История жизни и роковой страсти Гумберта Гумберта — профессора литературы, сидящего в тюрьме за убийство, — рассказанная им самим. Гумберт женился на вдовствующей домохозяйке, увлёкшись её 12-летней дочкой Долорес, а после гибели супруги увёз падчерицу в автомобильное путешествие по Америке и сделал своей любовницей. Спустя несколько лет девочка сбежала от него с новым поклонником, заставив Гумберта мучиться сначала жаждой мести, а затем и чувством вины.

«Лолита» — самый популярный роман Набокова, принёсший своему автору деньги, славу и статус американского классика. Это и исследование психологии человека, одержимого манией, и концептуальное высказывание о силе искусства. Роман, изменивший представления о детской сексуальности и границах дозволенного в литературе. «Самая чистая, самая абстрактная и тщательно выстроенная моя книга, — говорил о ней Набоков. — Возможно, я несу ответственность за то, что люди, кажется, больше не называют своих дочерей Лолитами».

«Лолита» создавалась долго, а для высокопродуктивного писателя Набокова — даже очень долго: пять лет активной работы и почти десять лет обдумывания. Сюжет, напоминающий «Лолиту», впервые звучит у Набокова ещё во второй половине 1930-х годов — в фантазиях Щёголева, одного из персонажей «Дара»:

Эх, кабы у меня было времячко, я бы такой роман накатал... Из настоящей жизни. Вот представьте себе такую историю: старый пёс, — но ещё в соку, с огнём, с жаждой счастья, — знакомится с вдовицей, а у неё дочка, совсем ещё девочка, — знаете, когда ещё ничего не оформилось, а уже ходит так, что с ума сойти. Бледненькая, лёгонькая, под глазами синева, — и конечно, на старого хрыча не смотрит. Что делать? И вот, недолго думая, он, видите ли, на вдовице женится. Хорошо-с. Вот, зажили втроём. Тут можно без конца описывать — соблазн, вечную пыточку, зуд, безумную надежду. И в общем — просчёт. Время бежит-летит, он стареет, она расцветает, — и ни черта. Пройдёт, бывало, рядом, обожжёт презрительным взглядом. А? Чувствуете трагедию Достоевского?

В 1939 году Набоков возвращается к волнующей теме в рассказе «Волшебник»: его герой, 40-летний мужчина, женится на тяжело больной вдове ради её 12-летней дочери. Когда жена умирает, герой увозит девочку на отдых, рассчитывая, что сможет выдать сексуальные домогательства за игру — некое «волшебство». Однако при первой же попытке растления девочка начинает кричать, перепуганный герой выскакивает на улицу и гибнет под колёсами грузовика. Набоков рассказом остался недоволен и уничтожил его, однако один экземпляр, как выяснилось позже, всё же сохранился в архиве; уже после написания «Лолиты» Набоков смилостивился над «Волшебником» и разрешил его опубликовать.

В конце 1940-х годов «пульсация, которая никогда не прекращалась совсем, начала опять преследовать меня», пишет Набоков. В то время он уже жил в Америке, преподавал литературу в Корнеллском университете, а летом путешествовал с женой по стране: в хорошую погоду писатель ловил бабочек, а в плохую — корпел над «Лолитой». Работал преимущественно в машине и придорожных мотелях — подобно Гумберту Гумберту, Набоков проехал чуть ли не всю Америку. Писатель целенаправленно собирал ходовые фразочки из подростковых журналов, подслушивал школьниц в автобусах, записывал названия популярных песен, изучал научные исследования типа «Взгляды и интересы девочек до и после первой менструации» ¹ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 252. ⁠ . В 1950 году раздираемый сомнениями Набоков намеревался сжечь недописанный роман в стоящей во дворе мусоросжигалке. Его остановила жена Вера, попросив не торопиться и всё тщательно обдумать ² Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. C. 131. ⁠ . Роман, кардинально изменивший его судьбу, писатель впоследствии посвятил жене.

На первый взгляд, «Лолита» — покаянная исповедь. В тюрьме, в ожидании судебного разбирательства, Гумберт Гумберт в подробностях рассказывает историю своей жизни. Он постоянно обращается к читателю, ища его симпатии (такой стиль изложения Михаил Бахтин называет «словом с оглядкой»). Набоковский рассказчик время от времени впадает в патетику, казалось бы абсолютно бесхитростную: «Читатель, прошу тебя! <...> Вообрази меня! Меня не будет, если ты меня не вообразишь; попробуй разглядеть во мне лань, дрожащую в чаще моего собственного беззакония…» Но на самом деле задача у Гумберта гораздо более изощрённая: им движут не столько угрызения совести, сколько литературные амбиции. Не зря он просит адвоката позаботиться о печати своей «Лолиты». Своим читателем Гумберт, профессор литературы, видит не присяжного, сурово качающего головой, не психиатра, беспристрастно делающего заметки на полях, а эстета и интеллектуала: «Ах, если бы я мог вообразить его в виде светлобородого эрудита, посасывающего розовыми губами la pomme de sa canne Круглый набалдашник трости. — Франц. ⁠ и упивающегося моим манускриптом!»

Манера изложения рассказчика (как, впрочем, и его психика) крайне нестабильна, Гумберт постоянно меняет стилевые регистры. Это особенно хорошо заметно по первой главе «Лолиты»: начав с выспренно-поэтического слога («Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел»), уже в третьем абзаце он переходит на разговорный язык («А предшественницы-то у неё были? Как же — были...»), а затем и вовсе обращается к сказочной стилистике: «В некотором княжестве у моря (почти как у По)» ³ Аверин Б. В. О некоторых законах чтения романа «Лолита» // Набоков В. Лолита. СПб., 2005. C. 14–15. ⁠ . В русской версии «Лолиты» (а здесь мы рассматриваем именно перевод романа, выполненный самим Набоковым) эта эклектичность бросается в глаза сильнее, чем в английском оригинале: архаизмы вроде «чресла», «днесь» и «услада» здесь соседствуют с американизмами — «супермен», «брекфаст» и «оки-доки».

При этом за спиной рассказчика стоит ещё и сам автор «Лолиты», у которого есть собственное отношение к описанным событиям. В отличие от Гумберта Гумберта, он видит всю картину целиком, однако не торопится представить её читателю. Литературовед Брайан Бойд блестяще объяснил замкнутость набоковской прозы через сопоставление с шахматными задачами, придумыванием которых увлекался автор «Лолиты»: «Ни один другой писатель не дошёл до того, чтобы заявить, что подлинная драма — это столкновение не между героями, а между автором и читателями, подобно тому как подлинная драма шахматной задачи — борьба не между фигурами, а между составителем задачи и тем, кто её решает» ⁴ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 214. ⁠ .

В процессе работы над «Лолитой» Набоков следил за историей реальной 11-летней девочки Салли Хорнер: педофил Фрэнк Ласалль похитил её и на протяжении двух лет возил по стране, выдавая за свою дочь. Салли смогла сбежать и позвонить сестре, её насильника арестовали и приговорили к 30 годам заключения. Скорее всего, именно эта история вдохновила Набокова на написание второй части «Лолиты», где Гумберт Гумберт возит падчерицу по штатам на автомобиле ⁵ Вайнман С. Подлинная жизнь Лолиты. М.: Individuum, 2019. ⁠ . Упоминание о Салли есть в 33-й главе романа: «Я узнал в ней миссис Чатфильд. Она напала на меня с приторной улыбкой, вся горя злобным любопытством (не проделал ли я, например, с Долли того, что Франк Ласелль, пятидесятилетний механик, проделал с одиннадцатилетней Салли Горнер в 1948 году)». В архиве писателя сохранилась карточка с переписанным сообщением о смерти девочки — она погибла в аварии, не дожив до 16 лет. Немногим старше Салли Хорнер была и Лолита, когда умерла от родов.

Подмогой для написания «Лолиты» стала «Исповедь Виктора Х.», опубликованная как приложение к «Исследованию по психологии пола» основателя сексологии Хэвлока Эллиса Генри Хэвлок Эллис (1859–1936) — английский врач, основатель сексологии. Муж суфражистки и открытой лесбиянки Эдит Лис. В соавторстве с Джоном Эддингтоном Саймондсом выпустил исследование о гомосексуальности «Сексуальная инверсия» (1896), в котором гомосексуальность описывается как врождённое свойство, а не как заболевание, требующее лечения. Эллис — автор семитомного «Исследования по психологии пола» (1897–1928), в котором рассматривает различные сексуальные девиации, мастурбацию, аутоэротизм и т. д. ⁠ . В анонимной исповеди Виктор, дворянин родом с Украины, рассказывал о своих сексуальных практиках, в том числе с участием детей. Гумбертовские записки тоже даны в форме анонимной исповеди — «Исповеди Светлокожего Вдовца».

Исповедь Гумберта также иронично соотнесена с признаниями Ставрогина из романа Достоевского «Бесы», соблазнившего девочку Матрёшу, после чего та повесилась. А от Свидригайлова, растлителя из «Преступления и наказания», набоковский герой мог унаследовать уверенность, что порочные дети сами соблазняют его (в частности, перед самоубийством герою Достоевского чудится пятилетняя девочка, которая обводит его бесстыдным взглядом). С русской литературой, как видно из текста «Лолиты», Гумберт Гумберт хорошо знаком: «Внезапно, господа присяжные, я почуял, что сквозь самую эту гримасу, искажавшую мне рот, усмешечка из Достоевского брезжит как далёкая и ужасная заря». Правда, сам Набоков к Достоевскому относился скептически, считая его творчество «бесконечным копанием в душах людей с префрейдовскими комплексами».

Пожалуй, чаще всего в «Лолите» Набоков обращается к новелле Проспера Мериме «Кармен» (с Карменситой сравнивает Гумберт Гумберт свою Долорес) и стихотворению Эдгара По «Аннабель Ли» (так же зовут первую юношескую любовь набоковского рассказчика). Мелькают отсылки к Джеймсу Джойсу, — в частности, к «Поминкам по Финнегану» и «Портрету художника в юности», на который иронически намекает сам Гумберт ⁶ Проффер К. Ключи к «Лолите». СПб.: Симпозиум, 2000. ⁠ . Косвенно главный герой «Лолиты» связан с образом Льюиса Кэрролла — Набоков, переводивший на русский язык «Алису в Стране чудес», сам указывал на эту связь, правда, от явных намёков на английского писателя «по странной щепетильности» воздержался ⁷ Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. ⁠ .

Вообще, в «Лолите» можно найти множество подтекстов, не зря Гумберт Гумберт (как, впрочем, и его создатель) — профессиональный литературовед. Однако Набоков на эту тему высказывался категорично: «Увы, я не из тех писателей, кто способен вознаградить хорошей добычей охотников, выискивающих литературные влияния» ⁸ Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. C. 183. ⁠ .

