесы, Ахматова знала о ней и о её сюжете.

Веселиться — так веселиться,
Только как же могло случиться,
Что одна я из них жива?

Анна Ахматова

Не случайны и многочисленные эпиграфы и сноски, отсылающие (в разных редакциях) к самым различным авторам — от Жуковского, Пушкина, Байрона, Китса до Хлебникова и Элиота. Для Ахматовой в конце жизни чрезвычайно важно было, что, при видимой «архаичности» многих элементов своей поэтики, она существует в контексте модернистской культуры XX века, и её произведения рассчитаны на чтение с учётом опыта этой культуры. Поэтому, например, Ахматова не раз и не два упоминает в разных текстах Джойса и Кафку, отсюда её (в поздний период) сдержанно-благожелательный интерес к футуристам (былым оппонентам) и даже к обэриутам. Элиот, один из реформаторов жанра поэмы, для Ахматовой — прежде всего сверстник, пытающийся в «Четырёх квартетах» осмыслить, как и она сама, опыт поколения перед лицом истории и вечности («Я родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом» — из записей 1957 года; в действительности Элиот был годом старше Ахматовой).

Ещё одна важнейшая линия влияний — русская и европейская гофманиада и соответствующий сегмент «петербургского текста» Совокупность текстов русской литературы, в которых важную роль играют мотивы Петербурга. К петербургскому тексту относятся «Медный всадник» и «Пиковая дама» Пушкина, «Петербургские повести» Гоголя, «Бедные люди», «Двойник», «Хозяйка», «Записки из подполья», «Преступление и наказание», «Идиот» и «Подросток» Достоевского. Понятие ввёл лингвист Владимир Топоров в начале 1970-х годов. ⁠ (от Гоголя до Андрея Белого). Возможна даже перекличка с «Мастером и Маргаритой» Михаила Булгакова, фрагменты которого (в том числе описание «бала у Сатаны») Ахматова могла слышать в чтении автора (полностью рукопись романа она прочитала в эвакуации в Ташкенте). Наконец, несомненна связь с символистской эстетикой, которую в своё время Ахматова и её друзья отвергли. Виктор Жирмунский (в своё время написавший статью «Преодолевшие символизм» — об акмеистах), по словам Ахматовой, дал следующее определение: «Поэма без героя» — это исполненная мечта символистов, это то, что они проповедовали в теории, но, когда начинали творить, никогда не могли осуществить».

Сама Ахматова указывает ещё два источника — Роберта Браунинга Роберт Браунинг (1812–1889) — английский поэт и драматург. Был близок к Диккенсу, Вордсворту, много общался с Теннисоном. Среди его самых заметных произведений — пьеса «Пиппа проходит мимо» и сборник стихов «Драматическая лирика». Браунинг ввёл в английскую поэзию жанр монолога-исповеди. В 1833 году поэт посетил Россию. Из-за слабого здоровья жены, поэтессы Элизабет Барретт Моултон, жил преимущественно в Италии. ⁠ («Dis aliter visum») и Поля Валери Поль Валери (1871–1945) — французский поэт, эссеист. Был близок к кругу поэта Стефана Малларме, стихи начал печатать в начале 1890-х годов. Известность ему принесла поэма «Юная парка», опубликованная в 1917 году. Благодаря своей публицистике приобрёл репутацию влиятельного интеллектуала. В 1925-м был избран членом Французской академии. Во время Второй мировой войны Валери входил в Национальный комитет писателей, один из центров антифашистского Сопротивления. ⁠ («Эльсинорских террас парапет»).

Фрагменты поэмы публиковались в журнале «Ленинград» Литературный журнал, выходивший два раза в месяц в Ленинграде с 1940 по 1946 год. В нём, помимо Ахматовой, публиковались Михаил Зощенко, Николай Тихонов, Ольга Берггольц, Лев Пумпянский. Был закрыт постановлением ЦК «О журналах «Звезда» и «Ленинград» — из-за предоставления «своих страниц для пошлых и клеветнических выступлений Зощенко, для пустых и аполитичных стихотворений Ахматовой». ⁠ (1944, № 10/11 — финал «Эпилога», в котором речь шла о войне, о её бедствиях, о беженцах, об «отмщении» врагу), и в «Ленинградском альманахе» за 1945 год (отрывок из первой, «основной» части). Естественно, с 1946 года, после ждановского постановления Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград» от 14 августа 1946 года. Из-за него был сменён состав редколлегии «Звезды», закрылся журнал «Ленинград», а печатавшиеся там Ахматова и Зощенко были исключены из Союза писателей. 15 и 16 августа секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов выступил с докладом о Зощенко (рассказы которого «отравлены ядом зоологической враждебности к советскому строю») и Ахматовой («поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной»), текст доклада затем был опубликован в «Правде». ⁠ , публикации прекратились. Но в 1957 году уже напечатанный прежде фрагмент «Эпилога» перепечатывается в «Антологии русской советской поэзии», а через год — в книге Ахматовой «Стихотворения». Ещё один фрагмент появляется в 1959 году в журнале «Москва» (№ 7).

 С середины 1950-х поэма ходила в списках. Первая полная публикация одной из промежуточных редакций (без ведома автора) — в альманахе «Воздушные пути» (№ 1, Нью-Йорк, 1960). Другая редакция — во втором выпуске этого же альманаха в 1961 году. В 1962-м Ахматова предприняла попытку публикации поэмы в журнале «Новый мир». В 1965-м первая часть поэмы напечатана в книге «Бег времени». Полностью (с цензурными изъятиями) окончательная редакция поэмы напечатана в книге «Избранное» (М.; Л., 1974). С 1987 года издатели стремятся печатать поэму в авторском варианте, но при этом возникает множество текстологических проблем.

