О противостоянии долга и страсти и о богоборческом смысле любви. Истинная любовь, по Цветаевой, способна достигать совершенства, подвластного только Богу, но именно из-за этого обречена на его возмездие. Несмотря на то что в основу «Поэмы Горы» положена реальная любовная история Цветаевой, сама поэма не локализована ни во времени, ни в пространстве. В её центре сюжет о том, как люди встречаются (поднимаются на Гору), люди влюбляются (находятся на Горе), но не женятся, а расстаются и прощаются навсегда (спускаются с Горы).

Цветаева пишет «Поэму Горы» в январе 1924 года, подводя символическую черту под романом с Константином Родзевичем. В это время она живёт с мужем Сергей Яковлевич Эфрон (1893–1941) — офицер, литератор. Познакомился с Цветаевой в Коктебеле в возрасте 17 лет, вскоре они поженились. От брака с Цветаевой у него было трое детей — Ариадна, Ирина и Георгий (Мур). С началом Первой мировой Эфрон ушёл на фронт медбратом. Во время Гражданской войны воевал на стороне белых, после поражения уехал в Прагу. К нему в Прагу в 1922 году переехала Цветаева с дочерью Ариадной. В 1920-х Эфрон увлёкся идеями евразийства, начал сотрудничать с советскими спецслужбами. В 1937 году вернулся в СССР, через два года его арестовали по обвинению в шпионаже и затем расстреляли. ⁠ и дочерью Ариадна Сергеевна Эфрон (1912–1975) — переводчица, мемуаристка. Жила вместе с родителями, Мариной Цветаевой и Сергеем Эфроном, в Москве, Праге и Париже. В Париже окончила училище прикладного искусства, сотрудничала с французскими журналами. В 1937 году первой из семьи вернулась в СССР, где работала в редакции журнала Revue de Moscou. В 1939 году Ариадну Эфрон арестовали по обвинению в шпионаже и осудили на восемь лет лагерей. В 1955 году она была реабилитирована. Подготовила к изданию собрание сочинений матери, была хранительницей её архива. Занималась стихотворными переводами с французского. ⁠ в Праге (Эфрон получает студенческую стипендию, Цветаева, как русский поэт, — вспомоществование от чешского правительства плюс гонорары от еженедельника «Воля России» Журнал, выпускавшийся сначала в Праге, а затем в Париже с 1920 по 1932 год. До 1924 года выходил еженедельно, потом — ежемесячно. Одним из его редакторов был друг Цветаевой Марк Слоним. Журнал имел репутацию эсеровского, участие в его работе принимал социалист-революционер Виктор Чернов. Издание публиковало литературу как эмигрантскую (Цветаева, Газданов, Поплавский), так и советскую (Пастернак, Бабель, Пильняк). Закрылось из-за финансовых проблем. ⁠ ). Сюжет будущего произведения она, по сути, проговаривает в январском письме другому своему романтическому интересу Александру Бахраху Александр Васильевич Бахрах (1902–1986) — литературный критик. Эмигрировал в 1920 году. Цветаева познакомилась с ним в Берлине, посвятила ему стихотворный цикл «Час души» (1923). Во время войны жил в доме Бунина в Грассе, после чего выпустил книгу мемуаров «Бунин в халате». Около двадцати лет работал на радио «Свобода». В 1980 году во Франции вышел его сборник литературных портретов «По памяти, по записям». ⁠ , сообщая, что рассталась с Родзевичем «любя и любимая, в полный разгар любви… Разбив его и свою жизнь», Цветаева формулирует: «Ничего не хочу, кроме него, а его никогда не будет. Это такое первое расставание за жизнь, потому что, любя, захотел всего: жизни: простой совместной жизни, то, о чём никогда не «догадывался» никто из меня любивших. — Будь моей. — И моё: — увы!» ¹ Саакянц А. А. Жизнь Цветаевой. Бессмертная птица-феникс. М.: Центрполиграф, 2002. C. 399. ⁠  Пишет Цветаева «Поэму Горы» быстро, буквально на одном дыхании. Только закончив послесловие, тут же приступает к её сюжетному продолжению — «Поэме Конца». Работа над вторым текстом, напротив, растягивается: пять месяцев и 140 страниц черновиков, за это время Цветаева не написала ни одного стихотворения.