Бытует мнение, что Набоков специально выбрал тему запретной страсти взрослого к ребёнку, рассчитывая заработать на скандале. Однако, начиная писать «Лолиту», он сомневался, что её вообще получится опубликовать. Как оказалось, не зря — все американские издательства, в которые Набоков отправил «Лолиту», роман отвергли как порнографический. «Интересно то, что их отказ был основан не на обработке темы, а на самой теме, ибо в Америке было тогда целых три неприемлемых для издателя темы. Две других — это чёрно-белый брак, преисполненный безоблачного счастья, с кучей детей и внуков; и судьба абсолютного атеиста, который, после счастливой и полезной жизни умирает во сне в возрасте ста шести лет», — иронизировал Набоков. В конце концов писатель нашёл издательство во Франции, поначалу не подозревая, что оно специализируется на выпуске книг, для которых, по выражению режиссёра Билли Уайлдера, нужна только одна рука ⁹ Нэрмор Дж. Кубрик. М.: Rosebud Publishing, 2018. C. 144. ⁠ . Издательство «Олимпия» печатало эротическую литературу на английском языке, среди основных её покупателей были американские солдаты, служившие в Европе. Главе издательства Морису Жиродиа «Лолита» чрезвычайно понравилась, — видимо, приняв рассказчика за автора, он выразил робкую надежду, что роман сможет изменить общественное мнение к «любви такого рода» ¹⁰ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 320. ⁠ . «Лолита» вышла в 1955 году в серии «Спутник пассажира» в двух частях. Расходилась вяло — для читателей эротических романов она была сложна и скучна. От забвения роман спас писатель Грэм Грин Грэм Грин (1904–1991) — английский писатель. Автор более двадцати романов, почти десятка пьес, нескольких сборников рассказов и книг о путешествиях. С 1941 по 1944 год служил в британской разведке в Сьерра-Леоне и Португалии. Побывал во многих горячих точках в качестве репортёра. Выступил в защиту Синявского и Даниэля (из-за чего больше десяти лет его романы не печатались в СССР). Последние годы, как и Набоков, жил в Швейцарии. ⁠ — в рождественском выпуске The Sunday Times он назвал «Лолиту» одной из трёх лучших книг года. На эту оценку тут же отреагировал Джон Гордон из Sunday Express: «Без сомнения, это самая грязная книга, какую я когда-либо читал». За «Лолиту» вступился книжный обозреватель Харви Брейт… Началась журнальная перебранка, и продажи «Лолиты» поползли вверх.   

 После скандала в Европе роман захотели публиковать в Америке. Опасаясь судебного иска, издатели из G. P. Putnam’s Sons тщательно очищали «Лолиту» от порнографической славы: публиковали невинные отрывки из романа, хвалебные отзывы авторитетных критиков, подчёркивали, что Набоков — серьёзный писатель, преподающий в университете. На обложке американского издания не было никаких маленьких девочек, кроме того, роман был снабжен элегантным послесловием, в котором Набоков объяснял, почему «Лолита» не порнография. План сработал: первое американское издание, вышедшее в августе 1958 года, продалось трёхмиллионным тиражом и запрещено не было.

В СССР книга, разумеется, не издавалась до перестройки. В переводе, выполненном самим Набоковым, «Лолиту» напечатали только в 1989 году в издательстве «Известия». Впрочем, на протяжении нескольких десятилетий роман активно читался в самиздате. Уже в 1969 году в Ленинграде ночь с «Лолитой» стоила шесть рублей без разрешения на копирование, с разрешением — десять ¹¹ Империя N. Набоков и наследники. Сборник статей / Под ред. Ю. Левинга и Е. Сошкина. М.: НЛО, 2006. C. 126. ⁠ .

Незадолго до публикации романа в Америке Владимир и Вера Набоковы начали вести дневник, на обложке которого впоследствии появилась надпись «Ураган Лолита». История литературы знает мало примеров настолько сильного и широкого резонанса. Роман запрещали во Франции (дважды), Англии, Бельгии, Аргентине, Новой Зеландии, Бирме, ЮАР. «Моей бедной Лолите приходится нелегко. Самое обидное, что если бы я сделал её мальчиком, или коровой, или велосипедом, обыватели, скорее всего, и ухом бы не повели», — жаловался Набоков в письме Грэму Грину. Самая распространённая претензия к роману заключалась в том, что Набоков эстетизирует и чуть ли не оправдывает педофилию, тем самым подвергая детей опасности. Критик Орвил Прескотт писал в The New York Times, что если «Лолита» и новость в мире литературы, то новость очень плохая: «Это отвратительная… высоколобая порнография» ¹² Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 439. ⁠ .

Но положительных отзывов всё же было больше. В защиту книги выступил писатель Виктор Притчетт Виктор Соден Притчетт (1900–1997) — английский писатель и литературный критик. Писал для The Christian Science Monitor и The New Statesman (позже стал литературный редактором журнала). Во время войны работал для Би-би-си. Преподавал в Принстонском, Калифорнийском, Колумбийском университетах. Автор романов, сборников рассказов и эссе, в том числе биографий Тургенева и Чехова. В 1975 году за заслуги перед литературой получил титул рыцаря-бакалавра, в 1993 году — орден кавалеров Почёта. ⁠ : «Трудно отыскать книгу, менее способную привлечь читателя с неустойчивым воображением. Нет сомнения, что развращённые будут подавлены той силой, с которой автор вторгается в их нездоровые помыслы». В похожем духе высказалась обозревательница The New York Times Элизабет Джейнуэй: «Мало найдётся книг, где прямое и непосредственное отображение похоти столь очевидно служит противоядием её беспокойному пламени». Поэт Джон Холландер Джон Холландер (1929–2013) — американский поэт и литературный критик. Работал в журналах Partisan Review и Harper’s Magazine. Автор исследования «Rhyme’s Reason: A Guide to English Verse» и книг стихов. На стихи Холландера написана песня группы Eagles «No More Walks in the Wood» (2007). ⁠ отметил, что «Лолита» едва ли не самая смешная книга, которую он читал: в ней «пародийный характер носит всё, за исключением лежащей в основе сюжета любовной истории, каковой дано стать пародией лишь на самоё себя». А вот Фредерику Дюпи Фредерик Уилкокс Дюпи (1904–1979) — американский критик и эссеист. Писал для Partisan Review и The New York Review of Books. Преподавал литературу в Колумбийском университете. Дюпи был марксистом, в середине 1930-х годов одним из организаторов Коммунистической партии в Нью-Йорке, а также редактором марксистского журнала The New Masses. Умер от наркотической передозировки. ⁠ книга показалось не только смешной, но и зловещей: «Лолита» — наполовину шедевр комического гротеска, наполовину — непролазная лесная чащоба, откуда доносится волчий вой. Вой реального волка, тоскующего по настоящей Красной Шапочке».

«Лолита» около года продержалась в списке бестселлеров (периодически соперничая с романом другого русского писателя — «Доктором Живаго») и разошлась по всему миру (только в одной Индии её издали на языках бенгали, ассам, малаялам, ория и гуджарати). В газетах шутили, что Лолите пора подвинуть Дядю Сэма и стать новой эмблемой Америки ¹³ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 482. ⁠ . Издание книги не только принесло Набокову состояние, но и помогло популяризовать все остальные его произведения. Писатель в письме сестре с некоторым сожалением заключал: «Невероятный успех — но всё это должно было случиться 30 лет назад».

Романом тут же заинтересовались в Голливуде — продюсер Джеймс Харрис и режиссёр Стэнли Кубрик купили права Когда Набоков узнал о том, что права на фильм куплены Харрисом и Кубриком, он, по его словам, вспомнил сон, который приснился ему ещё в 1916 году после смерти дяди Василия Рукавишникова: «дядя Вася» пообещал Набокову, что вернётся к нему как «Харри и Кувыркин» (во сне эти имена принадлежали цирковым клоунам). Харрис и Кубрик, по сути, вернули Набокову то состояние, которое он в юности получил от дяди Рукавишникова и которое отняло у него революция. ⁠ на экранизацию и заказали Набокову сценарий (150 тысяч долларов за права, 100 тысяч за сценарий и 15 % от прибыли в прокате). Фильм Кубрика с Джеймсом Мейсоном и Сью Лайон в главных ролях, вышедший в 1962 году, значительно помог превращению сложноустроенного набоковского романа в явление массовой культуры с большим коммерческим потенциалом. Образ Лолиты зажил собственной жизнью: этот бренд на протяжении XX века эксплуатировали музыканты, рестораторы, производители серёг, штор, секс-игрушек, текилы — появился даже одноимённый сорт баклажана. Набоков с ужасом вспоминал ¹⁴ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 449. ⁠ , как однажды на Хеллоуин в дверь к нему постучалась маленькая девочка, наряженная Лолитой — родители завязали её волосы в кокетливый хвостик, вручили теннисную ракетку и плакат с надписью «Л-О-Л-И-Т-А». Набоковский бестселлер породил множество подражаний и пародий. Умберто Эко, к примеру, написал рассказ «Нонита» («Granita»), в котором Гумберт Гумберт испытывает влечение не к нимфеткам, а к пожилым женщинам: «Нонита. Цвет юности моей, тоска ночей. Я никогда не увижу тебя. Нонита. Но-ни-та. Три слога как сотканное из нежности отрицание: Но. Ни. Та. Нонита, да пребудет память о тебе вечно со мной, пока не станет твой образ тьмой, а покоем твоим — гробница».

В 1997 году Эдриан Лайн снял ещё одну экранизацию «Лолиты», с Джереми Айронсом в роли Гумберта Гумберта. Если кубриковский фильм можно назвать целомудренной нуарной комедией, то версия Лайна, режиссёра «9 ½ недель», скорее напоминает софткор с элементами драмы. Вообще, в 1990-е тема сексуальных девочек-подростков присутствовала во множестве фильмов: от «Леона» Люка Бессона до «Красоты по-американски» Сэма Мендеса. Сексуализация подросткового образа царила в поп-культуре: танцы в школьной форме в клипе Бритни Спирс «...Baby One More Time», фотосессия Анны Курниковой в кровати для Sports Illustrated (нимфетка Набокова, как известно, тоже занималась теннисом). В Америке «Лолита» до сих пор остаётся предметом цитирования — отсылками к роману пронизан, к примеру, альбом американской певицы Ланы Дель Рей «Born to Die», вышедший в 2012 году. Набоков — любимый писатель певицы: она даже вытатуировала его фамилию на руке.

Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита, Лолита. Повторяй это имя, наборщик, пока не кончится страница

Владимир Набоков

Особая судьба ждала «Лолиту» в азиатской культуре. В Японии набоковский роман получил известность в 1970-е годы, благодаря псевдонаучному психологическому исследованию «The Lolita Complex» Расселла Трейнера Расселл Реймонд Трейнер (1921–1992) — американский писатель. Служил на Филиппинах во время Второй мировой войны. В 1959 году был арестован из-за попытки обналичить поддельный чек. В тюрьме начал писать романы «для взрослых». В 1966 году основал собственное издательство. Самая известная книга Трейнера «The Lolita Complex» (1966) была заявлена как психологическое исследование, однако в действительности у Трейнера не было никаких научных компетенций в этой области. В 1970-е годы книга стала популярной в Японии и положила начало культуре лоликон. ⁠ . Влечение взрослых мужчин к маленьким девочкам в Японии получило название лоликон — на эту тему начали активно выпускаться эротические аниме и манга. В 1990-е именем Лолиты окрестили субкультуру, сочетающую стиль викторианской Англии и рококо с японской эстетикой кавайи Милый, прелестный, хорошенький. — Яп. ⁠ .