Реакция первых слушателей поэмы была, по свидетельству Ахматовой, довольно сдержанной: «Строже всего, как это ни странно, её судили мои современники, и их обвинения сформулировал в Ташкен­те X. (искусствовед Абрам Эфрос Абрам Маркович Эфрос (1888–1954) — искусствовед, поэт, переводчик. Перевёл на русский «Песнь песней Соломона», тексты Данте, Петрарки, Микеланджело. В 1922 году выпустил сборник стихов «Эротические сонеты». Выступал как эссеист и художественный критик — известен его сборник критических статей о художниках «Профили» (1930). Был соавтором Николая Пунина, гражданского мужа Ахматовой. Работал в Третьяковской галерее, организовывал выставки. В 1937 году был отправлен в ссылку в Нижний Новгород, по возвращении преподавал историю искусств. ⁠ . — В. Ш.), когда он сказал, что я свожу какие-то старые счёты с эпохой (10-е годы) и людьми, которых или уже нет, или которые не могут мне ответить. Тем же, кто не знает некоторые «петербургские обстоятельства», поэма будет непонятна и неинтересна. Другие, в особенности женщины, считали, что «Поэма без героя» — измена какому-то прежнему «идеалу» и, что ещё хуже, разоблачение моих давних стихов, «Чётки» Сборник стихов Ахматовой, опубликованный в 1914 году в издательстве «Гиперборей». ⁠ , которые они «так любят». Весьма холодно отнеслась к фрагментам поэмы, прочтённым ей в июне 1941 года, Марина Цветаева: «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро». По мнению Ахматовой, Цветаева увидела в поэме «мирискусническую «Мир искусства» — художественное объединение конца 1890-х годов, а также одноимённый журнал, издававшийся в Петербурге с 1898 по 1904 год. Руководили журналом Сергей Дягилев и Александр Бенуа. Издание и объединение вошли в историю как первооткрыватели модернизма и символизма в российском искусстве. ⁠ стилизацию» — «т. е. то, с чем она, м. б., боролась в эмиграции как со старомодным хламом». Как замечала впоследствии Ахматова, «в первый раз я встретила вместо потока патоки искреннее негодование читателей».

Восторженные отзывы о поэме в этот период исходят в первую очередь от читателей иного поколения и социального опыта, в том числе от иностранцев — поляка Юзефа Чапского Юзеф Мариан Францишек Чапский (1896–1993) — польский художник и писатель. Учился в Петербурге, был близок к поэтическому символистскому кругу Зинаиды Гиппиус. Участвовал в Первой мировой войне. После революции уехал в Польшу, изучал там живопись. В 1939 году был призван в польскую армию и воевал против СССР, попал в плен, был переправлен в лагерь, но через два года освобождён. В 1942 году познакомился в Ташкенте с Ахматовой. После окончания войны жил во Франции, участвовал в издании эмигрантских журналов «Культура» и «Континент». Написал несколько мемуарных книг о ГУЛАГе. ⁠ и британца российского происхождения Исайи Берлина Исайя Берлин (1909–1997) — английский философ, переводчик. Детство провёл в Риге и Петрограде, после революции семья Берлина эмигрировала в Великобританию. Во время Второй мировой служил секретарём британского посольства в СССР, в это время познакомился с Ахматовой и Пастернаком. После войны преподавал философию в Оксфордском университете. Интересовался фигурами Герцена, Бакунина, Белинского. Именно статьи Берлина о Герцене вдохновили Тома Стоппарда на написание драматической трилогии «Берег утопии». ⁠ (оба сыграли важную роль в жизни Ахматовой). Берлин охарактеризовал поэму как «реквием по всей Европе». В окончательной редакции поэмы он сам становится её персонажем.

Вероятно, первым развёрнутым печатным откликом на поэму стала статья Бориса Филиппова (Филистинского) Борис Андреевич Филиппов (настоящая фамилия — Филистинский; 1905–1991) — литературовед, публицист, редактор. Окончил Ленинградский восточный институт: специализировался на монголоведении, изучал буддизм и индуизм. В 1927 году был арестован за участие в религиозно-философском кружке Сергея Аскольдова. Повторно был арестован в 1936 году, после пяти лет лагерей поселился в Новгороде. Во время войны добровольно предложил сотрудничество немецким оккупантам. По некоторым сведениям, участвовал в казнях жителей Новгорода. Ушёл на Запад вместе с отступающими немецкими войсками. В 1950 году переехал в США, сотрудничал с радиостанцией «Голос Америки», преподавал русскую литературу. Совместно с Глебом Струве подготовил издания собраний сочинений Ахматовой, Пастернака, Гумилёва, Мандельштама. ⁠ во втором выпуске «Воздушных путей»: «…Героем поэмы, единственным отвоплотившимся до конца, является сама эпоха, время распада отдельных личностей, их обезличения, но сама по себе — эпоха очень яркая и характерная. <…> Шестикратные, пятикратные, минимум — трёхкратные рифмы и ассонансы Повторение одинаковых гласных звуков. ⁠ — рифмы женские — опоясываются, сжимаются в железных объятиях рифм мужских. Чёткая поступь и железный ритм, такт, а образы сменяют друг друга, повторяются, перекрещиваются — всё пронизано сквозняками эпохи».

В период оттепели поэма, над которой всё ещё идёт работа, оказывается в центре внимания, широко расходится в списках. В 1963 году Ахматова записывает: «Время работало на «Поэму без героя». За последние 20 лет произошло нечто удивительное, т. е. у нас на глазах происходит полный ренессанс 10-х годов. <…> Послесталинская молодёжь и зарубежные учёные-слависты одинаково полны интереса к предреволюционным годам. <…> Всё это я говорю в связи с моей поэмой, потому что, оставаясь поэмой исторической, она очень близка современному читателю…» К этому времени относятся и высокие оценки сверстников Ахматовой: «шедевр исторической живописи» (Чуковский), «трагедия совести» (Шкловский).

Начиная с 1970-х (с книги Виктора Жирмунского Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971) — лингвист и литературовед. Преподавал в Петербургском университете, а после революции — в Ленинградском университете. В 1933, 1935 и 1941 годах подвергался арестам, во время кампании по борьбе с «космополитизмом» был уволен из ЛГУ, вернулся в университет в 1956 году. Жирмунский — специалист по немецкой и английской литературам, исследователь творчества Ахматовой. Изучал диалекты идиша и немецкого языка. ⁠ «Творчество Анны Ахматовой», 1973) поэма становится предметом углублённого изучения и анализа. Огромную роль здесь сыграли статьи Романа Тименчика и подготовленный им комментарий к изданию «Поэмы без героя» 1989 года. С непростыми вопросами текстологии поэмы работала Наталия Крайнева, составившая свод всех рукописей поэмы с комментарием и анализом (2009). Новые статьи о «Поэме без героя» появляются постоянно.