Вторая редакция «Поэмы Горы» была сделана в декабре 1939 года, после возвращения Цветаевой в СССР, её муж и дочь к тому времени уже были арестованы. Цветаева переписала «Поэму Горы» для литературоведа Евгения Тагера (к которому она тоже была неравнодушна), убрав из «Посвящения» следующие строки:

Если б только не холод крайний,
Замыкающий мне уста,
Я бы людям сказала тайну:
Середина любви — пуста.

Из «Послесловия» тоже исчез солидный отрывок:

Та гора хотела! Песнь
Брачная — из ямы Лазаревой!
Та гора вопила: — Есмь!
Та гора любить приказывала…
Та гора была — миры!
— Господи! Ответа требую!
Горе началось с горы.
И гора и горе — пребыли.

= = =

Послесловие вышло длинное —
Но и память во мне долга́.

«Поэма Горы» вместе с «Поэмой Конца» отмечают начало нового этапа в цветаевской поэзии — по ним часто проводят границу между «ранней» и «поздней» Цветаевой. В «Поэме Горы» стих всё ещё достаточно сдержан и легко читается, но уже начинает рваться: расходятся синтаксические и метрические границы, место активных глаголов занимают ещё более стремительные тире, превращая строку в формулу, появляются курсивы, педалирующие смысл, и знаки ударения, педалирующие ритм. Цветаева старается работать не с фразами и словами, а со слогами и звуками — отсюда впечатляющая фонетическая организация поэмы, вся построенная на согласных «г» и «р» ( Фёдор Степун Фёдор Августович Степун (1884–1965) — философ и мемуарист. До эмиграции издавал философский журнал «Логос», воевал в Первой мировой — этот опыт он отразил в книге «Из писем прапорщика-артиллериста», занимал должность во Временном правительстве. В 1922 году Степуна высылают из страны в рамках борьбы с инакомыслием. После эмиграции философ пережил ещё и немецкий нацизм — в Германии он преподаёт в университете, редактирует философские журналы, пока нацисты не лишают его права преподавать; в это время Степун работает над своими воспоминаниями о России «Бывшее и несбывшееся». ⁠ называл звукопись Цветаевой «фонологической каменоломней»).

Если ранние стихи Цветаевой писались скорее с последней ударной строчки, а начало подгонялось под конец, то в «Поэме Горы» центральной становится именно первая строфа, она задаёт стиль и интонацию всей поэме. Михаил Гаспаров писал, что зрелые стихи Цветаевой «начинаются с начала: заглавие дает центральный, мучащий поэта образ… первая строка вводит в него, а затем начинается нанизывание уточнений и обрывается в бесконечность».

Содержательно — античные мифы и Библия, особенно Ветхий Завет. Интонационно — немецкая поэзия эпохи романтизма (из дневника Цветаевой: «Когда меня спрашивают: кто ваш любимый поэт, я захлёбываюсь, потом сразу выбрасываю десяток германских имён»). Ритмически — стихи Владимира Маяковского, это влияние сильнее всего скажется в последующей «Поэме Конца», но и в «Поэме Горы» тоже довольно заметно: по часто встречающимся анжамбеманам Анжамбеман — перенос части фразы из одной строки в другую при несовпадении метрических и синтаксических границ. ⁠ и эллипсисам Эллипсис — намеренный пропуск слов в предложении. ⁠ .