На родину Набокова «Лолита» пришла уже признанной классикой. Несмотря на, казалось бы, чуждые культурные реалии, она быстро освоилась в отечественном каноне — во многом благодаря тому, что книга была переведена лично Набоковым и расценивалась как явление не только американской, но и русской культуры. Тема «Лолиты» звучит в «Священной книге оборотня» Виктора Пелевина, «Палисандрии» Саши Соколова (этакая «Лолита» наоборот), «Русской красавице» Виктора Ерофеева, повести Людмилы Петрушевской «Свой круг». Скандальный роман использовала и русская массовая культура — вспомнить хотя бы клип певицы Алсу на песню «Зимний сон», в котором юной девушке, читающей Набокова, пригрезился роман со взрослым другом своей матери.

На западное восприятие романа сегодня существенно влияет феминистский дискурс и неприятие любого насилия по отношению к ребёнку, ставшее в последние годы общественной нормой: Гумберту не так-то просто загипнотизировать читателя, хорошо знакомого с понятиями виктимблейминга или объективации. Вместе со степенью осведомлённости общества о педофилии изменилось и отношение к демонстрации детской привлекательности: сексуализация девочек-подростков в медиа получила название «эффект Лолиты», этому феномену и его негативным последствиям посвящено исследование Минакши Джиджи Дарем «The Lolita Effect: The Media Sexualization of Young Girls and What We Can Do About It» (2008). Для современных интерпретаторов романа становится важным вернуть Долорес Гейз свой голос, превратить её из объекта гумбертовской страсти в самостоятельного персонажа. Канадская поэтесса Ким Морисси выпустила сборник стихотворений, написанных от лица набоковской героини, — «Poems for Men who Dream of Lolita» (1992). Итальянская писательница Пиа Пера написала роман «Lo’s Diary» В 1998 году сын Набокова Дмитрий обвинил писательницу в плагиате и подал в суд. Дело было закрыто по примирению сторон. Истец получил половину авторских отчислений, которые обязался пожертвовать ПЕН-клубу, а также выступил автором предисловия американского и британского изданий «Lo’s Diary». ⁠ (1995), где право рассказчика также отдано Долорес. В книге Азар Нафиси «Reading Lolita in Tehran: A Memoir in Books» (2003) история «Лолиты» сравнивается с ситуацией в Иране после Исламской революции: так же как Гумберт делает из девочки Долли «мою Лолиту», так и тоталитарное государство делает живых людей частью навязчивой несбыточной утопии.

На пересмотр отношения к «Лолите» в России — уже с иных идеологических позиций — мог бы повлиять усилившийся в последние годы дискурс «традиционных ценностей», однако прозвучавшее ещё в 2011 году заявление протоиерея Всеволода Чаплина о необходимости проверить «Лолиту» на предмет пропаганды педофилии остаётся, по счастью, единичным эксцессом.

Слово «нимфетка» существовало и до Набокова, только обозначало оно не сексуально привлекательную девочку, а просто маленькую нимфу. Впервые его использовал Майкл Дрейтон в поэме «Поли-Альбион» ещё в 1612 году. Набоковский Гумберт Гумберт вносит в этот термин новый смысл: «В возрастных пределах между девятью и четырнадцатью годами встречаются девочки, которые для некоторых очарованных странников, вдвое или во много раз старше них, обнаруживают истинную свою сущность — сущность не человеческую, а нимфическую (т. е. демонскую); и этих маленьких избранниц я предлагаю именовать так: нимфетки». Слово, как предсказал в предисловии вымышленный издатель «Лолиты» Джон Рэй, действительно вошло в широкий обиход, попало «в словари и газеты».

Гумберт Гумберт, упоминая «очарованных странников», намекает не на повесть Лескова, а на сюжет из древнегреческой мифологии: одинокие путники, встречая прекрасных нимф, влюблялись в них, а затем расплачивались за это немотой или безумием. Вообще, нимфы часто доставляли неприятности мужчинам: красавца Гиласа, отправившегося за водой, они похитили для сексуальных утех, Дафниса, сына Гермеса, — ослепили в наказание за неверность, а Гермафродита — превратили в двуполое существо. Сравнивая девочек-подростков с нимфами, Гумберт не только указывает на их опасность (влечение к ним может обернуться если не безумием, то по крайней мере тюрьмой), но ещё и выставляет себя невинной жертвой их сладострастия и коварства. Отель, где Лолита становится любовницей Гумберта Гумберта (девочка якобы соблазняет его), называется «Привал зачарованных охотников», в его ресторане висят фрески, изображающие охотников и дриад. Лесную нимфу играет Лолита в пьесе Клэра Куильти, драматурга, который похищает девочку у Гумберта Гумберта.

Для энтомолога Набокова, вероятно, имело значение ещё одно значение слова «нимфа» — в биологии так называется стадия развития некоторых насекомых, например  кузнечиков или стрекоз, не достигших ещё половой зрелости. Нимфа мала, но, в отличие от личинок, своей формой уже напоминает взрослую особь.

Лолита — уменьшительная форма испанского имени Долорес, от испанского dolor — боль, скорбь (значение этого имени не раз обыгрывает Гумберт Гумберт в своих высокопарных строчках: «Как больно, Долорес», «Моя боль, моя Долли!»). Как следует из его рассказа, родители Лолиты дали девочке испанское имя, потому что зачали её во время медового месяца в Мексике.

Соответственно, произносить имя набоковской героини следует не на американский манер («Лоу-ли-ита»), а на испанский. Набоков писал, что именно испанцы произносят имя Лолиты с «нужной интонацией лукавой игривости и нежности» ¹⁵ Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. C. 38. ⁠ . Указание на испанское произношение встречается в знаменитом зачине романа: «Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя. Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та». При произнесении английского t язык толкается не о зубы, а о верхние альвеолы. А вот в испанском языке используется зубной t. Как, собственно, и в русском.

Имя набоковского рассказчика не настоящее. Доктор философии Джон Рэй, вымышленный издатель исповеди Гумберта, указывает на это в предисловии: «Причудливый псевдоним их автора — его собственное измышление; и само собой разумеется, что эта маска — сквозь которую как будто горят два гипнотических глаза — должна была остаться на месте согласно желанию её носителя». О своём псевдониме рассуждает в конце романа и сам Гумберт: «В моих заметках есть и «Отто Отто», и «Месмер Месмер» Указание на немецкого врача Фридриха Месмера, автора псевдонаучной теории животного магнетизма, оказавшей влияние на медицину в конце XVIII и начале XIX века. Согласно этой теории, тела живых существ обладают магнетизмом и благодаря этому способны устанавливать друг с другом телепатическую связь. Месмера считают отцом гипноза: чудодейственный эффект на пациентов производили вовсе не магниты, а сила внушения врача. ⁠ , и «Герман Герман»... но почему-то мне кажется, что мною выбранное имя всего лучше выражает требуемую гнусность». Набоков, по его словам, решал ту же задачу: он хотел сделать звучание имени главного героя как можно более зловещим, противным и при этом сохранить «царственную вибрацию» ¹⁶  Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. C. 39. ⁠ (имя Гумберт носили многие представители Савойской династии, в том числе второй и четвёртый короли Италии). Кстати, Гумбертом (Humbert the Huntsman) звали охотника в комиксах, сопровождавших выход диснеевского мультфильма «Белоснежка и семь гномов» 1937 года: по приказу Злой королевы он должен был убить в лесу Белоснежку и вырезать ей сердце, но, сжалившись над бедной девочкой, позволил ей сбежать. В набоковском романе тема охотника повторяется постоянно, а отсылка к братьям Гримм присутствует в зашифрованной подписи, оставленной Куильти в регистрационной книге: «Фратер Гримм, Океан, Келькепар» (на улице Гримма, как выяснит Гумберт позже, и живёт Куильти).

Удвоение имени Гумберта может указывать на типичность героя (тавтонимы встречаются в биологической номенклатуре, когда названия рода и вида совпадают: например, Vulpes vulpes — лисица обыкновенная), а может и на его двуличие, символическое раздваивание в тексте на автора и героя, Гумберта пишущего и Гумберта описываемого. Вообще, на протяжении романа имя рассказчика постоянно мутирует: Гумберт Грозный, Гумберт Кроткий, Хумберт Хриплый, Гумберт Смиренный, Гумберт Густопсовый, Гумберт Выворотень, Гумберт Мурлыка, Гумберт Смелый, Мясник Гумберт, Сумрачный Гумберт, Гум, Гумочка и т. д. Рассказчик, играя своим именем, будто надевает разные маски — истинное лицо автора «Исповеди Светлокожего Вдовца» мы так и не увидим.

Гумберт Гумберт — типичный «ненадёжный рассказчик»: он видоизменяет описываемую реальность в своих интересах и тем самым вводит читателя в заблуждение. Чудовищную историю о похищении и растлении маленькой девочки он умудряется превратить в гимн неразделённой любви, а себя представить не обычным первертом и насильником, но тонко чувствующим поэтом-трагиком. Гумберт методично предъявляет аргументы, призванные расположить к нему читателя: во-первых, причина его нездорового влечения — детская травма (любовь к Аннабель Ли), во-вторых, Лолита сама соблазнила его (и она к тому моменту даже не была девственницей), в-третьих, в другие времена и в других культурах его поведение не считалось бы таким уж предосудительным. Рассказчик не только защищается, но и сам время от времени строго судит себя, тем самым перехватывая инициативу у читателя и опять же вызывая у него симпатию. Но главный инструмент Гумберта даже не рациональная аргументация или риторические приёмы, а гипнотизирующий язык: он воспевает нимфеток и нимфолепсию с такой любовью, как будто речь идёт не о похоти, а об искусстве: «Нежная мечтательная область, по которой я брёл, была наследием поэтов, а не притоном разбойников». Литературный критик Лайонел Триллинг, подпавший под очарование набоковского рассказчика, писал, что у него никак не получается проникнуться возмущением: «Гумберт более чем готов признать себя чудовищем, но мы обнаруживаем, что соглашаемся с ним всё в меньшей и меньшей степени» ¹⁷ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 277. ⁠ .

Однако если не поддаваться гипнозу, можно обнаружить, что Гумберт Гумберт прежде всего жестокий манипулятор, воспринимающий окружающих как ресурс для собственного удовлетворения. Он берёт замуж Валерию, первую жену, только ради того, чтобы дать выход накопившейся сексуальной энергии («Брачная ночь выдалась довольно забавная, и моими стараньями дура моя к утру была в истерике»), а когда Валерия бросает его, упивается фантазиями о её избиении; со второй женой, Шарлоттой, Гумберт живёт в надежде насладиться малолетней падчерицей — и всерьёз размышляет о том, чтобы убить жену, но по счастливому для него совпадению Шарлотту сбивает автомобиль. Лолиту он берёт в сексуальное рабство, заставляя трижды в день (!) исполнять «основные свои обязанности». Он мечтает, что когда-нибудь она родит ему для любовных утех дочку, Лолиту Вторую, а может быть, сил его хватит и на внучку, Лолиту Третью. Совесть просыпается в нём только постфактум, когда Лолита для него уже потеряна.

Ничего нет консервативнее ребёнка, особливо девочки, будь она самой что ни на есть баснословной, русой, розовато-рыжей нимфеткой в золотой дымке октябрьского вертограда

Владимир Набоков

Чтобы сбить читателя с толку, набоковскому рассказчику не нужно ничего утаивать, достаточно правильно расставлять акценты. К примеру: Гумберт сообщает о традиции в каждом новом городе подъезжать на автомобиле к школе и наблюдать за девочками. Сидящая же рядом Лолита должна в это время «ласкать» его. Эту чудовищную подробность он даёт впроброс, зато сосредотачивается на том, что Лолита отказывается делать приятное своему отчиму — увы, неблагодарная падчерица не испытывает сочувствия «к маленьким чужим прихотям». «Одно из чудес этой книги, — пишет литературовед Брайан Бойд, — состоит в том, что, предъявляя нам столь убийственные факты, она также развязывает Гумберту руки, позволяя ему переманивать на свою сторону невнимательных читателей — пока Набоков не открывает им глаза на то, что они, поддавшись влиянию Гумберта, обратились в его соучастников» ¹⁸ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 278. ⁠ .