Прототипом «драгунского корнета», который совершает самоубийство в финале первой части, был молодой офицер Всеволод Гаврилович Князев (1891–1913). Князев писал стихи и в 1909 году принёс их в редакцию журнала «Аполлон» Журнал об искусстве, выходивший в Петербурге с 1909 по 1917 год. Инициатором создания был Сергей Маковский. Издание привлекало символистов и акмеистов: с журналом сотрудничали Николай Гумилёв, Михаил Кузмин, Сергей Ауслендер, обложки оформлял Мстислав Добужинский. ⁠ . Вскоре начался его бурный роман с Михаилом Кузминым. По его протекции стихи Князева были напечатаны в 1910 году в «Новом журнале для всех» Литературно-художественный журнал, издававшийся в Петербурге с 1908 по 1916 год. В журнале печатались Ахматова, Гумилёв, Блок, Бальмонт. С приходом в журнал художественного критика Сергея Исакова в 1914 году издание отошло от литературы и стало одним из центров левого искусства. ⁠ .

Кузмин предполагал издать свои стихи, посвящённые Князеву, и его ответные посвящения отдельной книгой под названием «Пример влюблённым». Оформлять книгу должен был друг Кузмина, художник Сергей Юрьевич Судейкин. В 1912 году Князев служил в Иркутском гусарском полку, расквартированном в Риге, и летом, во время приезда в Петербург, останавливался у Судейкиных. У него начался роман с женой художника — актрисой Ольгой Афанасьевной Судейкиной (1885–1945), урождённой Глебовой. При этом отношения с Кузминым продолжались: в сентябре Кузмин и Князев совершают совместную поездку в Митаву Город в Латвии. Современное название — Елгава. ⁠ , однако в конце месяца, видимо, наступает разрыв. Роман с Судейкиной продолжался до конца года. Последние посвящённые ей стихи датированы январём 1913 года. Князев застрелился (по неизвестной причине) 29 марта 1913 года в Риге, остался жив, но уже 5 апреля умер в больнице.

Золотого ль века виденье
Или чёрное преступленье
В грозном хаосе давних дней?

Анна Ахматова

Хотя родные Князева считали именно Судейкину виновницей гибели сына (мать Всеволода на его похоронах прямо сказала ей: «Бог накажет тех, кто заставлял его страдать»), есть и другие предположения. Как указывает Роман Тименчик, «биограф О. А. Глебовой-Судейкиной, французская исследовательница Э. Мок-Бикер приводит такую версию самоубийства: от Князева требовали женитьбы на девушке из одного рижского семейства, на этом настаивали её родные, пожаловавшиеся полковому начальству. Князев счёл это для себя бесчестием и покончил с собой».

Сюжет первой части поэмы лишь отдалённо напоминает эту историю. «Гусарский корнет» совершает самоубийство на пороге «Коломбины», которая «возвратилась домой… не одна», вероятно с новогоднего карнавала. Таким образом, действие отнесено не к марту-апрелю, а к январю 1913 года. В то же время связь поэмы с «князевским» сюжетом очевидна и Ахматовой неоднократно подтверждалась.

Тем не менее появлялись другие версии. Например, Филиппов, к удивлению Ахматовой, прочитал фигурирующие в первом посвящении инициалы «В. К.» как «Василий Комаровский». В действительности жизнь поэта Василия Комаровского Василий Алексеевич Комаровский (1881–1914) — поэт. Учился в Петербургском университете, подолгу жил за границей, где лечился от эпилепсии. Был близок к акмеистам. Стихи Комаровского впервые были напечатаны в журнале «Аполлон» в 1911 году, в 1913 году вышла первая книга стихов. По свидетельству Николая Пунина, поэт умер с началом Первой мировой войны от «паралича сердца в припадке буйного помешательства». ⁠ , царскосельского знакомого Гумилёва и Ахматовой, оборвалась при обстоятельствах драматичных, но ничего общего с сюжетом «Поэмы без героя» не имеющих.

Самоубийство Князева было в ряду громких суицидальных историй, потрясших русскую литературу накануне и во время Первой мировой войны: покончили с собой Виктор Гофман Виктор Викторович Гофман (1884–1911) — поэт, литературный критик, переводчик. Вырос в Москве, в гимназии дружил с Владиславом Ходасевичем. Публиковал статьи в газетах «Русский листок», «Москвич», «Руль». В 1905 году издал первую книгу стихов, в 1909 году — вторую. В 1911 году отправился в заграничное путешествие и в Париже застрелился из револьвера. ⁠ (13 августа 1911 года), Надежда Львова Надежда Григорьевна Львова (1891–1913) — поэтесса. Ещё учась в гимназии, вместе с Ильёй Эренбургом и Николаем Бухариным участвовала в подпольной большевистской организации. В 1911 году начала печатать стихи в журнале «Русская мысль». Познакомилась с Валерием Брюсовым, с которым у неё завязался роман. В 1913 году у Львовой вышла первая книга стихов. В этом же году поэтесса, находясь в депрессии из-за зашедшего в тупик романа с Брюсовым, застрелилась. ⁠ (7 декабря 1913 года), Иван Игнатьев Иван Васильевич Игнатьев (настоящая фамилия — Казанский; 1892–1914) — поэт. Начал заниматься поэзией в 1911 году, во многом благодаря знакомству с Игорем Северянином. Игнатьев основал своё издательство «Петербургский глашатай», которое стало центром петербургского эгофутуризма. В этом издательстве Игнатьев выпустил три книги своих стихов. В 1914 году, на второй день после свадьбы, Игнатьев зарезал себя бритвой. ⁠ (Казанский) (2 февраля 1914 года), Божидар Божидар (настоящее имя — Богдан Петрович Гордеев; 1894–1914) — поэт. Жил в Харькове, был членом футуристической группы «Центрифуга». В 1914 году стал сооснователем издательства «Лирень», в котором выпустил свою первую и единственную книгу стихов — «Бубен». После начала Первой мировой повесился в лесу под Харьковом. ⁠ (Богдан Гордеев) (7 сентября 1914 года), Муни Самуил Викторович Киссин (псевдоним — Муни; 1885–1916) — поэт. Начал печатать стихи с 1906 года, близко дружил с Владиславом Ходасевичем. В 1909 году Киссин женился на младшей сестре Брюсова Лидии. С началом Первой мировой войны был призван в армию — в 1916 году в приступе депрессии застрелился из револьвера. ⁠ (Самуил Киссин) (4 апреля 1916 года). Все эти трагические эпизоды оставили след в культуре (вспомнить хотя бы очерки про Надю Львову и Муни в «Некрополе» Ходасевича). Самоубийство Князева тоже «мифологизировалось» — свидетельство тому, например, стихотворение Георгия Иванова, написанное в 1926 году:

Январский день. На берегу Невы
Несётся ветер, разрушеньем вея.
Где Олечка Судейкина, увы,
Ахматова, Паллада, Саломея?
Все, кто блистал в тринадцатом году, —
Лишь призраки на петербургском льду.
Вновь соловьи засвищут в тополях,
И на закате, в Павловске иль в Царском,
Пройдёт другая дама в соболях,
Другой влюблённый в ментике гусарском,
Но Всеволода Князева они
Не вспомнят в дорогой ему тени.