В дебютном номере парижского журнала «Вёрсты» Журнал русского зарубежья, издававшийся в 1926 по 1928 год в Париже. Его название отсылает к одноимённому сборнику Марины Цветаевой. В редакцию входили Дмитрий Святополк-Мирский, Пётр Сувчинский, Сергей Эфрон. В журнале публиковались «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» с примечаниями Алексея Ремизова, стихи Марины Цветаевой, рассказы Исаака Бабеля, статьи философа Льва Шестова. Всего вышло три номера журнала. ⁠ , вышедшем в июле 1926 года (его название отсылает к одноимённой цветаевской книге, вышедшей ещё в Москве в 1921 году). Редакторами журнала были Дмитрий Святополк-Мирский Дмитрий Петрович Святополк-Мирский (1890–1939) — публицист и литературовед. До эмиграции Святополк-Мирский выпускает сборник стихотворений, участвует в Первой мировой войне и в Гражданской войне на стороне Белого движения. В эмиграции с 1920 года; там издаёт «Историю русской литературы» на английском языке, увлекается евразийством и учреждает журнал «Вёрсты». В конце 20-х годов Святополк-Мирский интересуется марксизмом и в 1932 году переезжает в СССР. После возвращения он подписывает свои литературоведческие работы как «Д. Мирский». В 1937 году его отправляют в ссылку, где он погибает. ⁠ , Пётр Сувчинский Пётр Петрович Сувчинский (1892–1985) — публицист, музыкант. Эмигрировал в 1918 году, участвовал в первом издании евразийского сборника «Исход к востоку», был одним из редакторов журнала «Вёрсты». В 1925 году женился на Вере Гучковой, дочери лидера октябристов Александра Гучкова. В 1937 году посетил СССР, но возвращаться на родину не стал. После войны занимался преимущественно музыкой: основал общество «Музыкальное достояние», проводившее концерты современных композиторов, давал частные уроки фортепиано. ⁠ и муж Цветаевой Сергей Эфрон. В литературном отделе были также опубликованы перепечатки стихов Пастернака, Сельвинского, Есенина, прозы Бабеля и Артёма Весёлого Артём Весёлый (настоящее имя — Николай Иванович Кочкуров; 1899–1938) — писатель. Участвовал в Октябрьской революции и Гражданской войне на стороне большевиков. Начал публиковаться в 1920-е, среди его самых заметных текстов пьеса «Мы», роман «Россия, кровью умытая», повесть «Реки огненные». В 1937 году писателя арестовали по обвинению в антисоветской террористической деятельности и позднее расстреляли. ⁠ , в виде приложения —«Житие протопопа Аввакума» с примечаниями Алексея Ремизова. Таким образом, цветаевская «Поэма Горы» была гвоздём номера — единственной громкой новинкой.  

На «Поэму Горы» одними из первых отреагировали эмигранты старшего поколения, до этого по преимуществу обходившие Цветаеву вниманием ² Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2015. C. 306. ⁠ , в отличие от её ровесников. Зинаида Гиппиус под псевдонимом Антон Крайний поиздевалась над выдернутой из поэмы фразой «Ты... полный столбняк!» и добавила: «…Это — не дурные стихи, не плохое искусство, а совсем не искусство». Иван Бунин саркастически выделил другую цитату: «Красной ни днесь, ни впредь / Не заткну дыры» (любопытно, что в редакции 1939 года Цветаева заменила «красную» дыру на «чёрную»). Жёсткая реакция во многом объясняется обстоятельствами публикации: ругали даже не саму поэму, а новый журнал «Вёрсты», где она впервые была напечатана. Журнал получил репутацию евразийского Философско-политическая концепция, согласно которой Россия не часть Запада, а наследница Орды. У русских особый путь и свои ценности — жертвенность и героизм, противостоящие западной прагматичности. Евразийство зародилось в 20-е годы в среде русских эмигрантов, среди его основателей — лингвист Николай Трубецкой и географ Пётр Савицкий, сходные идеи развивал впоследствии Лев Гумилёв. С середины 90-х главным идеологом евразийства становится философ Александр Дугин, сочетающий идеи «особого пути» с концепцией «консервативной революции» и геополитическими изысканиями. ⁠ , для многих эмигрантов это было очевидным синонимом просоветского.