Влюбляется ли Гумберт в конце романа в Лолиту по-настоящему? Возможно, да. А возможно, это просто чрезмерная чувствительность на фоне ностальгии. Прозревает ли герой? Возможно, так и есть. А возможно, одна мания, страсть к Лолите, всего лишь уступает место другой мании, мести Клэру Куильти. Вообще, вся книга о любви к нимфетке может быть лишь отвлечением внимания от гораздо более тяжкого преступления, которое совершил Гумберт, — убийства ¹⁹ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 275. ⁠ .

Доверять герою не стоит уже на уровне фабулы. Есть версия, что убийство Куильти герой просто выдумал — финальная сцена выглядит чересчур фантасмагорично, а указанные Гумбертом даты никак не сходятся. Рассказчик заявляет, что написал «Лолиту» в тюрьме всего за 56 дней, но если отсчитать восемь недель с даты его смерти (16 ноября 1952 года), то получится 21 сентября: в это время, как видно из романа, он был ещё на свободе и искал Лолиту. Это несоответствие позволяет предположить, что встречу с повзрослевшей падчерицей, как и сцену убийства, а возможно, и тюремное заключение Гумберт Гумберт просто выдумал для большего драматизма. «Защищает» реальность всего случившегося только предисловие Джона Рэя (чей родственник, по его утверждению, был адвокатом Гумберта), но и к самому издателю есть вопросы — не он ли сочинил «Исповедь Светлокожего Вдовца»?

Набоков отзывался о Гумберте вполне однозначно: «пустой и жестокий негодяй, которому удаётся казаться «трогательным» ²⁰ Набоков В. Строгие суждения. М.: КоЛибри, 2018. C. 119. ⁠ . Говоря об источниках вдохновения для романа, писатель любил упоминать некую газетную статью об «обезьяне в парижском зоопарке, которая, после многих недель улещиванья со стороны какого-то учёного, набросала углём первый рисунок, когда-либо исполненный животным: набросок изображал решётку клетки, в которой бедный зверь был заключён». По сути, Гумберт Гумберт и есть та самая рисующая обезьяна. Обещая открыть читателю чарующий мир нимфолепсии, он лишь предлагает разделить с ним смрадную каморку собственной мании.

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно отделить Лолиту Гумберта от Лолиты Набокова.

Первая — порочная нимфетка, «бессмертный демон во образе маленькой девочки», древняя Лилит. В сборнике еврейских преданий «Алфавит Бен-Сиры» Лилит упоминается как первая жена Адама. Так же как и Адам, она была сотворена из «праха земного» (а не как Ева — из ребра мужа), а потому отличалась большим своеволием: отказавшись совокупляться с мужем в подчинённом положении, Лилит сбежала. Тогда Бог послал к ней ангелов, предложивших ей выбор: или она возвращается к мужу, или ежедневно будет умирать по сто её детей-демонов. Лилит выбрала второе и к тому же поклялась сама убивать человеческих младенцев (кроме тех, у кого есть амулеты с именами прилетевших к ней ангелов). Интересно, как история сказочной Лилит рифмуется с историей Лолиты: набоковская героиня так же своевольно сбегает от Гумберта, отказывается возвращаться к нему, несмотря на все его уговоры, и разрешается мёртвым ребёнком. Хотя, скорее всего, Гумберт подразумевает образ Лилит в каббалистической традиции: в отличие от предания из «Алфавита Бен-Сиры», где Лилит выглядит практически протофеминисткой, в «Зоаре» Главная книга каббалистического учения. Получила известность в XIII веке благодаря сефардскому раввину Моше де Леону. ⁠ первая жена Адама — вероломная соблазнительница спящих мужчин. Кстати, Лолита «соблазняет» Гумберта как раз тогда, когда он делает вид, что спит («Услышав её первый утренний зевок, я изобразил спящего, красивым профилем обращённого к ней»).

Гумберт как выдающийся специалист по виктимблеймингу обвиняет в растлении саму Лолиту, и многие впечатлительные читатели с ним охотно соглашаются: к примеру, Робертсон Дэвис, канадский прозаик и критик, писал, что главной темой романа является «не развращение невинного ребёнка коварным взрослым, но эксплуатация безвольного взрослого развращённым ребёнком» ²¹ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 274. ⁠ . Именно этот образ Лолиты, соединивший в себе одновременно и порочность, и невинность, закрепился в массовой культуре. Вспомнить хотя бы фильм «Займёмся любовью» (1960), в котором героиня Мэрилин Монро спускается с шеста и, окружённая мужчинами, декламирует: «Меня зовут… Лолита. И мне нельзя… играть… с мальчиками!» При этом взгляд Гумберта на Лолиту раздваивается: воспевая демонизм, тёмную притягательность «древней Лилит», он одновременно (вне этой поэтической оптики) описывает её как совершенно обычного пустоголового американского подростка: «Её внутренний облик мне представлялся до противного шаблонным: сладкая, знойная какофония джаза, фольклорные кадрили, мороженое под шоколадно-тянучковым соусом, кинокомедии с песенками, киножурнальчики и так далее — вот очевидные пункты в её списке любимых вещей». Воспевая тело Лолиты во всех подробностях, Гумберт обходит вниманием внутренний мир девочки, считая, что ничего интересного там быть не может; то есть, по сути, действует как «анти-Пигмалион» ²²  Владимир Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство РХГУ, 1997. C. 344. ⁠  — превращает живого человека в статую.

Я знал, что влюбился в Лолиту навеки; но я знал и то, что она не навеки останется Лолитой

Владимир Набоков

Чтобы увидеть другую Лолиту, необходимо отбросить гумбертовские интерпретации и пристальнее вглядеться в текст романа. Действительно ли 12-летняя Долорес Гейз коварно соблазняет своего отчима? Поначалу девочка, безусловно, испытывает симпатию ко взрослому и опытному Гумберту, она видит в нём статного красавца, героя экрана, к тому же этими заигрываниями она пытается задеть свою мать — отношения с родительницей, как это часто бывает у подростков, у Лолиты небезоблачные. По мнению психологов, девочки, не достигшие половой зрелости, вполне могут флиртовать со взрослыми мужчинами, однако сексуального влечения они, как правило, не испытывают. То же и с героиней «Лолиты» — ей хочется показать отчиму «игры», которым она научилась в лагере, впечатлить его, однако, как видно из записок Гумберта, к сексу как таковому она довольно безразлична: «Она сидела, как обыкновеннейший ребёнок, ковыряя в носу, вся поглощённая лёгким чтением в приложении к газете, столь же равнодушная к проявлению моего блаженства, как если бы это был случайный предмет, на который она села — башмак, например, или кукла, или рукоятка ракеты — и который она не вынимала из-под себя просто по лени».

Видно, что сожительство с отчимом не проходит для Лолиты бесследно. Каждую (каждую!) ночь Гумберт слышит, как она плачет. Начальница гимназии мисс Пратт сообщает Гумберту, что «наставницы и товарки находят Долли враждебно настроенной, неудовлетворённой, замкнутой», Лолита, «болезненным образом отстав от сверстниц, не интересуется половыми вопросами, или точнее, подавляет в себе всякий интерес к ним» и при этом дразнит и мучает других девочек, у которых «бывают встречи с кавалерами». Вся беседа с мисс Пратт подаётся сатирически, однако в её словах содержится весьма проницательное суждение — психологи уверены, что связь с педофилом, даже если она была относительно добровольной, мешает девочке в будущем интересоваться сексом и вести нормальную половую жизнь. Гумберт и сам догадывается, что навредил психике Лолиты — это видно из его рассуждений о теннисной технике падчерицы: «…Если бы я не подломил в ней чего-то (в то время я не отдавал себе отчёта в этом!), её идеальный стиль совмещался бы с волей к победе, и она бы развилась в настоящую чемпионку».

Вместо развратной нимфетки мы видим девочку, лишившуюся отца и матери, вынужденную на протяжении нескольких лет сексуально обслуживать своего отчима, а затем ещё и попавшую в лапы наркомана-извращенца, который склонял её участвовать в групповых оргиях. Удивительны даже не столько испытания, выпавшие на долю Лолиты, сколько самообладание, с которым она через них проходит. Несмотря на тиранию отчима, она делает успехи в теннисе и актёрском мастерстве, развратному сожительству с модным драматургом предпочитает бедную, но честную жизнь с контуженным ветераном войны. И при этом не держит зла ни на Гумберта, ни на Куильти и вообще планирует начать новую жизнь на Аляске. Настоящая Долорес Гейз — человек исключительной нравственной силы. Набоков говорил, что Лолита стоит второй (после Пнина) в списке придуманных им персонажей, человеческими качествами которых он восхищается ²³ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C. 284. ⁠ .

В «Лолите» есть много предельно откровенных сексуальных сцен, заставляющих стыдливо отворачиваться от книги, — чего только стоит сцена на диване, в которой Гумберт Гумберт занимается чем-то вроде фроттажа — получает сексуальное наслаждение от трения своего пениса о тело играющей рядом Лолиты («мои стонущие уста, господа присяжные, почти дотронулись до её голой шеи, покаместь я раздавливал об её левую ягодицу последнее содрогание самого длительного восторга, когда-либо испытанного существом человеческим или бесовским»). Примечательно, что в «Лолите» при этом нет ни одного непристойного выражения, Гумберт обходится высокопарными эвфемизмами: «жезл жизни», «скипетр страсти», «ониксовый столб» и пр. Описания секса так причудливы, что не всегда понятно, что же в этих сценах происходит. Задача рассказчика не сводится к простому возбуждению читателя, он как писатель хочет разжечь его художественное воображение.

Набоков в послесловии к американскому изданию объяснял, что «Лолита» слишком сложна и оригинальна, чтобы считаться порнографией, в порнографической же литературе «действие сводится к совокуплению шаблонов». В «Лолите» нет необходимой для возбуждения структуры и динамики: сексуальные сцены в порнографии «должны развиваться крещендо, всё с новыми вариациями, в новых комбинациях, с новыми влагалищами и орудиями, и постоянно увеличивающимся числом участников (в известной пьесе Сада Маркиз де Сад (1740–1814) — французский писатель и философ. Автор романов «120 дней Содома, или Школа разврата» и «Жюстина, или Злоключения добродетели», эссе, пьес, сборников памфлетов. По обвинению в распутстве, похищениях и изнасилованиях Сад провёл в тюрьмах почти 30 лет. Чудом избежав смертной казни, умер в доме призрения для умалишённых в возрасте 74 лет. Сексуальное удовольствие, получаемое путём причинения боли другому человеку, теперь носит его имя — садизм. ⁠ на последях вызывают из сада садовника), а потому конец книги должен быть наполнен эротическим бытом гуще, чем её начало». «Лолита» же, напротив, будто выдыхается — телесные терзания Гумберта постепенно уступают место душевным.