Нет прямых свидетельств о знакомстве Ахматовой с этим стихотворением, напечатанным в книге Иванова «Розы» (1931), но само её присутствие в качестве героини метасюжета (наряду с Судейкиной, а также Саломеей Андрониковой Саломея Николаевна Андроникова (настоящая фамилия —  Андроникашвили; 1888–1982) — филантроп, модель. Родилась в Тифлисе, в 1906 году вышла замуж за купца Павла Андреева и переехала в Петербург. Организовала там литературный салон, общалась с Ахматовой, Мандельштамом, Сергеем Прокофьевым, Артуром Лурье. В 1917 году переехала в Крым, затем в Тифлис к родителям — там вместе с поэтами Сергеем Городецким и Сергеем Рафаловичем издавала журнал «Орион». С 1920 года жила в Париже, вышла замуж за адвоката Александра Гальперна. В эмиграции Андроникова долгое время финансово поддерживала семью Цветаевой. Вместе с мужем жила в Нью-Йорке, затем в Лондоне — там в 1965 году встречалась с Ахматовой. ⁠ , воспетой Мандельштамом, и «роковой женщиной» довоенного Петербурга Палладой Богдановой-Бельской Паллада Олимповна Богданова-Бельская (1885–1968) — поэтесса. Окончила драмстудию Николая Евреинова, была завсегдатаем арт-кафе «Бродячая собака». В 1915 году издала сборник стихов «Амулеты». Известно об её отношениях с эсером и террористом Егором Созоновым, поэтами Всеволодом Князевым, Леонидом Каннегисером. Первым мужем поэтессы стал эсер Сергей Богданов, вторым — скульптор Глеб Дерюжинский, третьим — искусствовед Виталий Гросс. ⁠ ) весьма характерно.

Через год после Иванова во вступлении к поэме «Форель разбивает лёд» (напечатанной в одноимённой книге в 1929 году — Ахматова, по свидетельству Лидии Чуковской, перечитывала её осенью 1940 года) Кузмин выводит призраки своих погибших друзей:

Художник утонувший
Топочет каблучком,
За ним гусарский мальчик
С простреленным виском…

«Художник утонувший» — Николай Сапунов Николай Николаевич Сапунов (1880–1912) — живописец, театральный художник. Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у Константина Коровина, Валентина Серова и Исаака Левитана. Был членом художественных объединений «Алая роза», «Голубая роза» и «Мир искусства». С начала 1900-х работал над декорациями к спектаклям МХТ, театра «Эрмитаж», Большого театра, Александринского театра. Как художник сотрудничал с журналом «Весы», работал над интерьером арт-кафе «Бродячая собака». Погиб во время лодочной прогулки. ⁠ , один из тех, кто расписывал кабаре «Бродячая собака» Один из центров культурной жизни Петербурга 1910-х. Арт-кафе открыл театральный режиссёр Борис Пронин 31 декабря 1911 года. В нём часто устраивались поэтические и музыкальные вечера, театральные представления, лекции. Завсегдатаями «Бродячей собаки» были Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Маяковский, Хлебников, Мейерхольд. Официальной причиной закрытия стало нарушение сухого закона. ⁠ , тоже связанное с сюжетом поэмы (он утонул 27 июня 1912 года в Териоки на глазах Кузмина).

Сама Ахматова объясняет обращение к сюжету так:

«Первый росток… который я десятилетиями скрывала от себя самой, — это, конечно, запись Пушкина: «Только первый любовник производит… впечатление на женщину, как первый убитый на войне…» Всеволод был не первым убитым и никогда моим любовником не был, но его самоубийство было так похоже на другую катастрофу... что они навсегда слились для меня. Вторая картина, выхваченная прожектором памяти из мрака прошлого, это мы с Ольгой после похорон Блока, ищущие на Смоленском кладбище могилу Всеволода (1913). «Это где-то у стены», — сказала Ольга, но найти не могли. Я почему-то запомнила эту минуту навсегда». Под «другой катастрофой» имеется в виду самоубийство влюблённого в Ахматову Михаила Линдеберга (1891–1911). Более поздняя история служит маской для более ранней и лично близкой автору — характерный пример зеркальности ахматовского мира.

Другое несомненно важное обстоятельство, необходимое для понимания поэмы, — многолетняя дружба Ахматовой и Ольги Судейкиной. Эта дружба была очень эмоционально наполненной: в частности, в ней было соперничество из-за композитора Артура Лурье, который был предметом любви Ахматовой и многолетним спутником жизни Судейкиной. «Коломбина десятых годов», «один из моих двойников» становится символом времени — при этом характеристика, которую даёт ей Ахматова, столь же ярка, сколь и недостоверна в деталях:

Дом пестрей комедьянтской фуры,
       Облупившиеся амуры
                    Охраняют Венерин алтарь.
Певчих птиц не сажала в клетку,
       Спальню ты убрала как беседку,
                    Деревенскую девку-соседку
                                Не узнает весёлый скобарь.

Глебова была дочерью чиновника Горного ведомства и никак не «деревенской девкой»; её недавние предки были крестьянами, но не псковскими («скобарями»), а ярославскими. Увлечение «певчими птицами» относится к поздним годам жизни актрисы (эмигрировавшей в 1924 году и умершей в Париже); эта строфа появилась только в поздних редакциях, написанных после смерти Судейкиной.

Ахматова упоминает о двух стихотворениях, посвящённых Судейкиной, в которых содержится отсылка к «князевской» истории. Первое — «Голос памяти», написанное по свежим следам в 1913 году, и в нём, в самом деле, есть достаточно прозрачные строки:

Иль того ты видишь у своих колен,
Кто для белой смерти твой покинул плен?

Второе — «Пророчишь, горькая…» (1921). Героиня предстаёт здесь роковой и страдающей соблазнительницей:

                          …не одну пчелу
Румяная улыбка соблазнила
И бабочку смутила не одну.

Тень собственно Князева можно увидеть в строке: «…То мёртвому ли сладостный укор».

При отъезде за границу Судейкина оставила Ахматовой свой личный архив. Вероятно, именно в нём Ахматова «последней ленинградской зимой» нашла «письма и стихи, прежде не читанные мной» — то есть, можно предположить, письма и стихи Князева, которые и побудили её начать работу над поэмой.