Кульминацией борьбы с «красными» «Вёрстами» и Цветаевой как его эмблематическим автором стала статья в журнале «Новый дом», затеянном как своеобразный отпор эмигрантскому «эстетическому большевизму» ³ Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2015. C. 317. ⁠ . В статье за авторством Владимира Злобина Владимир Ананьевич Злобин (1894–1967) — поэт, литературный критик. В 1916 году познакомился с Дмитрием Мережковским и Зинаидой Гиппиус. В 1919 году они вместе эмигрировали, в Париже жили в одной квартире. В 1927–1928 годах Злобин был одним из редакторов журнала «Новый корабль», секретарём литературного салона Гиппиус «Зелёная лампа». После смерти супружеской пары был хранителем их архива. Написал книгу мемуаров о Гиппиус «Тяжёлая душа». ⁠ журнал «Вёрсты» был назван публичным домом, а сама Цветаева, пусть и завуалированно, — проституткой, в качестве доказательства выступила подборка двусмысленных цитат из «Поэмы Горы». Статья неприятно поразила русских литераторов Парижа: на одном из вечеров Союза молодых поэтов и писателей Вадим Андреев (сын писателя Леонида Андреева) предложил публично осудить журнал «Новый дом» Ежемесячный литературный журнал, выходивший в Париже в 1926–1927 годах. Редакторами журнала были Нина Берберова, Довид Кнут, Юрий Терапиано и Всеволод Фохт. Всего вышло три номера журнала. Из воспоминаний Берберовой: «Уже после первого номера (1926 год) «Новый дом» оказался нам не под силу: Мережковские, которых мы позвали туда (был позван, конечно, и Бунин), сейчас же задавили нас сведением литературных и политических счетов с Ремизовым и Цветаевой, и журнал очень скоро перешёл в их руки под новым названием («Новый корабль»)». ⁠ , его поддержал поэт Владимир Сосинский, заявив, что даёт редакции журнала «публичную пощёчину». Страсти так накалились, что организаторам вечера во избежание потасовки пришлось выключить в здании электричество ⁴  В. Н. Среди молодых поэтов // Дни. 1926. 11 нояб. № 1156. С. 1. ⁠ . На следующем вечере один из редакторов «Нового дома» Юрий Терапиано Юрий Константинович Терапиано (1892–1980) — поэт, прозаик, литературный критик. Участвовал в Первой мировой и Гражданской войне на стороне белых. В 1920 году эмигрировал. В Париже был одним из основателей и первым председателем Союза молодых поэтов. Был соредактором журналов «Новый дом», «Новый корабль», автором «Русской мысли». Опубликовал шесть сборников стихов, а также сборник воспоминаний и критических работ «Встречи». ⁠ дал Сосинскому уже не символическую, а самую реальную пощёчину, после чего был вызван на дуэль. Дуэль, правда, не состоялась: коллега по «Новому дому» Владислав Ходасевич запретил Терапиано драться, заметив, что русских интеллигентов и так мало и им не пристало стрелять друг в друга. По воспоминаниям Сосинского, Цветаева в знак благодарности за рыцарское поведение подарила ему серебряное кольцо с гербом Вандеи Вандейский мятеж (1793–1796) — контрреволюционное восстание на западе Франции. Закончилось поражением повстанцев, унесло жизни более чем 200 000 человек. ⁠ . Позднее Терапиано сознался, что настоящим автором скандальной рецензии «Нового дома» была Зинаида Гиппиус, а не Злобин — или по крайней мере статья была написана при её активном участии.

