Из множества удивительных перекличек и занятных отражений в долгой писательской жизни Набокова меня особенно трогает то обстоятельство, что первая и последняя подготовленная им книга названа одинаково: «Стихи». Первый сборник своих лирических опытов семнадцатилетний Набоков опубликовал в 1916 году в Петрограде, а последний, составленный им в 1976 году итоговый сборник вышел уже после его смерти, в 1979 году. Между этими датами — шестьдесят лет очень интенсивной писательской жизни и десятки изданий его книг, которые можно отнести к категории «прижизненных». Делятся они не только на русские и английские, относясь, соответственно, к его русскому и американскому периоду, — судьба их намного более прихотлива, чем кажется на первый и даже на второй взгляд. Читать и писать, причём сразу по-английски, по-русски и по-французски (в таком порядке), Набоков научился в царской России, в своих родовых имениях и петербургском особняке на Большой Морской, и усвоенное им в детстве классическое русское правописание оставалось для него неизменным, несмотря на его поздние спорадические попытки перейти на принятую в СССР орфографию. 

Первая, эмигрантская часть его книг, написанных в 1920–40-х годах под псевдонимом В. Сиринъ, издавалась по-русски в старой орфографии, позднее несколько произведений было переиздано по новой орфографии. К примеру, «Защита Лужина», сначала изданная в Берлине в 1930 году, была переиздана в Париже в 1967 году в новой орфографии, однако «перевод» текста из прошлого в настоящее был сделан не вполне последовательно. Так, к примеру, «свэтер» (в журнальной публикации ещё более экзотический «суэтер») был изменён на современный «свитер» (хотя в более позднем ардисовском издании рассказов Набокова — по новой орфографии — снова встречается «свэтер»), но при этом почему-то сохранено написание слов «итти», «чорт», «Хольмс», «Бэкер стрит» и т. д. В нашей новой набоковской серии мы публикуем роман по этому изданию вместе с авторизованным переводом предисловия Набокова (подготовленным, как установил Майкл Джулиар, лучший библиограф Набокова, известным общественным и культурным деятелем эмиграции Арнольдом Самсоновичем Блохом), не публиковавшимся в двух самых полных собраниях сочинений Набокова, четырёхтомнике издательства «Правда» 1990 года и пятитомнике «Симпозиума» 1999 года. 

Хотя не все современные читатели знакомы с прежними формами правописания и с набоковскими индивидуальными особенностями такового (включая своеобразие его пунктуации, отмеченное уже первыми эмигрантскими критиками), редактор, на мой взгляд, не вправе лишать их ощущения ушедшей эпохи, в которой жил и писал Набоков, представления о том, как звучала та или иная фраза, какие нормы были приняты, какие слова ещё не имели устоявшегося написания, и поэтому я стараюсь сохранить черты его русского слога, лишь незначительно корректируя его в русле той эволюции, которую сам Набоков проделал, готовя свои русские книги в поздние годы. Диковинно звучащие теперь слова «Фузияма», «джампер», «шелопай», «щиколка», «рукзак» (в советском пособии 1929 года «Снаряжение туриста»: «Нести палатку надо снаружи, сверху рукзака, где она укладывается скаткой и пристёгивается ремнями»), «счастие», «фамилья» и многие другие в 20–40-х годах были в общем употреблении, такое написание и произношение считалось орфографической и орфоэпической нормой. 

Свои произведения, насыщенные иностранными, редкими или специальными терминами, Набоков публиковал без комментариев и предисловий (только в поздние годы он стал снабжать английские автопереводы своих русских книг предисловиями и библиографическими справками): в образованной эмигрантской аудитории сочли бы разъяснение таких слов, как «акрошкёры», «каше», «лоден», «бульдегом», «жеран», «ноншалантность», «несцимус», «газоем», «томбола» и т. п. насмешкой. Иное дело современный русский читатель Набокова, отделённый от его эпохи десятилетиями совсем другой культурной традиции, не владеющий французским, не имеющий привычки заглядывать в словарь Даля, не учивший в школе латынь. Ему могут показаться вовсе не лишними подготовленные мной переводы иностранных терминов, пояснения к редким или устаревшим словам и галлицизмам. Помимо антикварной лексики, у Набокова нередки русские выражения и обороты, столь же непривычные или тёмные для нынешнего читателя. К примеру, в «Защите Лужина» хвастливый Петрищев на балу восклицает: «Чего моя нога хочет!» — используя расхожее выражение купца-самодура из драмы Островского «Грех да беда на кого не живёт». Или в романе «Отчаяние» Герман между прочим замечает, что его жена была суеверна, и прибавляет: «Сухо дерево». Много ли современных читателей, ещё помнящих обычай постучать по дереву против сглазу, узнает здесь старинную поговорку «Сухо дерево назад не пятится»?  

