Одно из первых пространных описаний Армении в русской литературе — «Путешествие в Арзрум» Пушкина, травелог о поездке на русско-турецкую войну (Пушкин хотел отправиться туда в составе армии, но, получив отказ, поехал как частное лицо). «К свежим долинам Армении» Пушкин спускается с грузинских гор — именно здесь произошла знаменитая встреча, описанная им так: «Два вола, впряжённые в арбу, подымались по крутой дороге. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?» — спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везёте?» — «Грибоеда». Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис». Армения производит на Пушкина исключительно благостное впечатление: «Я ехал посреди плодоносных нив и цветущих лугов. Жатва струилась, ожидая серпа. Я любовался прекрасной землёю, коей плодородие вошло на Востоке в пословицу». Он в восторге глядит на Арарат — правда, в ещё больший восторг его приводит близость государственной границы, которую ему ещё никогда не приходилось пересекать.

Антология, впервые представившая на русском языке многовековую традицию армянской поэзии, вышла в 1916 году, на следующий год после геноцида армян, — и задумана была именно как жест поддержки армянскому народу. Инициатива принадлежала писателю Карену Микаэляну, входившему в Московский армянский комитет; представители комитета обратились к Горькому, а тот, в свою очередь, направил их к Валерию Брюсову. Брюсов поначалу отказывался, но, изучив подстрочные переводы стихотворений на русский и французский, пришёл в воодушевление и вскоре при помощи одного из составителей антологии — критика и переводчика Погоса Макинцяна — начал специально изучать армянский язык. Значительную часть текстов огромной антологии — от древнейшего армянского эпоса до современников, таких как Аветик Исаакян Аветик Саакович Исаакян (1875–1957) — армянский поэт. Изучал философию в Лейпцигском университете. Участвовал в Армянской революционной федерации «Дашнакцутюн», за что был арестован сначала в Эривани, а после в Тифлисе. В 1911 году изгнан из Российской империи, в 1936-м вернулся в Армянскую ССР; избран академиком АН и председателем Союза писателей. ⁠ и Ваан Терьян Ваан Сукиасович Тер-Григорян (1885–1920) — армянский поэт. Учился в  Лазаревском институте восточных языков и в Московском университете. В 1906 году написал цикл о революции «Терновый венец», за который был арестован. В 1908 году опубликовал сборник стихов «Грёзы сумерек». При поддержке Максима Горького составил антологию армянской поэзии. Валерий Брюсов назвал Терьяна «наиболее видным молодым поэтом русской Армении». ⁠ , — перевёл сам Брюсов; среди других переводчиков — Александр Блок, Фёдор Сологуб, Иван Бунин, Владислав Ходасевич, Сергей Шервинский, Юргис Балтрушайтис Юргис Казимирович Балтрушайтис (1873–1944) — литовский поэт, переводчик. Во время учёбы в Москве на физико-математическом факультете знакомится с Сергеем Поляковым, Константином Бальмонтом, Валерием Брюсовым — с ними же позже откроет издательство «Скорпион». В 1899 году дебютирует как поэт на русском языке, входит в среду московских символистов. С 1927 года пишет также на литовском языке, переводит несколько сборников своих стихов. Переводил на русский Байрона, Ибсена и Гамсуна, Уайльда, Метерлинка, а также армянских поэтов для антологии Брюсова. ⁠ . В 1923 году Брюсову присвоили звание народного поэта Армении, в 1965-м его имя получил Ереванский государственный университет языков и социальных наук. 

В стихотворении того же 1916 года «К армянам» Брюсов писал:

И ныне, в этом мире новом,
В толпе мятущихся племён,
Вы стали обликом суровым
Для нас таинственных времён.

Но то, что было, вечно живо,
В былом — награда и урок,
Носить вы вправе горделиво
Свой многовековой венок.

А мы, великому наследью
Дивясь, обеты слышим в нём...
Так! Прошлое тяжёлой медью
Гудит над каждым новым днём. 