Первая посмертная книга стихов Цветаевой в СССР была издана только в 1961 году. В сборник «Избранное» вошли 151 стихотворение и две поэмы — «Поэма Горы» и «Поэма Конца». Книга смогла увидеть свет благодаря колоссальным усилиям дочери поэта Ариадны Эфрон, вернувшейся из ссылки с началом хрущёвской оттепели. Согласно плану Гослитиздата, сборник должен был выйти ещё в 1957 году, но из-за начавшейся в газетах и журналах антицветаевской кампании В декабре 1956 года вышел альманах «Литературная Москва» с семью стихотворениями Цветаевой и статьёй о ней Ильи Эренбурга. В начале 1957 года журнал «Крокодил» поместил статью Ивана Рябова «Про смертяшкиных», критикующую Цветаеву (и Эренбурга за предисловие). Помимо «Крокодила» альманах и Цветаеву раскритиковали «Литературная газета», «Вопросы литературы», «Вечерняя Москва», «Правда» и «Московская правда». ⁠ он, уже свёрстанный и готовый к публикации, из плана был исключён. Книга вышла из печати четыре года спустя, составителем и автором предисловия выступил литературовед Владимир Орлов Владимир Николаевич Орлов (1908–1985) — литературовед. В 1938–1939 годах заведовал критическим отделом журнала «Литературный современник». С 1945 года работал старшим научным сотрудником Института литературы АН СССР. Выпускал литературоведческие работы о Грибоедове, Радищеве, Блоке. С 1956 по 1970 год был главным редактором серии «Библиотека поэта». ⁠ . После её выхода Ариадна Эфрон писала Орлову: «Вокруг книги в Москве творится невообразимое. Получаю много писем от доставших, а ещё больше от не доставших книжечку. На «чёрном рынке» цена уже десятикратная» ⁵ Салтанова С. Марина Цветаева. Возвращение. Судьба творческого наследия поэта на фоне советской эпохи. 1941–1961. М.: Возвращение, 2017. C. 278. ⁠ . Сборник был издан довольно скромным по советским меркам тиражом — 25 тысяч экземпляров. В 1965 году вышло уже более солидное собрание цветаевских текстов, в серии «Библиотека поэта». Эти два издания, по сути, дали начало советской «цветаевомании». В самом начале 1960-х с творчеством Цветаевой познакомился Иосиф Бродский, и именно благодаря «Поэме Горы»: «Не помню, кто мне её дал, но когда я прочёл «Поэму Горы», то всё стало на свои места. И с тех пор ничего из того, что я читал по-русски, на меня не производило того впечатления, какое произвела Марина». Преодолев период молчания в 1970-е годы, в следующее десятилетие поэзия Цветаевой заполнила книжные полки: всего вышло около 70 книг общим тиражом в 8,3 миллиона экземпляров.

Персефоны зерно гранатовое!
Как забыть тебя в стужах зим?
Помню губы, двойною раковиной
Приоткрывшиеся моим

Марина Цветаева

Особенной датой для цветаеведения стал 2000 год: был открыт личный цветаевский архив, засекреченный по воле Ариадны Эфрон. Дочь Цветаевой не хотела, чтобы интимные биографические подробности жизни её матери пришли к широкой публике раньше, чем книги. Среди открытых документов архива была и переписка Цветаевой с Константином Родзевичем, адресатом «Поэмы Горы». Именно благодаря этой переписке стало возможным утверждать, что Родзевич действительно испытывал сильные чувства к Цветаевой, что она эти чувства не придумала (как это довольно часто с ней случалось).

Сегодня «Поэма Горы» остаётся в поле современной популярной культуры. Очевидную отсылку к цветаевской поэме, к примеру, можно обнаружить в рефрене песни «Гора», выпущенной певицей Земфирой в 2013 году:

Врёте, вы всё врёте, и гора говорит: «Нет».