Перед книжным изданием Набоков, как правило, публиковал свои произведения в эмигрантских газетах и журналах. Романы печатались долго, выпусками, в нескольких номерах, корректуры присылались неаккуратно, в печатный текст вкрадывались ошибки, выпадали фрагменты. Затем текст заново набирался для отдельного издания, что-то исправлялось, но возникали и новые ошибки, вследствие чего более поздняя публикация в случае Набокова не всегда оказывается более надёжным источником. К примеру, как было отмечено в комментариях к собранию сочинений Набокова, вышедшему в «Симпозиуме» в 1999–2000 годах, в книжном издании «Камеры обскуры» в пятой главе выпало семь предложений, которые прекрасно передают взволнованное состояние Кречмара, его пугливую одышку в ожидании прихода соблазнительной Магды. В новом издании мы восстановили этот и ещё один неучтённый до сих пор фрагмент по тексту журнальной публикации. 

Ещё пример: в книжном издании «Отчаяния», вышедшем в берлинском «Петрополисе» в 1936 году, более ранний журнальный текст романа подвергся незначительной авторской правке, но при перепечатке была допущена досадная ошибка в одном важном месте (сохранённая и в поздней ардисовской Ardis Publishing — американское издательство, выпускавшее русскую литературу на языке оригинала и в английском переводе. Было основано славистами Карлом и Эллендеей Проффер в Анн-Арборе, штат Мичиган, в 1971 году. Издательство выпускало как современную неподцензурную литературу (Иосифа Бродского, Сашу Соколова, Василия Аксёнова), так и тексты, не издававшиеся в СССР (Михаила Булгакова, Марину Цветаеву, Андрея Платонова). В 2002 году часть каталога и права на название Ardis были проданы, с этого времени книги на русском языке в нём не выпускались. ⁠ перепечатке романа). Главный герой и рассказчик Герман, вспомнив об оставленной им в автомобиле палке, уличающей его и сокрушающей весь его преступный замысел, спрашивает: «Палка, — какие слова можно выжать из палки? Пал, лак, кал, лампа». Легко заметить, что лампу нельзя произвести из палки. Возможно ли, чтобы Герман допустил такую детскую ошибку, даже перечитав свою рукопись? Обращаемся к журнальному тексту и находим в нём законную лапку вместо лампы. Лапка — анаграмма палки. И в английском переводе романа никакой ошибки в этом месте нет. К тому же эта «лапка», возникающая в сознании Германа в момент отчаяния, на мой взгляд, совсем не случайна, она отсылает к пятой главе романа, которая начинается с того, что Герман рассматривает ту саму злополучную палку Феликса, а кончается описанием его отвратительного кошмара: ему привиделось «холоднокровное существо, созданное природой под собачку, с хвостом, с лапками», от неё «невозможно было отвязаться». И палка, и «собачка» (на самом деле мимикрирующий червь) из этой главы окажутся провозвестниками его будущего краха. 

Но возможно ли, что Набоков мог так невнимательно прочитать гранки книжного издания романа и не исправить ошибку позднее? Увы, да. Ошибки в русском переводе «Лолиты» и даже во втором исправленном издании «Дара» показывают, что он, как и многие другие писатели, не был хорошим редактором своих произведений. Перегруженный спешной работой, принуждённый вместе с женой вести обширную переписку с издателями, переводчиками, журналистами, не любивший перечитывать свои книги (чтобы не отвлекаться от того, над чем работал), он часто не мог уделить рутинной сверке должного внимания.  