Один из основателей «Цеха поэтов» Поэтическое объединение, основанное в 1911 году Николаем Гумилёвым и Сергеем Городецким. Уже название подчёркивало понимание поэзии как непростого ремесла, которому можно научиться: участники «Цеха» провозглашали необходимость именно поэтического строительства. В первую очередь «Цех» ассоциируется с течением акмеизма: в разное время здесь состояли Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Владимир Нарбут, Михаил Лозинский, Михаил Кузмин, Владимир Пяст и другие. ⁠ Сергей Городецкий глубоко знал армянскую культуру. Его сборник «Ангел Армении», посвящённый Ованесу Туманяну Оганес Тадевосович Туманян (1869–1923) — национальный поэт Армении. Дебютировал в середине 1880-х годов; после выхода двухтомника «Стихотворения» стал широко известен: писал о жизни крестьянства, патриархальном традиционном укладе. В 1899 году создал литературный круг «Вернатун» в Тбилиси. Как общественный деятель был дважды арестован царским правительством, в годы геноцида помогал беженцам Западной Армении. На русский язык его стихи переводили Брюсов, Бальмонт, Маршак, Бродский, Ахмадулина. ⁠ , был создан под впечатлением от трагических событий 1915 года («Что мне делать? Не могу я, / Нету сил / Всех вернуть сюда, ликуя, / Кто здесь жил. / Из колодца векового  / Не достать / У родного павших крова / Дочь и мать...»); в 1916-м Городецкий был в Западной Армении и видел беженцев из Османской империи: «Я вдруг понял, что значит народное бедствие». В 1924-м Городецкий начал работу над «Садами Семирамиды» — романом на материале недавней армянской истории. В центре сюжета здесь — события в западноармянском городе Ван: в 1915 году он пережил турецкую осаду, был освобождён российскими войсками, которые затем были вынуждены отступить — после чего вошедшие в город турки расправились с остававшимися в городе армянами. «Сады Семирамиды» — картины войны и бегства уцелевших, жестокости и страданий на прекрасной земле: «Гниют наши мёртвые там, где упали. Смрад и тление окружают нас. В каждом доме был колодец, но неоткуда напиться нам, потому что все колодцы забиты трупами». Роман не был закончен, хотя Городецкий возвращался к работе над ним на протяжении нескольких десятилетий. 

Белый побывал в Армении в 1928 и 1929 годах — и под впечатлением от первой поездки написал большой очерк любезной его сердцу ритмической прозой: 

Поезд — в Лорийском ущелье, обвешанном деревом; склоны холмов в раскудрявой лозе, разводимой невыгодным способом, взятым у персов; лоза эта терпкая, крепкая спиртом: идёт на коньяк; вот уходит — в верх каменный; грузно повис эоценовый слой, расщепляемый сетью ущелий, съедающих гребни, которые струйками плачут в форельную, бело-зелёную речку Борчалу, вчера затопившую путь…

Впрочем, едва ли не большее впечатление, чем природа и старый Ереван, на Белого производит покорение природы и строительство Еревана нового: электростанции, заводы, добыча полезных ископаемых, перестройка столицы республики («здесь новая жизнь бьёт ключом, поднимающим в степи сухие свой радостный лозунг»). В Армении Белый много общается с Мартиросом Сарьяном, Мариэттой Шагинян Мариэтта Сергеевна Шагинян (1888–1982) — советская писательница армянского происхождения. Восприняла Октябрьскую революцию как христианско-мистическое событие, в 1922–1948 годах работала в газетах «Правда» и «Известия». О её повести «Перемена» Горький говорил: «ей следовало бы скушать бутерброд с английскими булавками», а Гайто Газданов считал, что всегда будут такие авторы, которые начинали с символистских стихов, а кончили «книжкой в честь Берии». ⁠ , встречается с Чаренцем Егише Чаренц (настоящее имя — Егише Абгарович Согомонян; 1897–1937) — армянский поэт, прозаик. Участник освободительной борьбы в Западной Армении и автор нескольких национальных романов и поэм: «Дантова легенда» — одного из первых свидетельств о Великой резне; «Страна Наири» — о падении Карса и гибели его жителей. Последняя книга «Книга пути» запрещается к печати и расценивается как контрреволюционное произведение. В 1936 году был арестован, скончался в тюрьме. ⁠ ; большая переписка с Сарьяном опубликована в отдельном книжном издании «Армении», вышедшем в 1985 году. 