Здесь Ахматова, возможно, отсылает к своему собственному стихотворению «Все мы бражники здесь, блудницы…», которое датировано 1 января 1913 года и посвящено празднованию Нового года в «Бродячей собаке» Один из центров культурной жизни Петербурга 1910-х. Арт-кафе открыл театральный режиссёр Борис Пронин 31 декабря 1911 года. В нём часто устраивались поэтические и музыкальные вечера, театральные представления, лекции. Завсегдатаями «Бродячей собаки» были Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Маяковский, Хлебников, Мейерхольд. Официальной причиной закрытия стало нарушение сухого закона. ⁠ . Совсем другим языком и другими приёмами в этом стихотворении воссоздаётся та же атмосфера блестящего и гибельного «карнавала».

Все мы бражники здесь, блудницы,
Как невесело вместе нам!
На стенах цветы и птицы
Томятся по облакам.

<…>

О, как сердце моё тоскует!
Не смертного ль часа жду?
А та, что сейчас танцует,
Непременно будет в аду.

«Гости» сами празднуют Новый год (1913 или 1914), но и автору являются в канун Нового (1941) года. И здесь — ещё одна отсылка к кузьминской «Форели», которая начинается приходом гостей из прошлого, а заканчивается новогодним празднеством.

Поэма существует в нескольких редакциях — по разным подсчётам, от четырёх до девяти. При этом промежуточные редакции ходили в списках, фрагменты из них печатались в СССР, полный текст — за границей. В ходе работы появлялось и отбрасывалось множество строф, не вошедших в окончательный вариант. Некоторые фрагменты из печатных текстов вообще отсутствуют в рукописях. Иногда строфы отделялись от поэмы и становились самостоятельными стихотворениями («Петербург в 1913 году»).

В первой части поэмы разные варианты претендующего на окончательность текста 1960-х годов различаются разбивкой на главы: «Лирическое отступление» между второй и третьей главами становится в ряде вариантов самостоятельной третьей главой, а третья глава — четвёртой.

Наибольшие текстологические проблемы возникают со второй частью «Решка». В авторском «окончательном» тексте 1963 года 21 строфа, причём девятая и половина десятой строфы заменены отточиями. Примечание автора гласит: «пропущенные строфы — подражание Пушкину» (то есть таким же купюрам в «Евгении Онегине»). Однако есть немалые основания предполагать, что строфы пропущены по соображениям самоцензуры, так как в исходных рукописях они есть. Для советской печати они действительно были неудобны, и, что не менее важно, они существенны для понимания других фрагментов поэмы:

И со мною моя «Седьмая»,
Полумёртвая и немая,
Рот её сведён и открыт,
Словно рот трагической маски,
Но он чёрной замазан краской
И сухою землёй набит.

Враг пытал: «А ну, расскажи-ка»,
Но ни слова, ни стона, ни крика
Не услышать её врагу.
<...>

В отброшенном (но сохранённом в комментариях) варианте финала упоминается другая «Седьмая» — «знаменитая ленинградка», симфония Шостаковича Симфонию № 7 Шостакович написал в 1941 году. Премьера состоялась весной 1942 года в Куйбышеве, куда композитор был эвакуирован из блокадного Ленинграда. В самом Ленинграде она впервые прозвучала 9 августа, исполнение транслировалось по радио и громкоговорителям — духоподъёмная симфония произвела колоссальное впечатление на жителей блокадного города и стала символом ленинградского сопротивления. ⁠ . Можно интерпретировать это так: Ахматова с горьким сарказмом противопоставляет судьбу собственной «Седьмой книги», которой долгие годы пришлось оставаться неизданной, и славу симфонии.

После 15-й строфы Ахматовой вписана строфа «15а», которая теперь, в позднейших изданиях, имеет номер. Ещё больше проблем возникает с тремя строфами, в советское время явно политически «непроходимыми». В собрании сочинений 1998 года одна из них печатается как 11, две — как 24–25. В итоге «Решка» заканчивается так:

Посинелые стиснув губы,
Обезумевшие Гекубы
И Кассандры из Чухломы,
Загремим мы безмолвным хором,
Мы — увенчанные позором:
«По ту сторону ада мы» —

вместо привычного:

Посинелые стиснув губы,
А твоей двусмысленной славе,
Двадцать лет лежавшей в канаве,
Я ещё не так послужу,
Мы с тобой ещё попируем,
И я царским своим поцелуем
Злую полночь твою награжу.

Однако Наталия Крайнева в своей реконструкции 2009 года помещает все три строфы после восстановленной десятой. Всё это, несомненно, влияет на интерпретацию и понимание поэмы. «Зыбкость» текста, постоянно расширяющегося, захватывающего всё новые темы (в черновиках, например, упоминается Амедео Модильяни, роман с которым в 1911 году тоже сыграл в жизни Ахматовой заметную роль), делает любые интерпретации условными и неокончательными.

У поэмы несколько посвящений. В некоторых редакциях перед первым посвящением стоит «В. К.» или совсем уже недвусмысленное «Вс. К.» — то есть Всеволод Князев. То, что «Поэма без героя» посвящена реальному прототипу её условного «героя», кажется достаточно логичным: ведь второе посвящение (1945) очевидно относится ещё к одному прототипу — Ольге Глебовой-Судейкиной. Но дата «27 декабря 1940» под посвящением указывает на другого, скрытого адресата: это — вторая годовщина смерти Мандельштама. На него могут указывать и «тёмные ресницы Антиноя» (про пышные ресницы юного Мандельштама вспоминали многие — в том числе и Ахматова).

Слова

…а так как мне бумаги не хватило,
Я на твоём пишу черновике…

с которых начинается посвящение, возможно, служат ключом. Несомненно, у Ахматовой могли быть рукописи и Князева (в составе архива Судейкиной), и Мандельштама, но едва ли она использовала их таким образом. Очевидно, речь о том, что Ахматова подхватывает чужой замысел, развивает какие-то чужие мотивы.