К сожалению, Набоков не составил собрания своих сочинений, не подготовил дефинитивных изданий своих русских произведений, не определил эдиционные принципы их дальнейших публикаций. В случае Набокова мы имеем дело с рядом более или менее неисправных и неунифицированных изданий и переизданий (я говорю о его русских произведениях, английские готовились тщательнее и в таких условиях, о которых эмигрантские издатели могли лишь мечтать), лучшими из которых стали мемуарные «Другие берега», вышедшие в нью-йоркском Издательстве имени Чехова в 1954 году (с Набоковым работал очень внимательный и деликатный редактор издательства Вера Александрова, а кроме того, некоторые уточнения сделал Михаил Карпович, друг Набокова и редактор «Нового журнала»), и второе, исправленное издание «Дара», вышедшее в «Ардисе» в 1975 году. Худшим же оказалось издание «Лолиты», выпущенное в Нью-Йорке «Федрой» в 1967 году. Из задуманного в «Ардисе» после смерти Набокова собрания сочинений вышло только несколько томов, главным образом перепечатки старых изданий. Начатое Набоковым в последние годы его жизни собрание его русских и английских рассказов было закончено его сыном Дмитрием, причём эмигрантские газетные и журнальные источники были труднодоступны для самого автора и составителя: в 2000 году Дмитрий Владимирович обратился ко мне за текстом первой публикации рассказа «Слово», который он хотел включить в этот сборник в своём переводе. Страницу ветхой эмигрантской газеты я отснял для него в хранилище Ленинской библиотеки, в стране, где ещё так недавно «весь Набоков» находился под строгим запретом! Ещё раньше Дмитрий Набоков очень доброжелательно и дельно содействовал моей работе по составлению полного собрания драматургии Набокова (с архивными материалами), которое вышло в 2008 году, великолепно изданное Алексеем Гординым. Несколько лет спустя большое собрание рассказов (все русские рассказы в нём были опубликованы в английском переводе) пополнилось разобранным мной по архивной рукописи рассказом «Наташа», а в 2011 году в сотрудничестве с Дмитрием Набоковым и Геннадием Барабтарло я составил первое русское «Полное собрание рассказов» Набокова, которое будет ещё расширено и дополнено для нового издания в «Корпусе».

Авторскому переводу «Лолиты», изданному в Нью-Йорке в 1967 году, я посвятил  отдельную работу, она вошла в тот раздел моей книги «Прочтение Набокова», который с легко заметной зеркальностью носит название «Замысел и его воплощение». Основой для неё послужила проведённая мною в архиве Набокова сверка, с одной стороны,  опубликованного текста романа с авторской рукописью, а с другой — перевода с английским оригиналом. Сверка выявила множество искажений, выпавших фрагментов, произвольных замен, допущенных машинисткой («Лолиту» отпечатала нанятая в Женеве машинистка, а не Вера, которая обычно перестукивала на машинке рукописи мужа), так и оставшихся, к сожалению, неисправленными во втором прижизненном издании романа, выпущенном в «Ардисе» в 1976 году. В настоящем новом издании, следуя в том числе пометкам Веры Набоковой в рукописи перевода, я унифицирую транслитерацию (например, гэрл-скаут — герль-скаут — герл-скаут, Холливуд — Голливуд, Теллюрид — Теллурид и т. п.), исправляю многочисленные опечатки, по рукописи восстанавливаю несколько выпавших фрагментов текста. К примеру, следующее место в диалоге КК с ГГ (в гл. 35 второй части романа) было напечатано и до сих пор перепечатывалось во всех изданиях так:

«Ну вот, доигрались. Vous voilà dans de beaux draps, mon vieux».
Я наклонился. Он не двинулся. Я наклонился ниже.

В рукописи романа (и в английском оригинале) после французской фразы Куильти («В хорошеньком вы теперь положении, старина») следует внутренняя речь Гумберта и ещё одна реплика Куильти: 

«Ну вот, доигрались. Vous voilà dans de beaux draps, mon vieux».
Он делал успехи по-французски. Я осмотрелся. Может быть, если опуститься на четвереньки... Рискнуть?
«Alors, que fait-on?» — спросил он, внимательно следя за мной.
Я наклонился. Он не двинулся. Я наклонился ниже. 