Наполняя роман эротическими сценами с участием ребёнка, Набоков, как видно из послесловия, рассчитывал на здравомыслие своих будущих читателей: «Мой роман содержит немало ссылок на физиологические позывы извращённого человека — это отрицать не могу. Но в конце концов мы не дети, не безграмотные малолетние преступники и не питомцы английского закрытого среднеучебного заведения, которые после ночи гомосексуальных утех должны мириться с парадоксальным обычаем разбирать древних поэтов в «очищенных» изданиях».

Этим занимается рассказчик «Лолиты», а не сам роман. Пытаясь вызвать сочувствие и выставить свою парафилию Нетипичный сексуальный интерес, безоценочный синоним таких слов, как «сексуальная девиация» или «перверсия». ⁠ более нормальной, Гумберт Гумберт вспоминает некоего богослова Хью Броутона, выяснившего, что ветхозаветная Рахаб стала блудницей в 10-летнем возрасте, сообщает, что Эдгар По женился на своей кузине Вирджинии, когда той не исполнилось и 14, а Данте влюбился в 9-летнюю Беатриче (правда, опускает, что и самому Данте тогда было столько же). Гумберт сетует на новые пуританские нравы и даже выражает озабоченность по поводу будущего, в котором взрослые и дети стали так далеки друг от друга: «В нашу просвещённую эру мы не окружены маленькими рабами, нежными цветочками, которые можно сорвать в предбаннике, как делалось во дни Рима; и мы не следуем примеру величавого Востока в ещё более изнеженные времена и не ласкаем спереди и сзади услужливых детей, между бараниной и розовым шербетом. Всё дело в том, что старое звено, соединявшее взрослый мир с миром детским, теперь оказалось разъятым новыми обычаями и законами».

«Лолита» стала одним из первых художественных исследований психологии педофила (хотя во время написания романа этот термин широко не использовался) — и при этом весьма точным. Педофилы — не обязательно те, кто занимается сексом с детьми: значительная часть из них старается ограничиваться фантазиями и живёт с виду обычной жизнью. Так же и Лолита для Гумберта — первая девочка, с которой он решил вступить в половую связь: до этого он, как человек крайне осторожный, только наблюдал за детьми и сублимировал свою манию в отношениях со взрослыми женщинами. Сексологи утверждают, что откровенные насильники среди педофилов почти не встречаются: как правило, они стараются завести с детьми дружеские или романтические отношения. Об этом же рассказывает нам набоковский герой в «Лолите»: «Мы не половые изверги! Мы не насилуем, как это делают бравые солдаты. Мы несчастные, смирные, хорошо воспитанные люди с собачьими глазами, которые достаточно приспособились, чтобы сдерживать свои порывы в присутствии взрослых, но готовы отдать много, много лет жизни за одну возможность прикоснуться к нимфетке».

Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы

Владимир Набоков

В «Лолите» не так-то просто обнаружить прямое авторское осуждение Гумберта Гумберта — по крайней мере Набоков не прерывает его записи своими нравоучительными комментариями. Сбивает с толку и то, что писатель намеренно избегал любого назидания: в послесловии к американскому изданию «Лолиты» он пояснял, что его роман — «вовсе не буксир, тащащий за собой барку морали», а литературой он занимается только ради эстетического наслаждения. При этом в исповеди Гумберта отчётливо звучит сожаление. В конце романа рассказчик признаёт, что как бы он ни оправдывал себя, сколько бы ни искал чужого сочувствия, существует «простой человеческий факт»: «ничто не могло бы заставить мою Лолиту забыть всё то дикое, грязное, к чему моё вожделение принудило её». Вина Гумберта не в том, что он желал Лолиту, а в том, что он, потакая этому желанию, украл у ребёнка детство и тем самым сломал ему жизнь (вообще, тема детства была очень важна и дорога Набокову). «Если бы я предстал как подсудимый перед самим собой, — рассуждает рассказчик, сидящий за убийство, — я бы приговорил себя к тридцати пяти годам тюрьмы за растление и оправдал бы себя в остальном».

В рассуждении об исключительно эстетическом наслаждении от письма, с виду довольно заносчивом, Набоков делает принципиально важную расшифровку: наслаждение он понимает «как особое состояние, при котором чувствуешь себя — как-то, где-то, чем-то — связанным с другими формами бытия, где искусство (т. е. любознательность, нежность, доброта, стройность, восторг) есть норма». Эстетику Набоков напрямую связывает с этикой: как бы Гумберт ни очаровывал нас, его отношение к Лолите никак не может считаться «нормальным». В письме своему другу, писателю и критику Эдмунду Уилсону Эдмунд Уилсон (1895–1972) — американский писатель и критик. Работал в журналах Vanity Fair, New Republic и New Yorker. Автор книги очерков о лидерах большевиков «На Финляндский вокзал», пьес, стихов, публицистики. В середине 1930-х годов посещал СССР. Дружил с Набоковым, вместе они переводили на английский «Медного всадника» и «Моцарта и Сальери» Пушкина. В 2013 году вышла книга с их перепиской «Владимир Набоков — Эдмунд Уилсон: Дорогой Пончик. Дорогой Володя. Письма 1940–1971». ⁠ , Набоков высказался значительно проще: «Когда будешь читать «Лолиту», не забывай, пожалуйста, что это высокоморальное произведение».

Америка, вернее, американская провинция показана здесь глазами надменного высоколобого европейца — неудивительно, что в романе так много сарказма по отношению к массовой культуре и недалёким обывателям. Отсюда — обвинения в антиамериканизме «Лолиты», которые расстраивали Набокова гораздо сильнее, чем обвинения в безнравственности романа. Чтобы оградить роман от подобного рода претензий, Набоков подчёркивал, что Америка «Лолиты» — это чистая выдумка, он лишь подлил в «раствор» личной фантазии «небольшое количество «средней реальности». Однако роман, при общей фабульной условности, кажется убедительным именно за счёт кропотливой реконструкции американской действительности. По замечанию литературного критика Элизабет Хардвик, Набоков «совершенно в духе Марко Поло в Китае разглядывает набившие (нам) оскомину подробности американского быта. Мотели, рекламные объявления, жевательная резинка... для Набокова это всё свежо и ново» ²⁴ Шифф С. Вера (Миссис Владимир Набоков). М.: КоЛибри, 2010. ⁠ .

Помимо описания жизни в типичных маленьких городках Рамздэль и Бердслей (оба — вымышлены), Гумберт рассказывает о трёх автомобильных путешествиях через всю страну: два из них были предприняты вместе с Лолитой и ещё одно в одиночку, когда герой объезжает ранее посещённые мотели в поисках сбежавшей Лолита сбежала от Гумберта 4 июля, в День независимости Америки. ⁠ падчерицы. «Лолита», изданная в Америке в 1958 году, укрепила моду на «дорожные» романы: в 1945 году был опубликован «Аэрокондиционированный кошмар» Генри Миллера, в 1947 году — «Америка день за днём» Симоны де Бовуар, в 1957-м — «В дороге» Джека Керуака. Немаловажно, что именно в середине 1950-х в Америке началось строительство Федеральной системы скоростных автомагистралей, сделавшей путешествия по стране быстрыми и удобными, — американцы стали чаще ездить на дальние расстояния, значительно вырос внутренний туризм. «Лолита» с её шоссейно-мотельной романтикой пришлась как нельзя кстати.

Во многом из-за подчёркнутого внимания к американскому колориту появилась популярная версия ²⁵ О возникновении подобной версии пишет сам Набоков в послесловии к американскому изданию. ⁠ , согласно которой вся история соблазнения Гумбертом Лолиты на самом деле история соблазнения юной наивной Америки старой опытной Европой. Сужать всё богатство интерпретаций романа до одной аллегории, разумеется, не стоит. Хотя отношение Гумберта к Америке действительно очень напоминает его отношение к Лолите — об американцах и местной культуре он отзывается с сарказмом (такой же оценки заслуживает внутренний мир Лолиты), но при этом восторгается природой страны (почти с той же нежностью, что и телом девочки): «Она прекрасна, душераздирающе прекрасна, эта глушь, и ей свойственна какая-то большеглазая, никем не воспетая, невинная покорность, которой уже нет у лаковых, крашеных, игрушечных швейцарских деревень и вдоволь прославленных Альп» (по аналогии «крашеные Альпы» тут напоминают половозрелых женщин, которых так не любит Гумберт). Наряду с чувством вины перед Лолитой у героя появляется и чувство вины перед Америкой: «Сегодня я ловлю себя на мысли, что наше длинное путешествие всего лишь осквернило извилистой полосой слизи прекрасную, доверчивую, мечтательную, огромную страну».

Для набоковского рассказчика психоанализ по Фрейду, необыкновенно популярный в Америке XX века, часть пошлого обывательского мирка. «Радиомелодрамы, психоанализ, дешёвые романчики» — так описывает Гумберт увлечения ненавистной супруги Шарлотты. Рассказывая, к примеру, о своём карманном пистолете, он не может удержаться от передразнивания психоаналитиков: «Не следует забывать, что пистолет есть фрейдистический символ центральной праотцовской конечности». Презрение рассказчика распространяется не только на психоанализ, но и на всю психиатрию, в те времена активно использовавшую открытия Фрейда. Гумберт сам многократно проходил психиатрическое лечение, но никакой пользы, по его мнению, это не приносило — одно развлечение: герой разыгрывал докторов, скармливая им сюжеты своих ночных кошмаров и выдуманные детские воспоминания.

Постоянные шпильки в адрес психоанализа, впрочем, не мешают Гумберту пользоваться его инструментами. Свою страсть к нимфеткам он объясняет детской травмой, связанной с влечением к соседской девочке Аннабелле Ли — им было по 13 лет, они проводили лето на Ривьере, но под неусыпным оком взрослых влюблённые подростки никак не могли познать друг друга телесно. Сексуальное желание юного Гумберта так и осталось нереализованным, а девочка вскоре умерла от тифа (здесь прямое заимствование из стихотворения Эдгара По «Аннабель Ли», в котором лирический герой вспоминает о погибшей в юности возлюбленной). Гумберт сам связывает две главные свои любовные истории: «Я уверен всё же, что волшебным и роковым образом Лолита началась с Аннабеллы. Знаю и то, что смерть Аннабеллы закрепила неудовлетворённость того бредового лета и сделалась препятствием для всякой другой любви в течение холодных лет моей юности». Стоит напомнить, что о значении психических травм, полученных в детстве, первым писал ненавистный герою Зигмунд Фрейд.

Когда мисс Пратт, начальница гимназии, в которой учится Лолита, говорит Гумберту о том, что его дочка маячит «между двумя зонами, анальной и генитальной», он, наверняка осведомлённый о стадиях психосексуального развития по Фрейду, саркастически переспрашивает: «Простите, между какими зонами?» При этом когда герою требуется предоставить Лолите аргументы, почему она должна остаться с ним, он с удовольствием цитирует некую «учёную книжку о девочке» и пересказывает, по сути, фрейдовскую концепцию женского эдипова комплекса:

Смотри, моя крошка, что в ней говорится. Цитирую: «нормальная девочка» — нормальная, заметь — «нормальная девочка обычно прилагает все усилия к тому, чтобы понравиться отцу. Она в нём чувствует предтечу желанного, неуловимого мужчины» («неуловимого» — хорошо сказано, клянусь тенью Полония!). Мудрая мать (а твоя бедная мать стала бы мудрой, если бы осталась в живых) поощряет общение между отцом и дочерью, ибо понимает (прости пошлый слог), что девочка выводит свою мечту об ухаживании и замужестве из общения с отцом. Но что именно хочет сказать эта бодрая книжка словом «общение», какое такое «общение» рекомендует она?