Мандельштаму принадлежит один из эпиграфов к третьей главе первой части («В Петербурге мы сойдёмся снова…» — первая строка стихотворения 1920 года). Начиная поэму появлением гостей из прошлого, Ахматова держала в уме и мотивы стихотворения «Я вернулся в свой город…»: «И всю ночь напролёт жду гостей дорогих, / Шевеля кандалами цепочек дверных…»

Более ясен адресат третьего посвящения. Это — английский философ русско-еврейского происхождения Исайя Берлин Исайя Берлин (1909–1997) — английский философ, переводчик. Детство провёл в Риге и Петрограде, после революции семья Берлина эмигрировала в Великобританию. Во время Второй мировой служил секретарём британского посольства в СССР, в это время познакомился с Ахматовой и Пастернаком. После войны преподавал философию в Оксфордском университете. Интересовался фигурами Герцена, Бакунина, Белинского. Именно статьи Берлина о Герцене вдохновили Тома Стоппарда на написание драматической трилогии «Берег утопии». ⁠ (1909–1997). В 1945 году он находился в СССР в качестве дипломата и встретился с Ахматовой в Фонтанном доме. Впечатления от этой короткой встречи оказали огромное влияние на позднее творчество Ахматовой. Для неё Берлин был и несостоявшейся большой любовью, и вестником из иного мира, в котором могла бы пройти её жизнь, в каком-то смысле — гостем из параллельного пространства. Своей встречей с Берлином (якобы вызвавшей особое негодование Сталина) Ахматова объясняла не только обрушившуюся на неё в 1946 году опалу, но отчасти и начавшуюся в том же году холодную войну. Именно так надо понимать строки:

Он не станет мне милым мужем,
Но мы с ним такое заслужим,
Что смутится Двадцатый Век.

Берлин (которому Ахматова читала первую часть «Поэмы без героя» в ранней редакции) в конечном итоге сам становится её персонажем.

Несомненно, важна и общеевропейская семантика 1913 года как последнего года Belle Époque Прекрасная эпоха. — Фр. Обозначает период европейской истории между последним десятилетием XIX века и началом Первой мировой войны в 1914 году. ⁠ , благополучного и утончённого периода на рубеже столетий, предшествовавшего наступлению «настоящего Двадцатого Века». Не забудем, что в СССР 1913 год традиционно использовался в качестве точки отсчёта для демонстрации хозяйственных и просветительных успехов. Перед нами — начало последнего стабильного года старой России и старой Европы накануне великих потрясений. Это год расцвета изысканной раннемодернистской культуры и год подступающих страшных предчувствий. В следующем году начинается Первая мировая война, которая провела черту и сделала благополучное прошлое безвозвратным. Для Ахматовой 1913 год — это расцвет акмеизма, начало славы (пик которой приходится на первые месяцы 1914-го, после выхода «Чёток») и кризис в отношениях с Гумилёвым.

Большинство безликих участников мистического и демонического карнавала носит маски, наполненные культурными смыслами: Фауст, Дон Жуан («вечные» образы, не нуждающиеся в комментировании), Иоканаан (Иоанн Креститель, но в данном случае — прежде всего образ из «Саломеи» Оскара Уайльда), Дапертутто (персонаж повести Гофмана «Приключения накануне новогодней ночи», но также псевдоним Всеволода Мейерхольда, прямо упоминающегося в поэме — и расстрелянного в том самом 1940 году). Рядом с этими персонажами, либо возвышенно-монументальными, либо обличающими в носителе маски незаурядную эрудицию и изысканный вкус, появляются образы более «расхожие», вошедшие в массовую культуру раннего модернизма — Глан (герой Гамсуна) и уайльдовский же Дориан Грей. Эти маски выглядят бледнее и достаются «самым скромным».

Постепенно, однако, из числа масок выделяются более конкретные персонажи. Вот первый из них:

Хвост запрятал под фалды фрака…
             Как он хром и изящен…
                                                             Однако
                    Я надеюсь, Владыку Мрака
                               Вы не смели сюда ввести?
Маска это, череп, лицо ли —
             Выражение скорбной боли,
                           Что лишь Гойя смел передать.
Общий баловень и насмешник —
            Перед ним самый смрадный грешник —
                          Воплощённая благодать…

То, что за этой «сатанинской» маской скрывается Кузмин, подтверждается характеристикой, данной ему в окончательной редакции «Решки»:

Не отбиться от рухляди пёстрой,
Это старый чудит Калиостро —
Сам изящнейший сатана,
Кто над мёртвым со мной не плачет,
Кто не знает, что совесть значит
И зачем существует она.

Как уже упоминалось, Кузмин — автор биографии Калиостро Алессандро Калиостро (настоящее имя — Джузеппе Бальсамо; 1743–1795) — итальянский мистик, авантюрист. Подделывал документы, изготавливал снадобья, продавал фальшивые карты с кладами. В 1777 год приехал в Лондон под видом мага, астролога и целителя. Рассказывал, будто владеет тайной философского камня и секретом вечной жизни. После того как лондонцы раскусили мошенника, Калиостро уехал в Россию. В Петербурге общался с придворной знатью, в частности с князем Потёмкиным, — занимался гипнозом, «изгонял бесов». Екатерина II изобразила его в собственной пьесе «Обманщик». После пребывания в России Калиостро долго путешествовал по Европе, в итоге осел в Риме, где его осудили к пожизненному заключению. ⁠ . Известно, что он с шокировавшим многих внешним спокойствием отреагировал на известие о гибели Князева. В то же время в ахматовской поэме отношения «корнета» с «Калиостро» никак не упомянуты, а потому непонятно, какую ответственность тот несёт за гибель юноши.

Неприязнь Ахматовой к Кузмину носила прежде всего литературный характер. Автор «Сетей» оказал большое влияние на формирование акмеизма (не забудем, что он — автор предисловия к первой книге Ахматовой, «Вечер»), но войти в группу акмеистов отказался и в дальнейшем отзывался о ней достаточно иронически. В 1920-е годы круг Кузмина (включавший Юрия Юркуна Юрий Иванович Юркун (настоящее имя — Йозас Юркунас; 1895–1938) — писатель, художник. В возрасте 17 лет познакомился с поэтом Михаилом Кузминым, с которым у него начался многолетний роман. При поддержке Кузмина он издал свой первый роман «Шведские перчатки». Входил в художественную группу «Тринадцать». В 1921 году Юркун начал отношения с Ольгой Гильдебрандт-Арбениной, на которой впоследствии женился — долгое время они жили втроём с Кузминым. Еще в 1918 году Юркун привлекался по делу об убийстве Урицкого, в 1931 году ГПУ пыталось его привлечь как осведомителя, в 1938 году Юркуна арестовали и расстреляли. ⁠ , Анну Радлову Анна Дмитриевна Радлова (девичья фамилия — Дармолатова; 1891–1949) — поэтесса и переводчица. В 1914 году вышла замуж за театрального режиссёра Сергея Радлова. Начала печатать стихи в 1916 году, была близка к поэтическому кругу Кузмина. Организовала в Петрограде свой литературный салон. С 1922 года переводила для театра тексты Шекспира, Бальзака, Мопассана. В 1926 году развелась с Радловым и вышла замуж за инженера Корнелия Покровского, при этом все трое жили вместе (в 1938 году Покровский покончил жизнь самоубийством). Во время войны Радловы были эвакуированы в Пятигорск, немцы переправили пару в Берлин, к концу войны они оказались во Франции. СССР предложил им вернуться, по возвращении они были арестованы и отправлены в лагерь. ⁠ , отчасти Константина Вагинова) воспринимался Ахматовой как недружественный. Высоко оценивая поэзию Кузмина, Ахматова в беседах с Лидией Чуковской описывала его как «недоброжелательного, злопамятного» человека. «Салон» Кузмина, по словам Ахматовой, «имел очень дурное влияние на молодых людей: они принимали его за вершину мысли и искусства, а на самом деле это был разврат мысли, потому что всё признавалось игрушечным, над всем посмеивались или издевались». Свойственная Кузмину установка на приватность, камерность, эмоциональную спонтанность, смесь лиризма и гротеска была чужда мировосприятию и творческим поискам Ахматовой в поздние годы.