Константин Болеславович Родзевич, как и Сергей Эфрон, учился в Пражском университете. Они с Эфроном были друзьями, вместе эмигрировали в Берлин, а затем и в Прагу. В отличие от товарища, во время Гражданской войны воевавшего против большевиков, Родзевич воевал за красных, потом попал в плен к белым, был приговорён к смертной казни, но помилован генералом Слащёвым Яков Александрович Слащёв-Крымский (1885–1929) — военачальник. Отличился в сражениях Первой мировой, за храбрость был удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени. Во время революции присоединился к Добровольческой армии. Руководил обороной Крыма (из-за чего обзавёлся приставкой в фамилии). После поражения белых жил в Константинополе, в 1921 году выпустил книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)». После амнистии участникам Белого движения Слащёв вернулся в СССР, преподавал тактику в школе комсостава «Выстрел». В 1929 году курсант пехотной школы застрелил Слащёва из мести за своего брата, казнённого по распоряжению военачальника в годы войны. ⁠ (прототип генерала Хлудова в булгаковском «Беге»). Вместе с белыми он бежал из Крыма в Галлиполи Русская армия генерала Врангеля стояла лагерем в греческом городе Галлиполи после эвакуации из Крыма. Почти трёхлетнее «Галлиполийское сидение» стало тяжелейшим испытанием для солдат и офицеров. ⁠ , а затем и в Европу. Считается, что роман между Цветаевой и Родзевичем вспыхнул в конце августа 1923 года, ей тогда было 30, ему — 27: встречались в кафе или отелях, много гуляли по Праге. Уже в сентябрьском письме возлюбленному Цветаева признаётся: «Я в первый раз люблю счастливого, и может быть в первый раз ищу счастья, а не потери, хочу взять, а не дать, быть, а не пропасть! Я в Вас чувствую силу, этого со мной никогда не было. Силу любить не всю меня — хаос! — а лучшую меня, главную меня». По воспоминаниям поэта Алексея Эйснера Алексей Владимирович Эйснер (1905–1984) — поэт, прозаик, переводчик. Сразу после революции вместе с семьёй эмигрировал. Был участником литературного объединения русских эмигрантов в Праге «Скит». В 1936 году участвовал в Гражданской войне в Испании, работал в советской разведке. В 1940 году вернулся в СССР, вскоре был арестован и приговорён к восьми годам лагерям. В 1956 году был реабилитирован, по возвращении в Москву занимался переводами, написал несколько книг воспоминаний. ⁠ , Родзевич был красивым, изящным, чем-то напоминал Андрея Болконского: «Этот человек был абсолютной противоположностью Серёжи: ироничный, мужественный, даже жестокий. К Марине он большого чувства не питал, он её стихов не ценил и даже, вероятно, не читал» ⁶ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 83–84. ⁠ .

Время разрыва обычно соотносят с периодом написания «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца», то есть с началом 1924 года, однако есть и другие свидетельства. Сам Родзевич в разговоре с Вероникой Лосской, исследовательницей творчества Цветаевой, говорил, что отношения продлились чуть ли не два года ⁷ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 88. ⁠ . Друг Цветаевой Марк Слоним Марк Львович Слоним (1894–1976) — писатель, публицист, литературовед. Входил в партию эсеров. После Октябрьской революции уехал в Киев, где издавал эсеровскую газету. В 1920-х жил в Берлине, Праге, Париже. Редактировал еженедельник «Воля России», журнал «Социалист-революционер». Руководил литературным объединением «Кочевье». В 1941 году уехал в США, где преподавал русскую литературу. ⁠ полагал, что Родзевичу посвящены все цветаевские стихотворения, написанные с 1922 по 1928 год ⁸ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 155. ⁠ , а также подчёркивал, что в жизни Цветаевой это был единственный настоящий, «не интеллектуальный» роман.

(В ворохах сонного пуха:
Водопад, пены холмы —
Новизной, странной для слуха,
Вместо: я — тронное: мы…)

Марина Цветаева

Летом 1926 года Родзевич женился на Марии Булгаковой, дочери религиозного философа Сергея Булгакова. Известно, что Цветаева подарила невесте на свадьбу подвенечное платье и специально переписанную для неё «Поэму Горы». В письме журналисту Даниилу Резникову Цветаева пишет: «Кстати знаете ли Вы, что мой герой Поэмы Конца женится, наверное уже женился. Подарила невесте свадебное платье (сама передала его ей тогда с рук на руки, — не платье! — героя), достала ему carte d’identite или вроде, — без иронии, нежно, издалека. — «Любите её?» — «Нет, я Вас люблю». — «Но на мне нельзя жениться». — «Нельзя». — «А жениться непременно нужно». — «Да, пустая комната… И я так легко опускаюсь». — «Тянетесь к ней?» — «Нет! Наоборот: даже отталкиваюсь». — «Вы с ума сошли!» Впрочем, то, что Цветаева подарила на свадьбу платье, Булгакова опровергала. Вероятнее всего, именно о новом романе Родзевича идёт речь в цветаевском стихотворении «Попытка ревности», написанном 19 ноября 1924 года:

Как живётся вам с другою, —
Проще ведь? — Удар весла! —
Линией береговою
Скоро ль память отошла

Обо мне, плавучем острове
(По небу — не по водам)!
Души, души! — быть вам сёстрами,
Не любовницами — вам!