Несмотря на заметную иронию, вкладываемую рассказчиком в этот отрывок, с мыслью Фрейда о том, что детям, как и взрослым, присуща сексуальность, Гумберт вполне согласен.

Герой Набокова недолюбливает психоаналитиков во многом потому, что сам питает схожие амбиции, стремится анализировать себя и окружающих. Рассказчик упоминает, что первоначально думал стать психиатром, «как многие неудачники», но из-за «усталости» перешёл на изучение литературы. Именно в качестве «наблюдателя за психическими реакциями» Гумберт Гумберт едет в загадочную экспедицию в приполярные области Канады (при этом эту должность, как следует из текста, ему сосватал его же лечащий психиатр!).

Создатель Гумберта, Владимир Набоков, также был известен ярко выраженной антипатией к психоанализу. Фрейда он считал «венским шарлатаном», заразившим весь мир абсурдными гипотезами, заставившим людей верить в то, что «все скорби лечатся ежедневным прикладыванием древнегреческих мифов к детородным органам». Набоков объяснял свою позицию ненавистью к «шаблонным символам» вообще: подобно тому, как вульгарный социологизм видит в литературе всего лишь иллюстрацию к политическим и экономическим идеям, так и психоанализ сводит богатую, сложно устроенную психику человека к набору всё объясняющих паттернов. Возможно, Набоков видел в психоанализе угрозу обезличивания человека, утраты его принципиальной «непрозрачности». Философ Александр Пятигорский Александр Моисеевич Пятигорский (1929–2009) — философ, религиовед. Работал в Институте востоковедения под началом Юрия Рериха (сына художника Николая Рериха). Был одним из основателей Тартуско-московской семиотической школы. В 1973 году эмигрировал. Преподавал в Лондонском университете. Пятигорский — автор романа «Вспомнишь странного человека» (1999), переводчик древних индуистских и буддистских текстов, создатель первого русско-тамильского словаря. В 2013 году была основана Литературная премия имени Пятигорского. ⁠ замечал, что «во фрейдизме, как и в марксизме, знание есть сама объективная действительность, но коллективно отражаемая и передаваемая. Врач и пациент — уже коллектив, так же как следователь и допрашиваемый, палач и жертва и т. д.» ²⁶  Владимир Набоков: pro et contra. СПб.: Издательство РХГУ, 1997. C. 341–342. ⁠ Однако страсть, с которой Набоков громил учение Фрейда, заставляет подозревать, что писатель видел в психоанализе и соперничающую практику. Психоанализ, действительно, многое позаимствовал из литературы: сам принцип лечения разговором, который используется аналитиком на сеансе, восходит к аристотелевскому катарсису — душевной разрядке, происходящей через созерцание искусства ²⁷ Хаустов Д. Опасный метод. Пять лекций по психоанализу. РИПОЛ-классик, 2019. С. 67. ⁠ . Так и итоговое просветление набоковского Гумберта Гумберта становится то ли результатом эстетического воздействия написанной им «Лолиты» («спасения в искусстве»), то ли — длительного выговаривания собственных невротических переживаний. Эту же рифму искусства и психотерапии видит вымышленный издатель «Лолиты» Джон Рэй: «…Пойди наш безумный мемуарист в то роковое лето 1947 года к компетентному психопатологу, никакой беды бы не случилось. Всё это так, — но ведь тогда не было бы этой книги».

Рассуждая на тему нелюбви Набокова к психоанализу, поэт Сергей Гандлевский Сергей Маркович Гандлевский (1952) — поэт и прозаик. Один из ключевых авторов позднесоветского андеграунда. Автор книг стихов и прозы, об автобиографической повести Гандлевского «Трепанация черепа» можно почитать в нашем списке «Частная память». ⁠ привёл простое, но эффектное сравнение: «Скажем, мы смотрим телевизор. Мы же не вскакиваем возмущённо, когда выступает коммунист или человек из ЛДПР. Мы вскакиваем, начинаем бегать по комнате, когда либерал говорит что-то очень близкое нам и заветное, но эти взгляды профанирует. Я думаю, ревнивая нелюбовь Набокова к таким исследователям подсознания, как Достоевский и Фрейд, именно тем и объясняется, что Набоков увидел: его оригинальность и сила его дарования уже кем-то захватана».

Набоков пародирует в «Лолите» самые популярные литературные жанры своего времени — роман-исповедь, эротический роман, роман-путешествие, криминальный детектив. От детектива Набоков берёт структуру и выворачивает её наизнанку: мы знаем, что убийца — Гумберт, но почти до самого конца романа теряемся в догадках, кто же стал его жертвой (герой «Лолиты» упоминает, что в тюремной библиотеке есть детектив Агаты Кристи с символичным названием — «Объявлено убийство»). Автор же задачу читателя только осложняет, оставляя множество сбивающих с толку намёков.

Итак, версия № 1: Гумберт убил жену Валерию и (или) её любовника таксиста Максимовича. Уже в самом начале «Лолиты» читателю даётся наводка: «Гумберт Грозный внутренне обсуждал с Гумбертом Кротким, кого именно убьёт Гумберт Гумберт — её, или её возлюбленного, или обоих, или никого». Ответ — никого, Валерия и «Таксович» исчезают из гумбертовской рукописи уже в середине первой части.

Версия № 2: Гумберт убил жену Шарлотту (мать Лолиты). Это логично: он сам заявляет о желании разделаться с женщиной, мешающей ему завладеть нимфеткой. Читатель уже готов проститься с бедной Шарлоттой, как Гумберт заявляет, что не может пойти на убийство. Однако и после этого интрига сохраняется: по идее, Гумберт должен попытаться убить Шарлотту, обнаружив, что она вскрыла ящик стола и нашла дневник, из которого узнала его страшную тайну. Здесь — намёк на французскую народную сказку о Синей Бороде, в которой любопытная жена обнаруживает в каморке, куда строго-настрого запретил заходить муж, трупы своих предшественниц. Ещё более тонкий намёк — упоминание о картине Рене Прине «Крейцерова соната», висящей над постелью Шарлотты. В одноимённой повести Толстого, по сюжету которой была написана картина, одержимый Позднышев убивает свою жену. Но всё мимо — Шарлотту сбивает автомобиль.

Не талант художника является вторичным половым признаком, как утверждают иные шаманы и шарлатаны, а наоборот: пол лишь прислужник искусства

Владимир Набоков

Версия № 3: Гумберт убил Лолиту. Самое явственное указание на такой исход содержится в ласковом прозвище девочки, данном ей Гумбертом, — Кармен. Так зовут героиню одноимённой новеллы Проспера Мериме, в которой баск Хосе влюбляется в свободолюбивую цыганку Карменситу, сходит с ума от ревности и убивает её кинжалом. Набоков с удовольствием развивает эту аллюзию: когда Гумберт объезжает мотели в надежде отыскать Лолиту, он видит в регистрационной книге запись «Лука Пикадор», пикадор Лукас — тот самый любовник Кармен из новеллы Мериме, к которому её приревновал Хосе. Медсестра Мария Лор, на попечении которой оказалась заболевшая Лолита, — именно баскского происхождения. «Они вдвоём замышляют что-то, сговариваясь, по-баскски или по-земфирски, против моей безнадёжной любви», — подозревает Гумберт (Земфира, напомним, это героиня пушкинской поэмы «Цыганы», которая и вдохновила Мериме на написание «Кармен»).

Читатель, распознавший намёки, постепенно утверждается в мысли, что цыганская тема повторяется в романе явно не просто так — Лолита будет убита. На встречу с повзрослевшей падчерицей герой берёт пистолет и едет на улицу Киллера (!), где прямо воспроизводит на французском реплики из диалога Хосе и Карменситы: «Переменим жизнь, моя Кармен, заживём где-нибудь, где никогда не разлучимся», «Кармен, хочешь уехать со мной?» Герой получает отказ — кажется, что Гумберт вот-вот вытащит пистолет и выстрелит в Лолиту, но ожидания опять обмануты: «Затем он вытащил пистолет... то есть, читатель ждёт, может быть, от меня дурацкого книжного поступка. Мне же и в голову не могло это прийти». Ни одна из версий этого пародийного детектива не подтверждается: Гумберт отправляется убивать Клэра Куильти, персонажа, о существовании которого мы на протяжении всей книги даже не догадывались.

«Лолита», может быть, единственный случай в литературе, когда незнание контекста не мешает восприятию произведения, а в каком-то смысле, напротив, помогает. Об этом в своём исследовании о «Лолите» писал Карл Проффер: «Толпы разочарованных обывателей, которые прочтут «Лолиту» как грязную книжонку (и даже многие более интеллигентные люди), вообще не заметят литературных реминисценций Набокова. В данном случае невежество становится их преимуществом: аллюзии не введут в заблуждение того, кто не подозревает об их существовании».

Во время последней встречи с отчимом Лолита, поддавшись уговорам, всё-таки открывает имя своего любовника. Именно здесь должна быть кульминационная точка романа — мы наконец-то узнаём не только кто похитил Лолиту, но и кто станет жертвой Гумберта. Но вместо этого рассказчик издевательски заявляет, что читатель, должно быть, уже и сам всё понял. Гумберт восстанавливает историю знакомства Лолиты с её безымянным похитителем, а само имя называет между делом только через несколько десятков страниц после — оказывается, Лолиту украл драматург Клэр Куильти. Рассказчик будто намеренно портит читателю удовольствие от финала. К тому же при первом прочтении понять, откуда вообще взялся этот Куильти, довольно сложно. Зато удовольствие можно получить, перечитав роман и увидев, что указания на коварного драматурга разбросаны по всему тексту. Куильти существовал в «Лолите» всегда.