Что касается «равнодушия» Кузмина к трагедии его молодого друга, то оно опровергается самим появлением образа Князева в стихах, написанных через 14 лет после его смерти. Житейская необъективность Ахматовой здесь очевидна.

Как «демоническая» фигура появляется в «Поэме без героя» и Блок, но это демонизм иного рода — возвышенный, мужественно-аристократический. «Демон»-Блок — одно из главных действующих лиц, так как он — любовник Коломбины, и именно из ревности к нему совершает самоубийство корнет-Пьеро. При этом никаких свидетельств о близких отношениях Блока и Глебовой-Судейкиной нет, и, напротив, молва безосновательно приписывала такие отношения с крупнейшим поэтом эпохи самой Ахматовой. Описание Блока (во второй главе) состоит по существу только из цитат и рассчитано на мгновенное узнавание:

Демон сам с улыбкой Тамары,
             Но такие таятся чары
                           В этом страшном дымном лице —
Плоть, почти что ставшая духом,
             И античный локон над ухом —
                          Всё таинственно в пришлеце.
Это он в переполненном зале
             Слал ту чёрную розу в бокале
                         Или всё это было сном?
С мёртвым сердцем и мёртвым взором
            Он ли встретился с Командором,
                         В тот пробравшись проклятый дом?

Наконец, третьего «поэтического» персонажа опознать гораздо сложнее:

                                  Полосатой наряжен верстой, —
Размалёван пёстро и грубо —
              Ты…
                        ровесник Мамврийского дуба,
                                   Вековой собеседник луны.
Не обманут притворные стоны,
             Ты железные пишешь законы,
                       Хаммураби, ликурги, солоны
                                    У тебя поучиться должны.
Существо это странного нрава.
            Он не ждёт, чтоб подагра и слава
                      Впопыхах усадили его
                                  В юбилейные пышные кресла,
                                                А несёт по цветущему вереску,
                                                            По пустыням своё торжество.

Ахматова в своих записных книжках первоначально объясняет, что это «что-то вроде молодого Маяковского», затем предпочитает видеть в этом персонаже «поэта вообще, Поэта с большой буквы». Тем не менее сам образ поэта, наряженного шутом, «размалёванного пёстро и грубо», — явная отсылка к бытовым ритуалам русского авангарда накануне Первой мировой войны. Отношения акмеистов с футуристами «Гилеи» Литературно-художественное объединение футуристов, существовавшее в 1910-х годах. Его организаторами были Велимир Хлебников и Давид Бурлюк. Группа выпустила альманахи «Пощёчина общественному вкусу» и «Садок судей», «Дохлая луна» и многие другие. В 1913 году «Гилея» вошла в объединение «Союз молодёжи», совместно с которым организовала театр «Будетлянин». ⁠ были отношениями вражды и соперничества. Но к Хлебникову, чья строка фигурирует в поэме в качестве эпиграфа, акмеисты относились в целом лояльно и даже доброжелательно. Этого нельзя сказать о Маяковском, чьи стихи Гумилёв, отдавая должное его таланту, называл «антипоэзией». Публичные высказывания Маяковского об акмеистах, в том числе об Ахматовой, беспощадно грубы. Однако именно в конце 1930-х Ахматова могла узнать от Бриков о подлинном отношении Маяковского к её поэзии (достаточно сказать, что он знал многие стихи Ахматовой наизусть). Её собственное отношение к личности и творчеству Маяковского, вероятно, было заинтересованным ещё в 1910-е годы, но в конце 1930-х (когда Маяковский был объявлен «лучшим и талантливейшим поэтом советской эпохи») она не прочь была подчеркнуть эту заинтересованность. В её случае это была одна из очень немногих психологически возможных точек соприкосновения с официозом. Памятник этим настроениям — стихотворение «Маяковский в 1913 году»:

Всё, чего касался ты, казалось
Не таким, как было до тех пор,
То, что разрушал ты, — разрушалось,
В каждом слове бился приговор.

Можно предположить, что молодой Маяковский для Ахматовой воплощал тип поэта, который обращается к самым глубинным и серьёзным темам, говорит от имени «безъязыких» современников (роль, которую сама Ахматова примерила в «Реквиеме»), обладает волей и властью над миром — антипод безответственного поэта-денди (этот тип воплощал Кузмин). Постепенно, однако, образ «ровесника Мамврийского дуба Дерево, под которым, согласно Библии, Аврааму явился Бог. Считается, что дуб сохранился до сих пор, он расположен на территории русского монастыря Святой Троицы в Хевроне. ⁠ » разошёлся с теми немногими реальными воспоминаниями, которые могли быть у Ахматовой о Маяковском.

И, наконец, последний возникающий в ходе карнавала образ — «гость из будущего», то есть Исайя Берлин.