Что приведённые строки выпали из книги по недосмотру, а не в результате авторского сокращения текста, следует из приложенного автором к роману «Перевода иностранных терминов», в котором имеется перевод последней французской фразы Куильти: «Что же предпринять?»

Большой проект по переизданию всех основных произведений Набокова может только способствовать подготовке собрания его сочинений, состав которого мною давно определён с учётом нескольких новонайденных или впервые разобранных по архивным материалам произведений. В нём предусмотрена публикация не только романов, рассказов, нон-фикшн и поэтических сочинений, но и два-три тома драматургии, в том числе впервые переведённый мною на русский сценарий «Лолиты», названный самим Набоковым его самым дерзким предприятием в области драматургии. Издание новых книг Набокова трудоёмкая задача, решению которой всячески содействует главный редактор Corpus Варя Горностаева. Замечательный художник издательства Андрей Бондаренко нашёл для серии выразительный визуальный стиль.

Из русских изданий сочинений Набокова в России до сих пор лучшим остаётся составленный Н. И. Артёменко-Толстой и изданный «Симпозиумом» в начале этого века пятитомник, в подготовке которого приняли участие замечательные специалисты и энтузиасты. В пяти томах нашлось место многим малоизвестным произведениям писателя, была учтена творческая хронология писателя, в отдельных случаях проведена сверка книжных изданий с журнальными и газетными публикациями. Ошибки, неточности, недостаточные библиографические данные, досадные зияния (к примеру, отсутствие уже опубликованной в то время «Трагедии господина Морна», одного из ключевых произведений раннего Набокова) нисколько не умаляют значение этого важного труда, положившего начало научному изданию Набокова в России. Вторая часть собрания, пять томов «американского периода», к сожалению, значительно уступает первой в части полноты, качества подготовки материалов и комментариев, в которых вместе с тем была сделана первая в России попытка охватить и объяснить приёмы англоязычных сочинений Набокова. Одно из серьёзных упущений этого собрания — отказ от публикации «переводоупорного» (по слову Геннадия Барабтарло) романа Набокова «Pale Fire» (1962) в переводе Веры Набоковой (он вышел в «Ардисе» в 1983 году). Источником англоязычных текстов Набокова для наших новых изданий служит подготовленный Брайаном Бойдом трёхтомник, охватывающий период 1941–1974 годов и вышедший в авторитетной нью-йоркской серии «The Library of America» (1996). 

За прошедшие двадцать лет набоковиана пополнилась публикацией архивных рассказов, драматических произведений, поэм, эссе, рецензий, писем. Среди них — большая поэма «Солнечный сон» (1923), драма «Человек из СССР» (1927), наброски продолжения второй части «Дара» (1940–1942?), особенно ценный том писем Набокова к жене, подготовленный Ольгой Ворониной и Брайаном Бойдом. Не менее значительные публикации состоялись в части англоязычного корпуса материалов Набокова — незаконченной, но в высшей степени замечательной по замыслу «Лауры», разобранного Барабтарло архивного дневника набоковских сновидений 1964 года, неизвестных университетских лекций, стихотворения о Супермене, составленного Бойдом сборника эссе, рецензий и интервью «Think, Write, Speak». Ещё немало остаётся произведений или не переведённых на русский, или требующих нового, более точного перевода. Труднее всего перевести, разумеется, английские стихи и поэмы Набокова (достойную восхищения попытку переложить поэму «Бледный огонь» предпринял Александр Шарымов в 1991 году, но даже ему, при всей его изобретательности, пришлось заменить свиристеля — waxwing, — мужской род, на сойку, женский род).

Из поздних романов Набокова самые трудные после «Бледного огня» — «Bend Sinister» («Под знаком незаконнорождённых» или «Левая перевязь») и «Ада». Колоссальный набоковский комментарий к «Евгению Онегину» дважды переводился на русский язык по первому изданию 1964 года, вместо второго, исправленного, 1975 года. До сих пор недоступные русскому читателю энтомологические работы Набокова следует готовить к публикации в сотрудничестве со специалистами по лепидоптере, сверяясь с пособиями знатока набоковских бабочек Дитера Циммера.