Гумберт раскрывает карты на первых же страницах романа. Рассказывая о скромной тюремной библиотеке, он останавливается на книге «Who’s Who in the Limelight» («Кто есть кто в центре внимания») — перечне американских актёров, режиссёров и драматургов. Оттуда он выписывает страницу, в которой заметил «ослепительное совпадение» — дескать, в одном абзаце упоминались слова «маленькая нимфа», а в другом — имя Долорес. На самом деле совпадение куда более ослепительное, потому что Гумберт выписывает биографические сведения о Клэре Куильти:

«Куильти, Клэр. Американский драматург. Родился в Ошан-Сити, Нью-Джерси, 1911. Окончил Колумбийский университет. Начал работать по коммерческой линии, но потом обратился к писанию пьес. Автор «Маленькой Нимфы» Получается, что Куильти «украл» ключевой для Гумберта образ ещё в 1940 году, задолго до их знакомства. ⁠ , «Дамы, Любившей Молнию» Спектакль именно по этой пьесе Лолита и Гумберт посещают в Уэйсе. Гумберт мельком видит на сцене обоих авторов. Когда он говорит Лолите, что узнал Вивиан, девочка намеренно запутывает отчима: «Во-первых, Вивиан — автор; авторша — это Клэр; во-вторых, ей сорок лет, она замужем, и у неё негритянская кровь». Вряд ли можно считать простым совпадением, что мать Гумберта умерла именно из-за попавшей в неё молнии. ⁠ (в сотрудничестве с Вивиан Дамор-Блок Анаграмма имени и фамилии Владимира Набокова. В английском оригинале — Vivian Darkbloom. ⁠ ), «Тёмных Лет» Эта пьеса упоминается на страницах газеты «Брайсландский вестник», которую изучает Гумберт в 26-й главе II части: «Вино, вино, вино, изрёк автор «Тёмного Возраста», который не разрешил нашему фотографу снять его». ⁠ , «Странного Гриба», «Любви Отца» Видимо, ещё одна издевательская отсылка Куильти к любовной связи между Гумбертом и Лолитой. ⁠ и других. Достойны внимания его многочисленные пьесы для детей. «Маленькая Нимфа» (1940) выдержала турне в 14 000 Это почти половина расстояния, которое преодолел Гумберт вместе с Лолитой во время первого их путешествия по стране: «Мы покрыли около 27 000 миль». ⁠ миль и давалась 280 раз в провинции за одну зиму, прежде чем дойти до Нью-Йорка. Любимые развлечения: полугоночные автомобили Намёк на эпизод, в котором Куильти преследует Лолиту и Гумберта на разных автомобилях. ⁠ , фотография, домашние зверьки Намёк на оргии, которые устраивает Куильти у себя в поместье. Лолита рассказывает о них Гумберту во время их последней встречи: «Видишь ли, у него там были и девочки, и мальчики, и несколько взрослых мужчин, и требовалось, чтобы мы бог знает что проделывали все вместе в голом виде, пока мадам Дамор производила киносъёмку». ⁠ .

Квайн Отсылка к имени Куильти. В английском оригинале сходство более очевидное: Quine — Quilty. ⁠ , Долорес. Родилась в 1882 году, в Дэйтоне, Огайо. Изучала сценическое искусство в Американской академии. Дебютировала в Оттаве, в 1900 году. Дебют в Нью-Йорке состоялся в 1904 году в «Не разговаривай с Чужими» Этот совет Гумберт даёт Лолите дважды: первый раз в гостинице «Привал зачарованных охотников» (после чего она встречает в холле именно Куильти), второй раз в самом финале романа: «Будь верна своему Дику. Не давай другим мужчинам прикасаться к тебе. Не разговаривай с чужими». ⁠ . С тех пор пропала Вместо — «играла». Практически описка по Фрейду, но, вероятно, намеренная. ⁠ в таких-то пьесах...»

Даже самая несчастная семейная жизнь предпочтительна пародии кровосмесительства — а лучше этого в конечном счёте я ничего и не мог дать моей бездомной девочке

Владимир Набоков

Этот отрывок полнится намёками на будущие события романа, но Гумберт идёт ещё дальше: фантазируя о том, как его любимая Лолита могла бы быть описана в такой книге, он дважды (!) указывает на убитого — выделим курсивом: «Родилась в 1935 году, выступала (кстати, вижу, что в конце предыдущего параграфа у меня описка — но, пожалуйста, не поправляйте, уважаемый издатель) в «Убитом Драматурге». Квайн-Швайн. Убил ты Куилты. О, Лолита моя, всё что могу теперь, — это играть словами».

Подсказки Гумберта не считываются во многом потому, что герой производит впечатление психически не очень здорового человека и нам кажется необязательным вникать во множество излагаемых им подробностей. Один из примеров — записи в мотельных регистрационных книгах, которые Гумберт изучает, когда пытается найти Лолиту. Он находит в них тайные послания от похитителя девочки, настолько изощрённые, что гораздо проще поверить в шизофрению рассказчика, нежели в существование рациональных соответствий. Однако они есть — об этих и многих других шарадах Гумберта и Куильти можно подробнее почитать в книге Карла Проффера «Ключи к «Лолите», одном из первых исследований набоковского бестселлера.

Намёки оставляет не только Гумберт, но и вымышленный автор предисловия Джон Рэй. Рассказывая о том, что случилось с героями за пределами исповеди Гумберта, он пишет: «Г-жа Вивиан Дамор-Блок (Дамор — по сцене, Блок — по одному из первых мужей) написала биографию бывшего товарища под каламбурным заглавием «Кумир мой», которая скоро должна выйти в свет; критики, уже ознакомившиеся с манускриптом, говорят, что это лучшая её вещь». Вивиан Дамор-Блок — анаграмма имени Владимир Набоков (писатель зашифровал своё имя в романе, подозревая, что «Лолиту» придётся выпускать анонимно). Каламбурное название книги «Кумир мой» распадается на «Ку — мир мой», в котором Ку — сокращённое имя Куильти, или же «К. ум[е]р мой» с указанием на кончину соавтора. В английской версии «Лолиты» книжка Дамор-Блок называется «My Cue», что делает каламбур ещё более многозначительным: кью (Q) — первая буква имени Куильти, в театре и кино слово cue обозначает команду к действию, в частности реплику для подхвата диалога, и, в конце концов, cue — это и есть «намёк».

В письме к Кэтрин Уайт, редактору The New Yorker, Набоков писал про «Лолиту»: «Такого хитросплетения литература ещё не знала».

На первый взгляд, Гумберт Гумберт (Г. Г.) и Клэр Куильти (К. К.) — классические двойники. Оба занимаются литературой, но если первый — никому не известный «поэт-пустоцвет», публикующий «извилистые этюды в малочитаемых журналах», то второй — звёздный драматург с признанием в Голливуде и рекламным контрактом с известнейшим брендом папирос. Оба любят маленьких девочек, но если Гумберт, стыдясь своей страсти, отчаянно боится быть пойманным, то истории о распутстве Куильти бегут впереди его славы. Оба имеют любовную связь с Лолитой, но если Гумберт владеет только телом девочки, то Куильти она принадлежит целиком — Лолита явно предпочитает скучному отчиму импозантного драматурга: «Почему — негодяй? — переспрашивает она отчима. — Замечательный человек во многих смыслах». Кажется, что фигура Куильти введена в текст романа только для того, чтобы оттенить неудачника Гумберта, однако смысл противостояния этих двух персонажей куда глубже.

Вся сюжетная линия Куильти построена на роковых совпадениях и случайностях: 1) оказывается, он был давним другом семьи Лолиты (его дядя живёт прямо за домом Гейзов в Рамздэле); 2) он приезжает в отель «Привал зачарованных охотников» в один день с Гумбертом и Лолитой; 3) затем пишет пьесу «Зачарованные охотники», в которой символически изображает отношения между Гумбертом и Лолитой, хотя тогда ещё не мог знать, что же произошло между ними в ту ночь; 4) именно пьеса «Зачарованные охотники» ставится в школе Лолиты в Бердслее, именно Лолита получает в ней главную роль, на репетицию именно этого школьного театра приезжает известный драматург Куильти; 5) после побега с Лолитой Куильти ездит по мотелям и оставляет Гумберту издевательские послания, демонстрирующие, что он знает про Гумберта всё (хотя вряд ли девочка могла так хорошо проинформировать нового любовника насчёт литературных вкусов своего отчима). Куильти — не просто соперник, он обладает над Гумбертом мистической властью. Даже, казалось бы, эпизодические детали «Лолиты» ведут прямиком к всеведущему драматургу: летний лагерь Лолиты, куда её отправила мать, называется «Ку» (так сокращённо Куильти зовут друзья), героя, советующего Гумберту поселиться в доме у Гейзов, зовут Мак-Ку (приставка «Мак» означает «сын», сын Ку).

Нет ничего на свете вдохновительнее мещанской вульгарности

Владимир Набоков

Пока Гумберт делает Лолиту частью своего поэтического вымысла, Куильти делает их обоих частью своего хитроумного иммерсивного спектакля. Он крадёт у Гумберта не только любовницу, но и само право авторства. Для самовлюблённого высоколобого набоковского рассказчика, пожалуй, нет наказания страшнее, чем обнаружить себя одним из персонажей скучающего американского драматурга. Гумберт хочет убить Когда Гумберт узнаёт имя Куильти и «решает его участь», по дороге он видит символическую надпись: «По другой стороне улицы гараж сквозь сон говорил «Автора убили» (на самом деле — «Автомобили»)». ⁠ Куильти не столько из-за похищенной у него Лолиты, сколько для того, чтобы оставить за собой последнее слово. Но тот опять на шаг впереди, он саботирует план героя, превращая возвышенное «поэтическое возмездие» в комедию положений: «Всё сводилось к безмолвной, бесформенной возне двух литераторов, из которых один разваливался от наркотиков, а другой страдал неврозом сердца и к тому же был пьян». Истинным реваншем Гумберта становится не убийство Куильти, а написание «Лолиты», именно с помощью этой рукописи набоковский рассказчик возвращает себе отнятую роль творца ²⁸ Бойд Б. Владимир Набоков. Американские годы. СПб.: Симпозиум, 2010. C.299. ⁠ . По сути, Г. Г. и К. К. оказываются персонажами в произведениях друг друга.

Гумберт считает себя нравственнее и сердечнее Куильти хотя бы потому, что он не забыл о Лолите и обессмертил её имя в романе («Говорю я о турах и ангелах, о тайне прочных пигментов, о предсказании в сонете, о спасении в искусстве. И это — единственное бессмертие, которое мы можем с тобой разделить, моя Лолита»). Однако тем самым он всего лишь повторно обкрадывает девочку: первый раз он присваивает её жизнь, второй раз — её историю. Теперь Долорес Гейз навсегда принадлежит Гумберту Гумберту. Под прикрытием лихого криминального сюжета «Лолита» повествует о силе искусства, пожалуй любимой теме Набокова. Только здесь писательство уже не «дар», а скорее душевная червоточина, извращённое влечение к контролю и власти.  

Если Гумберт Гумберт — «ненадёжный рассказчик», то автора предисловия Джона Рэя можно считать ненадёжным редактором и издателем. Сведения, которые он между делом сообщает читателю, выглядят нарочито придуманными: «премии имени Полинга», которую ему присудили, не существует, поселения Серая Звезда, где умерла Лолита, — тоже. И если у Гумберта есть причины маскировать настоящие сведения, то у Джона Рэя таких причин вроде бы быть не должно. Даже имя этого «доктора философии» кажется несколько искусственным Немаловажно, что так же звали английского натуралиста Джона Рея (1627–1705), занимавшегося классификацией растений и животных. Именно Рей первым определил понятие вида. В последние годы Рей занимался изучением насекомых, в том числе бабочек. ⁠ (Ray — «луч света» Такими же говорящими выглядят имя и фамилия адвоката Гумберта Клэренса Кларка (Clarence Choate Clark): clarus по-латыни — «светлый». Впрочем, видна связь и с именем Клэра Куильти. ⁠ ), а в сокращении его инициалы удваиваются, прямо как имя Гумберта Гумберта, — Д. Р., д-р (в английской версии романа этот приём тоже воспроизводится, Рэй представляется не доктором, а младшим: J. R., Jr.).