Рубеж 1920-х и 1930-х — тяжёлое время в жизни Мандельштама: после скандала с «делом об Уленшпигеле», когда поэта по недоразумению обвинили в присвоении чужого труда, он находился в подавленном состоянии. Благоволивший Мандельштаму Николай Бухарин решил отправить его в командировку в Армению и поручить ему какую-нибудь «работу культурного свойства». Поездка сорвалась из-за смерти армянского наркома просвещения Мравяна (который в «Четвёртой прозе» назван «муравьиным наркомом»). В 1930-м Мандельштам всё же оказался в Армении — результатом стали цикл из двенадцати стихотворений («А в Эривани и в Эчмиадзине / Весь воздух выпила огромная гора, / Её бы приманить какой-то окариной / Иль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту…») и прозаическое «Путешествие в Армению»: «Жизненное наполнение армян, их грубая ласковость, их благородная трудовая кость, их неизъяснимое отвращение ко всякой метафизике и прекрасная фамильярность с миром реальных вещей — всё это говорило мне: ты бодрствуешь, не бойся своего времени, не лукавь». «Отвращение к метафизике», вероятно, созвучно антисимволистскому тону мандельштамовских манифестов, и в «Путешествии в Армению» он продолжает размышлять о живописи и музыке — связывая их с заинтересовавшей его «теорией эмбрионального поля»; признаётся в любви к Сезанну и антипатии к Матиссу; говорит о чтении Ламарка и Линнея (эти размышления приведут его затем к одному из вершинных стихотворений — «Ламарку»). В середине произведения Армения, кажется, совсем исчезает — но остаются мысли, которые пришли в голову во время путешествия: будто бы само вещество мышления благодаря поездке обновляется. 

— Ты в каком времени хочешь жить? 
— Я хочу жить в повелительном причастии будущего, в залоге страдательном — в «долженствующем быть».
Так мне дышится. Так мне нравится. 

Одной из последних точек в маршруте Осипа и Надежды Мандельштам был Арцах — до сих пор хранивший следы резни 1920 года Шушинская резня — массовые убийства армян в городе Шуши Нагорного Карабаха, в результате которых погибло до 30 тысяч армян, была сожжена и разрушена армянская часть города и изгнано армянское население. ⁠ . Надежда Мандельштам вспоминала о Шуше: «Нам уже случалось видеть деревни, брошенные жителями, состоящие из нескольких полуразрушенных домов, но в этом городе, когда-то, очевидно, богатом и благоустроенном, картина катастрофы и резни была до ужаса наглядной. Мы прошлись по улицам, и всюду одно и то же: два ряда домов без крыш, без окон, без дверей. В вырезы окон видны пустые комнаты, изредка обрывки обоев, полуразрушенные печки, иногда остатки сломанной мебели. Дома из знаменитого розового туфа, двухэтажные. Все перегородки сломаны, и сквозь эти остовы всюду сквозит синее небо. Говорят, что после резни все колодцы были забиты трупами. Если кто и уцелел, то бежал из этого города смерти». Осип Мандельштам написал об этом же в стихотворении «Фаэтонщик»: 

Так, в Нагорном Карабахе,
В хищном городе Шуше
Я изведал эти страхи,
Соприродные душе.

Сорок тысяч мёртвых окон
Там видны со всех сторон
И труда бездушный кокон
На горах похоронён.

И бесстыдно розовеют
Обнажённые дома,
А над ними неба мреет
Тёмно-синяя чума.