В культуре начала XX века присутствует два образа Петербурга: безупречный в своей стройности и гармоничности город, воспетый Курбатовым Владимир Яковлевич Курбатов (1878–1957) — историк, химик, коллекционер. Преподавал химию в Петербургском технологическом институте, был руководителем кафедры. После революции занимался развитием химической промышленности. Также Курбатов занимался историей искусства и архитектуры, в частности петербургской. В 1938 году учёного арестовали, но уже спустя полгода освободили из-за прекращения следствия по делу. ⁠ и изображённый мирискусниками «Мир искусства» — художественное объединение конца 1890-х годов, а также одноимённый журнал, издававшийся в Петербурге с 1898 по 1904 год. Руководили журналом Сергей Дягилев и Александр Бенуа. Издание и объединение вошли в историю как первооткрыватели модернизма и символизма в российском искусстве. ⁠ , и тёмный, демонический, тревожный город Достоевского, Гоголя, Блока, Белого. В ранней лирике Ахматовой эти два образа накладываются друг на друга. «Тёмный город у грозной реки» одновременно блистателен, строен и жесток. В «Поэме без героя» стройный лик Петербурга почти отсутствует. Петербург в поэме — «царицей Авдотьей заклятый, / Достоевский и бесноватый» (имеется в виду легендарное пророчество Евдокии Лопухиной, первой жены Петра, — «Петербургу быти пусту»). Изысканно-демонический карнавал — лишь одно из проявлений «тёмной» сущности Петербурга, однако его участники об этом, похоже, не догадываются. Очень важно, что в текст поэмы (в «Лирическом отступлении» / третьей главе) входит образ другого города — простонародного «Питера», но он не противопоставлен эстетскому Петербургу: у них общее «проклятье» и общая судьба.

В большинстве редакций поэма заканчивается сценой эвакуации автора (с толпой других беженцев) «на восток» в 1941 году. Но в «Стихотворениях» (1958) за строчкой «вся Россия шла на восток» следовало:

…И себе же самой навстречу,
Непреклонно в грозную сечу,
Как из зеркала наяву,
Ураганом с Урала, с Алтая
Долгу верная, молодая
Шла Россия — спасать Москву.

Борис Филиппов замечает, что эти строки исчезли не случайно: «Россия, как бы очнувшись от своего петербургского сна, — шла спасать своё исконное, кондовое, поддонно-национальное — Москву. <…> Но Ахматова сняла это окончание». Рассуждения Филиппова (Филистинского), в прошлом активного и запятнавшего себя кровью коллаборациониста, на эту тему выглядят несколько двусмысленно, но его трактовке этих строк (и отказа от них) нельзя отказать в убедительности. Мотив противопоставления Петербурга и Москвы, появившийся было в поэме, затем исчезает.

В ранних редакциях «Решка» посвящена врачу Владимиру Георгиевичу Гаршину (1887–1954), образ которого присутствует и в эпилоге. В 1939–1941 годах Гаршин был возлюбленным Ахматовой; в 1944 году они должны были заключить брак, но сразу же после возвращения Ахматовой в Ленинград наступил разрыв. Изменение отношений с Гаршиным повлекло за собой редактуру текста поэмы, зачастую парадоксальную: «светлый слушатель тёмных бредней» превращается в «тёмного слушателя светлых бредней».

Поэма начинается со слов «Из года сорокового, / Как из башни, на всё гляжу». Автор видит события, предстоящие героям, и по мере работы над поэмой его горизонт расширяется: теперь в него попадает не только Первая мировая война, до которой остаются считаные месяцы, революция и сталинский террор, но и ужасы блокады. Смерть «драгунского корнета» при мелодраматических обстоятельствах вызывает (в этом контексте) горькую усмешку:

Не в проклятых Мазурских болотах,
            Не на синих Карпатских высотах…
                         Он — на твой порог!
                                    Поперёк.
            Да простит тебя Бог!

                       (Сколько гибелей шло к поэту,
                       Глупый мальчик: он выбрал эту, —
                       Первых он не стерпел обид,
                      Он не знал, на каком пороге
                      Он стоит и какой дороги
                     Перед ним откроется вид...)

В то же время в этой гибели есть горькое пророчество: весь «карнавальный» мир доживает последние дни; начинается новая жизнь, ставящая перед человеком серьёзные вызовы, испытывающая его последними испытаниями. Осмысление культуры начала века, из которой Ахматова вышла, с учётом опыта последующих лет, в её позднем творчестве (например, в «Северных элегиях») становится сквозной темой. Это тема параллельной судьбы, возможной, неосуществившейся жизни. Если в других произведениях возникает благополучная, но внутренне бессмысленная альтернатива (скажем, жизнь в эмиграции), то в «Поэме без героя» возникает другой, страшный образ:

А за проволокой колючей,
В самом сердце тайги дремучей —
Я не знаю, который год —
Ставший горстью лагерной пыли,
Ставший сказкой из страшной были,
Мой двойник на допрос идёт.
А потом он идёт с допроса.
Двум посланцам Девки безносой
Суждено охранять его.
И я слышу даже отсюда —
Неужели это не чудо! —
Звуки голоса своего:

За тебя я заплатила
              Чистоганом,
Ровно десять лет ходила
              Под наганом,
Ни налево, ни направо
              Не глядела,
А за мной худая слава
​​​​​​​             Шелестела.

Другая трагическая альтернатива — гибель в блокадном городе. Ахматова смотрит на свою «карнавальную» молодость не только собственными глазами, но и глазами этих «двойников». Всем им пришлось расплачиваться за пленительное легкомыслие «прекрасной эпохи».

Будучи по преимуществу лириком, Ахматова ещё в 1920-е годы размышляла над возможностями жанра поэмы в XX веке. Эти возможности виделись ей в уходе от традиций поэмы пушкинского типа, с её постоянным размером и последовательно развивающимся сюжетом. Удачными образцами такого ухода ей казались «Двенадцать» Блока и «Мороз, Красный нос» Некрасова.

«Поэма без героя» — попытка создания модернистской «антионегинской» поэмы. Условность и пунктирность сюжета, обилие реминисценций и цитат (в том числе из себя самой), прозаические ремарки, подобные театральным, внутренняя рефлексия почти постмодернистского характера (разговор с воображаемым редактором о содержании поэмы), хронологические прыжки, наконец, подвижность постоянно изменяющегося текста — всё это делает «Поэму без героя» произведением уникальным в своём роде.

Поиски Ахматовой обнаруживают неожиданное сходство с поисками в области большой формы таких предельно далёких от неё авторов, как Николай Заболоцкий и Александр Введенский. «Четыре описания» Введенского (1934), где один из четырёх «умир(ающих)» — эстет-самоубийца из 1911 года (а другой гибнет на фронте три года спустя), перекликается с поэмой Ахматовой и тематически.

Модернистская смелость в области композиции и структуры текста сочетается у Ахматовой с характерным для неё языком, в котором чередуется живая разговорная интонация и подчёркнуто «архаичные» романтические  поэтизмы Поэтическое слово или выражение. ⁠ . Однако в контексте поэмы эти поэтизмы воспринимаются как «великолепная цитата» и становятся частью удивительной по смелости и сложности игры.