Каждую неделю в России выходит множество книг, а «Полка» пишет о тех, которые считает самыми важными. Сегодня Игорь Кириенков рецензирует короткий роман Дениса Джонсона «Сны поездов» — историю американского разнорабочего-отшельника, написанную одновременно экономным и поэтичным языком.
Денис Джонсон (1949–2017) — один из самых уважаемых современных американских писателей; бесспорная фигура как для требовательных университетских кругов, отмечающих его стилистическое новаторство, так и для массового читателя, восприимчивого к эмоциональности джонсоновской прозы. Поэт, драматург, романист и автор двух сборников рассказов, он стал лауреатом Национальной книжной премии в 2007 году и дважды был в финале Пулитцера. Во второй и последний раз это случилось в 2012-м — как раз после публикации «Снов поездов». Фанаты убеждены: Джонсон получил бы эту премию, если бы в том году жюри не отказалось вручать награду (ни один из номинантов тогда не набрал большинства голосов).
«Сны поездов» вышли в летнем номере журнала The Paris Review в 2002-м, а книжное издание появилось на прилавках спустя почти десять лет. Такую длинную паузу можно объяснить растерянностью издателей: перед нами не то очень длинный (116 страниц в оригинале) рассказ, не то необычайно короткий роман. С одной стороны, это эпос о превращении аграрной Америки в индустриальную империю, охватывающий более 80 лет. С другой — деликатное повествование о частной трагедии.
Главный герой книги — сирота Роберт Грэйньер, который всю жизнь занимался самой непритязательной работой: валил лес на северо-западе США, помогал строить мосты и железные дороги, перевозил людей и грузы. У него были дом, жена и маленькая дочь, но он потерял их в пожаре в 1920 году. На пепелище он построил хижину, в которой прожил следующие 48 лет — по большей части в одиночестве, в окружении дикой природы.
К этому бесхитростному основному сюжету Джонсон добавляет несколько побочных — о китайце, которого Грэйньер чуть не сбросил в реку и который, как он считал, наслал на него проклятье; о рабочем, который насиловал свою племянницу и несколькими годами позже был убит из-за 14 долларов; об индейце, которого споили белые и он погиб, упав на железную дорогу; о человеке, подстреленном собственной собакой; о девочке-волке, в которой Грэйньер с ужасом узнал кого-то очень родного.
Писатель Энтони Дорр («Весь невидимый нам свет») в рецензии на книгу отмечал произвольность и взаимозаменяемость вставных историй — и ставил под сомнение их необходимость. Кажется, это не совсем справедливо. Как видно по приведённым примерам, главной темой этих эпизодов становится насилие, его вторжение в повседневность. Сцены убийств, безвременных смертей, чудовищного пожара, который «сильнее Бога», занимают от абзаца до нескольких страниц. При этом они не претендуют на какое-то специальное место внутри романа, лишены особенной зрелищности, нарочитой кинематографичности. Любимый приём Джонсона — не резкий наезд на кричащую деталь или выразительное действие, а спокойное, даже дисциплинированное панорамирование реальности во всей её полноте. Это сообщает джонсоновской прозе парадоксальное сочетание масштабного и индивидуального.
Среди «обретённой классики» — текстов, дошедших до современного читателя с опозданием, — у «Снов поездов» есть своего рода роман-побратим: «Стоунер» Джона Уильямса. На первый взгляд, это ещё одна тихая книга про американского обывателя родом из XIX века, история его безрадостной, полной горечи жизни. Однако при ближайшем рассмотрении становится понятно, насколько разные задачи решают авторы, до чего несходны их амбиции.
Уильямс сочинил книгу о том, как благодаря культуре (а ещё точнее, литературе, Шекспиру) заурядная жизнь может обрести смысл. Это трогательный роман о, по-флоберовски выражаясь, простой душе, написанный с определённой тонкостью и изяществом, — убедительный в той мере, в какой может быть убедительным конвенциональный реализм середины XX века.
«Сны» — текст, который только поначалу притворяется реалистическим. В первых главах Джонсон почти любуется своей способностью описывать детали лесного промысла, умением заразить читателя восторгом от чужого профессионализма, переделки мира, сопричастности чему-то великому:
Грэйньер работал чокеровщиком — не у вагонов, а в лесу, где распиловщики в парах валили ели, сучкорубы топорами очищали стволы, раскряжевщики делили их на восемнадцатифутовые куски, и уж потом чокеровщики обматывали их тросом, чтобы прицепить к лошадиной упряжке.
Но тут же возникает образ угрозы, анонимного, деперсонализированного зла, которое всегда где-то рядом:
Грэйньер наслаждался этой работой, мышечным напряжением, пьянящей усталостью, глубоким отдохновением в конце дня. Ему нравилось, каким всё вокруг было огромным, нравилось ощущать себя забытым и затерянным, а ещё ему казалось, что здесь, под присмотром всех этих деревьев никакая опасность к нему не подберётся.
Наконец, угроза обретает форму; нечто в духе языческих представлений о взаимосвязи природы и человека:
Дерево может быть тебе другом, но лишь до тех пор, пока ты его не трогаешь. Вонзил лезвие в ствол — считай, объявил войну.
Собственно, в основе «Снов» и лежит это мерцание между чем-то абсолютно реальным и фантастическим: книга держится на напряжении между явью и грёзой. Опустошённый трагедией, Грэйньер становится крайне чувствительным ко всякого рода потусторонним эффектам: например, его посещает призрак покойной жены, разыгрывающий её страшную гибель (это один из самых душераздирающих фрагментов романа). Джонсон отказывается давать однозначную оценку психическому состоянию своего героя, позволяя читателю самому решить: удовлетвориться рациональными объяснениями или поверить в существование невероятных существ, силу проклятий, месть леса.
«Сны» — вторая вещь Джонсона после сборника рассказов «Иисусов сын», которая выходит по-русски, и вместе они составляют очень удачный диптих для того, чтобы начать знакомство с этим писателем. Дело не только в скромном объёме, позволяющем при желании одолеть их за вечер. Обе книги — про красоту, жестокость, загадочность мира и надежду, сквозящую даже в самых безнадёжных сюжетах. «Сны» заканчиваются сценой, в которой мальчик-волк ревёт на сцене театра, где собрались зеваки; точная метафора не только писательского труда, но и человеческого удела вообще. Гений Джонсона — в том, что он расслышал в этом одиноком звуке одновременно жуткое и прекрасное.
Денис Джонсон. Сны поездов / пер. с англ. Сергея Кумыша. М.: Синдбад, 2021.