При тщательном сравнении текста Рэя и текста Гумберта всё более заметным становится сходство их авторской манеры: она излишне старомодная, избыточная, выспренная. Вряд ли солидный учёный позволил бы себе такие художественные вольности, какие позволяет себе Джон Рэй («Сторожа кладбищ, так или иначе упомянутых в мемуарах «Г. Г.», не сообщают, встаёт ли кто из могилы»). Более того, он с подозрительным усердием и апломбом защищает текст Гумберта от потенциальных нападок: называет будущих критиков «здоровяками-филистёрами», «ханжами», «досужими бесстыдниками», сравнивает «Лолиту» с великим произведением искусства, которое «по самой своей сущности должно потрясать и изумлять, т. е. «шокировать», приводит в пример джойсовского «Улисса», ручается за то, что гумбертовский термин «нимфетка» войдёт в историю. Даже критика Джона Рэя смахивает на гумбертовскую манеру нарочито каяться, желая подчеркнуть свою самоотверженную честность:

Нет сомнения в том, что он отвратителен, что он низок, что он служит ярким примером нравственной проказы, что в нём соединены свирепость и игривость, которые, может быть, и свидетельствуют о глубочайшем страдании, но не придают привлекательности некоторым его излияниям. <...> Он ненормален. Он не джентльмен. Но с каким волшебством певучая его скрипка возбуждает в нас нежное сострадание к Лолите, заставляя нас зачитываться книгой, несмотря на испытываемое нами отвращение к автору!

Пожалуй, наиболее подозрительно выглядит ссылка Рэя на некую Биянку Шварцман Тоже говорящее имя. На итальянском bianco — «белый», schwarz на немецком — «чёрный». Учитывая, что госпожа Шварцман психоаналитик, здесь определённо намёк на якобы упрощённое, «чёрно-белое» представление о человеческой психике в психоанализе. ⁠ , которая утверждает, что не меньше 12 % мужчин в Америке каждый год проходит через гумбертовский «особый опыт», причём взята эта информация из «частного сообщения». Эту же даму ёрнически упоминает Гумберт в своей исповеди («Не сомневаюсь, что доктор Биянка Шварцман вознаградила бы меня целым мешком австрийских шиллингов, ежели бы я прибавил этот либидосон к её либидосье»), при этом так, будто уже представлял её в тексте и так, будто лично с ней знаком.

Есть основания предполагать, что Джон Рэй и Гумберт Гумберт действительно один и тот же человек. Может быть, это Гумберт решил присовокупить к своему magnum opus предисловие от лица солидного учёного, может быть, это Джон Рэй решил сочинить и выпустить «Лолиту» как некое экспериментальное продолжение своей исследовательской работы «Можно ли сочувствовать чувствам?», а может быть, речь идёт о некоем третьем, неназванном рассказчике.

Набоков работал над переводом «Лолиты» с 1963 по 1965 год, этот роман стал вторым (после автобиографической книги «Другие берега») и последним англоязычным произведением Набокова, переведённым самим автором. Почему последним, понятно — перевод «Лолиты» оказался для писателя сущим мучением. Если в послесловии к американскому изданию Набоков жаловался на недостаточность своего английского («мне пришлось отказаться от природной речи, от моего ничем не стеснённого, богатого, бесконечно послушного мне русского слога ради второстепенного сорта английского языка»), то в послесловии к русскому изданию он жаловался уже на скудость русского: «Увы, тот «дивный русский язык», который, сдавалось мне, всё ждёт меня где-то, цветёт, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадёжной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку».

Чтобы сохранить столь важную для «Лолиты» игру слов, Набокову пришлось вносить значительные изменения в оригинал, добавлять новые аллюзии, подтексты, трактовки. Автоперевод в этом смысле не столько перевод, сколько новая редакция книги. В русской «Лолите» к тому же есть немаловажные детали, отсутствующие в английской версии: в ней, например, уточняется, что Лолита должна была не просто исполнять свои «основные обязанности», а исполнять их трижды в сутки. Также в автопереводе содержится фатальная проговорка Гумберта (или же просто ошибка?), что он находится не в тюрьме, а в своей нью-йоркской квартире («Но покуда у меня кровь играет ещё в пишущей руке, ты остаёшься столь же неотъемлемой, как я, частью благословенной материи мира, и я в состоянии сноситься с тобой, хотя я в Нью-Йорке, а ты в Аляске»).

О, Лолита моя, всё, что могу теперь, — это играть словами

Владимир Набоков

Если переводя «Другие берега», Набоков намеренно игнорировал послереволюционные изменения в языке, то, переводя «Лолиту», он, напротив, старался сделать её более доступной гипотетическому советскому читателю. Он поменял способ транслитерации на более устоявшийся в СССР, указал в рукописи перевода, что слова «господь» и «бог» должны писаться со строчной буквы, приложил к роману «Перевод иностранных терминов». В «Лолите» есть и ранее немыслимые для творчества Набокова советизмы: автомобильные «дворники», «унитаз» В СССР слово «унитаз» образовалось с помощью сращения названия компании Unitas (от лат. «единство»), выпускавшего ватерклозеты, и слова «таз». ⁠ , «плавки», «кафетерий». Некоторые реплики Лолиты действительно напоминают жаргон послевоенной советской молодёжи («Предлагаю похерить игру в поцелуи и пойти жрать»). При этом местами язык романа всё равно кажется архаичным («снедь», «отроковица», «мурава», «дортуар»), видны следы дореформенного правописания («безсовестно», «кафэ», «турнэ», «чорт»), используются вышедшие из употребления слова ( «отесса» Хозяйка табльдота (общего обеденного стола) в гостинице. ⁠ , «фишка» в значении учётной карточки). В тексте есть множество малоизвестных терминов: «гратификация» Удовлетворение, вознаграждение. ⁠ , «гонадальный» Калька со слова gonadal, в русском языке есть слово «гонадный» — имеющий отношение к половым железам. ⁠ , «геркуланита» Альфред Аппель, автор книги «The Annotated Lolita», указывает, что herculanita — это «мощная разновидность южноамериканского героина». ⁠ , «имперсонация» Присвоение чужой личности. ⁠ , «резигнация» Отречение, смирение, покорность судьбе. ⁠ , «ресептакль» Контейнер. ⁠ и т. д.

Набокову пришлось оставить в тексте немало американизмов ( «пэпер-чэс» Буквально «бумажная гонка», работа с большим количеством документов для достижения какой-либо цели. ⁠ , «пушбол» Спортивная командная игра с большим мячом. ⁠ , «джинанас» Коктейль, смесь джина и ананасового сока. ⁠ , некоторые из них он, впрочем, поясняет: «в поисках ночлега я проехал мимо драйвина — кино на вольном воздухе»), но где-то американизмов как раз не хватает (вместо привычных сейчас «джинсов» и «кед» в «Лолите» мы видим «синие ковбойские панталоны и полотняные тапочки», а на перевод одного английского слова cheerleader на русском языке уходит двадцать: «голоногие дивчины в коротеньких юбках и толстых свитерах, которые организованными воплями и гимнастическим беснованием поощряют студентов, играющих в американское регби»). Стремление сделать текст более мелодичным иногда приводило к неправильному словоупотреблению: «маячили миллионы мотельных мотылей» (мотыль — не мотылёк, это личинка комара, о чём энтомолог Набоков определённо знал). Встречаются и нарочито странные переводческие кальки («я делал постели», «я однажды имел в руках пистолет»).

Языковые погрешности «Лолиты» усугубились колоссальным количеством ошибок и пропусков, допущенных при подготовке машинописи и вёрстки перевода, многие из которых перекочевали и в последующие издания. Самый вопиющий пример — пропуск фрагмента размером с полстраницы в 3-й главе II части, который обнаружили только в 2003 году (затем он был переведён сыном писателя Дмитрием и включён в основной текст). В «Лолите» и сейчас остаётся множество мелких пропусков: например, в 27-й главе I части романа в диалоге Лолиты и Гумберта до сих пор отсутствует реплика Гумберта, поэтому две реплики Лолиты идут подряд («Ты что-то очень книжно выражаешься, милый папаша». «А тебя легко ошарашить?»).

Образ девочки как сексуального объекта появляется у Набокова ещё в 1926 году в рассказе «Сказка»: его герой Эрвин ходит по улицам города и отмечает взглядом женщин, которые станут частью его гарема, обещанного ему демонической госпожой Отт. Одной из последних его внимание привлекает девочка четырнадцати лет, которая находится в компании престарелого поэта:

...что-то было в этом лице странное, странно скользнули её слишком блестящие глаза — и если б это была не девочка — внучка, верно старика, — можно было подумать, что губы её тронуты кармином. Она шла, едва-едва поводя бедрами, тесно передвигая ноги, она что-то звонко спрашивала у своего спутника, — и Эрвин ничего мысленно не приказал, но вдруг почувствовал, что его тайное мгновенное желание исполнено.

Как раз из-за этой девочки план Эрвина рушится и он остаётся без вожделенного гарема. Похожий сюжет — ожидание наслаждения и следующий за ним крах — повторяется в стихотворении «Лилит» (1928). Его лирический герой, полагая, что после смерти попал в рай, описывает совокупление с «девочкой нагой с речною лилией в кудрях»:

Двумя холодными перстами
по-детски взяв меня за пламя:
«Сюда», — промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.

Лирический герой уже находится «на полпути к блаженству», как Лилит внезапно отталкивает его. Он с ужасом замечает, что стоит среди детей-фавнов, которые смеются над его «булавой», герой «проливает семя» и понимает, что на самом деле попал в ад. Этот сюжет затем символически отразится и в рассказе «Волшебник» (1939), а нимфы и Лилит перекочуют прямо в «Лолиту». Образ притягательной юной особы, из-за которой рушится жизнь героя, появляется и в «Камере обскуре» (1933). Нимфетка мелькает в «Приглашении на казнь» (1935), «Изобретении Вальса» (1938), «Под знаком незаконнорождённых» (1947). Прозаик Мартин Эмис посчитал, что из девятнадцати романов Набокова минимум шесть «частично или полностью посвящены теме сексуальности девочек-подростков»: «Скажу прямо: обилие нимфеток, на которое невозможно не обратить внимание… связано не с моралью, а с эстетикой. Но всё равно их слишком много».

Сам Набоков отрицал какую бы то ни было закономерность: «…Не напиши я «Лолиту», читатели не начали бы находить нимфеток ни в других моих сочинениях, ни в собственном доме». Узнав некое новое понятие, люди действительно могут начать замечать его повсюду, зачастую это происходит из-за воздействия сразу двух когнитивных искажений — селективного внимания и склонности к подтверждению своей точки зрения (ещё это называют иллюзией частотности или феноменом Баадера — Майнхоф В 1994 году американская газета St. Paul Pioneer Press опубликовала историю читателя, рассказавшего, что его знакомый дважды за сутки услышал об Андреасе Баадере и Ульрике Майнхоф (лидерах леворадикальной террористической организации «Фракция Красной армии»), хотя до этого вообще ничего не слышал о них. После публикации редакция газеты получила множество похожих историй. В 2008 году вышел байопик о лидерах «Фракции Красной армии» под названием «Комплекс Баадера — Майнхоф». ⁠ ). Объяснение изящное, но даже не будь «Лолиты», набоковская коллекция нимфеток вряд ли бы укрылась от внимания исследователей. Впрочем, обращаться к самому простому объяснению тоже не стоит — считать, что писатель так часто описывал привлекательных девочек-подростков, потому что сам был неравнодушен к ним, на данный момент нет никаких оснований. Пожалуй, подозревать Набокова в педофилии всё равно что подозревать авторов криминальных детективов, повествующих о зверствах серийных маньяков, в психопатологических расстройствах. Набоковская нимфетка не столько объект вожделения, сколько идеальное олицетворение губительной страсти: чаще всего страсть выглядит для нас обманчиво невинно.