«Моя Армения» — сборник поэтессы и переводчицы Веры Звягинцевой, большое и страстное поэтическое признание в любви: 

Я отказываюсь разгадать, 
Что в меня эту страсть заронило, — 
Очень русской была моя мать, 
Небо севера было ей мило,

И сама я любила не зной,
А морозец весёлый и прочный,
Что же это случилось со мной,
Что мне в пышности этой восточной?

Впрочем, я и не вижу её,
Мне другое в Армении любо — 
Околдовано сердце моё 
Красотою и горькой и грубой. 

Основу книги составляют переводы Звягинцевой — от Саят-Новы Саят-Нова (настоящее имя — Арутюн Саядян; 1712–1795) — армянский поэт, ашуг. Биографических сведений сохранилось немного — в стихах Саят-Нова мистифицировал собственный образ. С детства играл на музыкальных инструментах, занимался ткацким ремеслом, стал народным певцом — ашугом. Долгое время был придворным певцом грузинского царя Ираклия II; после конфликта с царём пострижен в монастырь. Писал стихи на азербайджанском, армянском и грузинском языках. В центре творчества — любовная и социальная лирика; повлиял на развитие армянского стихосложения. ⁠ до Сильвы Капутикян Сильва Барунаковна Капутикян (1919–2006) — армянская поэтесса, писательница. Училась на филологическом факультете Ереванского университета; начала печататься в 1933 году. Издала более 60 книг, писала об армянских диаспорах в разных странах: «Караваны ещё в пути», «Меридианы карты и души», «И снова те же меридианы». Стихи Капутикян на русский переводили Окуджава, Евтушенко, Ахмадулина. ⁠ , но стихам здесь отведён первый раздел — и в одном из стихотворений Звягинцева всё же пытается «разгадать» свою любовь к Армении, бессознательный поиск её примет даже вдали от неё: «Мне тяга к Кавказу, / Знакомая с детства, / От русских поэтов / Досталась в наследство». 

Цикл очерков Гроссмана о путешествии в Армению был написан после того, как КГБ арестовал роман «Жизнь и судьба». Гроссман ради заработка переводил роман Рачии Кочара «Дети большого дома», жил в цахкадзорском Доме творчества писателей — и описывал то, что видел в Армении. В своих очерках он хотел показать «туманный древний камень трагического армянского пейзажа», армянские горы напоминают ему оголённые кости; увиденное им разительно не похоже на яркие картины Сарьяна; с другой стороны, здесь — Ереван, преображённый по плану архитектора Таманяна Александр Ованесович Таманян (1878–1936) — архитектор, руководитель масштабного строительства в Армении в 1920–30-е. Автор генеральных планов Еревана, Ленинакана, Эчмиадзина и других городов. ⁠ . 

Но гораздо важнее видов — люди: Гроссман пишет о встреченных им писателях и рабочих, старухах и юных красавицах, женихах и невестах (кульминация книги — описание свадьбы на склоне горы Арагац, где Гроссман испытывает жгучий стыд, потому что его чествуют как «московского друга писателя Мартиросяна»; под этим именем в книге выведен Рачия Кочар). «Пусть обратятся в скелеты бессмертные горы, а человек пусть длится вечно»; важный мотив этих заметок — ощущение родства, возникающее из-за общности перенесённых страданий: и евреи, и армяне стали жертвами в XX веке, и уже на первых страницах книги появляется цахкадзорский старик, сошедший с ума во время массовых убийств армян в Османской империи. Именно из-за слов об антисемитизме посмертная публикация гроссмановских очерков была задержана; книга вышла с купюрами в 1967 году. 

Название же сборника — перевод армянского приветствия: «Барев дзес!»

Вероятно, это самая знаменитая русская книга об Армении после мандельштамовского «Путешествия». «Уроки» стали практически культовым текстом — в первую очередь из-за слога: уроки шестидесятнического, «американского», «репортажного» письма были применены здесь к Армянской ССР — и тем самым остраняли её в глазах читателей, давали почувствовать Армению зарубежьем. Армяне, друзья Битова, здесь — волшебные и вольные «они»; «они» просят его: «Только не пиши, пожалуйста, что Армения — солнечная, гостеприимная страна». Солнце и камни, по их мнению, должны заставить гостя «почувствовать позвоночником», как он устал; армянский опыт постоянно заставляет Битова переживать то нечто вроде эпифании, откровения о мире, то нечто вроде экзистенции — предельного, пограничного жизненного состояния. «Храм уже был в этой скале, надо было только выдохнуть оттуда камень… Никакие машины не могли бы сделать этого. Только руками, только ногтями, только выцарапать по песчинке можно было этот храм. Никакой ошибки, никакой лишней трещины не могло быть в этой скале, потому что храм там был....» — так Битов пишет о монастыре Гегард. «Я раскрывал эту книгу в четырёх местах. И я больше не могу. Я кажусь себе убийцей, лишь переписывая эти слова, и почти озираюсь, чтобы никто не видел» — так он передаёт свои чувства при чтении книги о геноциде армян (он затронул эту тему одним из первых в советской литературе). 

Разделённая, в самом деле, на уроки (языка, истории, географии, веры), эта книга — и ещё одно признание в любви к Армении, и эссе об этой любви: «Любовь не взвешивает своих признаний на весах объективности, у неё нет ни колебаний, ни выбора между «да» и «нет», а есть граница между ними, как между верой и безверием...»

В молодости Сергей Шервинский, один из самых замечательных в XX веке русских переводчиков поэзии, участвовал в создании брюсовской антологии «Поэзия Армении с древнейших времён до наших дней» — именно это послужило «окровавленным ключом» к дворцу армянской культуры, в который Шервинский смог войти. В книгу «От знакомства к родству», вышедшую в 1986-м, когда Шервинскому было уже 94 года, вошли его переводы (начиная с эпоса {«Давид Сасунский»|Средневековый армянский эпос о борьбе богатырей из Сасуна с мусульманскими захватчиками. Относится, вероятно, к VIII–X векам, был впервые записан в 1873 году.), посвящённые Армении очерки и стихи: 

Если вечером взойдёшь на Норк
И помедлишь у оград булыжных,
Обеспечишь памяти восторг
Нескольких мгновений непостижных.

В золоте космической игры,
Над туманом стынущей пустыни
Араратов сдвоенных шатры
Станут вдруг, как синий кобальт, сини.

Советский поэт и переводчик Михаил Дудин приезжал в Армению несколько раз — его воспоминания об этих поездках вошли в книгу «Земля обетованная» наравне со стихами и переводами. Как и многие до него, Дудин изначально был потрясён природой Армении: «Во время одной из поездок к вершине Арагаца, переезжая через вулканические предгорья и глядя на Арарат, парящий в золотисто-алых и невесомых лучах, Дудин обронил: «Бог есть», — пишет в своей книге «Армения глазами русских литераторов» Рубине Сафарян. Среди поэтов, которых переводил Дудин, — Аветик Исаакян, Амо Сагиян, Сильва Капутикян; особенно важно для него было наследие поэта X века Григора Нарекаци. «Я прикасался к великой поэзии армянского народа и понимал, что всё высокое в его духовном мире рождалось на перекрёстках истории и было замешано на крови трагедий, на упорстве и мужестве», — писал Дудин. Гонорар за «Землю обетованную», вышедшую в 1989 году, он передал в Ленинакан — на восстановление разрушенной во время Спитакского землетрясения Мощное землетрясение, произошедшее 7 декабря 1988 года в Армении, самое смертоносное в советской истории (погибло больше 25 000 человек). Был практически полностью разрушен город Спитак, серьёзно пострадали Ленинакан (ныне Гюмри) и Кировакан (ныне Ванадзор). Помощь в ликвидации последствий землетрясения оказали многие страны. ⁠ школы.