В поздних воспоминаниях Булгакова называла мужа «аморальным человеком» и «очаровательной свиньёй» (их отношения закончились разводом довольно быстро), а также давала понять, что его роман с Цветаевой длился дольше, чем принято думать: «Она мужу моему говорила интересные или важные вещи — не мне. Он же был её любовником! Однажды мне было очень неприятно найти, уже после нашей свадьбы, в его кармане пламенную призывную записку от неё. Она всегда так поступала. Противно даже!» ⁹ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 97. ⁠

Жизнь Родзевича после окончания отношений с Цветаевой сложилась довольно ярко (по выражению Ариадны Эфрон, он имел «мотыльковую сущность и железобетонную судьбу» ¹⁰ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 85. ⁠ ): воевал в составе интербригад в Гражданской войне в Испании Война между испанским республиканским Народным фронтом и диктатурой генерала Франко, поддержанного фашистской Италией и нацистской Германией. Продолжалась с 1936 по 1939 год, закончилась поражением республиканцев, пользовавшихся поддержкой СССР. ⁠ , был участником французского Сопротивления во время Второй мировой, попал в нацистский концлагерь, после войны жил в Париже, занимался резьбой по дереву. Большинство исследователей сходятся во мнении, что он был агентом советской разведки. Умер Родзевич на 93-м году жизни в доме престарелых под Парижем.

Считается, что на разрыв решилась Цветаева. Между любовниками было слишком мало общего, и у них были разные взгляды на отношения: ей, как поэту, требовалась трагическая и невозможная страсть, ему — добрая жена, наводящая дома уют и готовящая к его приходу ужин. Многое объясняет фраза Цветаевой, переданная со слов Ариадны Эфрон: «Он хотел любви «по горизонтали», я — «по вертикали» ¹¹ Саакянц А. А. Жизнь Цветаевой. Бессмертная птица-феникс. М.: Центрполиграф, 2002. C. 403. ⁠ . Но так как именно это противопоставление и легло в сюжет «Поэмы Горы», можно заподозрить, что названная причина сильно облагорожена литературным замыслом. Были ли в реальности другие обстоятельства, повлиявшие на разрыв?

Самым очевидным препятствием для счастливого совместного будущего был, разумеется, муж Цветаевой. Сергей Эфрон, прежде с пониманием и сдержанностью относившийся к увлечениям жены, на этот раз решился на ультиматум. О своём решении разъехаться с женой он написал в письме Максимилиану Волошину от 23 декабря 1923 года:

«Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр<очими>, и пр<очими> ядами. <…> Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым.) Не спала ночей, похудела, впервые я видел её в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может, ибо сознание, что я где-то нахожусь в одиночестве, не даст ей ни минуты не только счастья, но просто покоя».

Уже в январе (Цветаева в это время полностью занята «Поэмой Горы») Эфрон сообщает: «Мы продолжаем с М<ариной> жить вместе. Она успокоилась. И я отложил коренное решение нашего вопроса. Когда нет выхода — время лучший учитель. Верно?» О своей вине перед другом Эфроном говорил и Родзевич, но вскользь.

Одной из причин разрыва могла стать и измена Родзевича самой Цветаевой, о которой она размышляет в своей записной книжке, датированной октябрём — ноябрём 1923 года. Если верить записи, Родзевич изменил ей со своей бывшей любовницей, от которой ранее к Цветаевой и ушёл. Когда Родзевич вернулся к Цветаевой, любовница заболела и умерла, завещав бросившему её Родзевичу свои «чудные чёрные волосы». Цветаева пишет: «Рассталась я с ним не из-за себя, а из-за неё — о, не из страха, что со мною поступят так же — я м. б. этого и заслуживала! — из-за её одинокого смертного часа, смертного отчаяния, из-за её косы, которую он схватил, как дикарь — трофей, из-за глаз её, которых я ему не могла простить. (Эту косу его друг видел у него на стене, прибитую гвоздиками.)»

Может быть, как такового разрыва между Цветаевой и Родзевичем и не было. Об этом, пусть и несколько путано, говорит Родзевич в беседе с Лосской: «Кто был прав? Из-за чего мы разошлись? Мы разошлись потому, что я не мог её жизнь устроить <...> У меня не было средств, умения, не хватало авантюризма в хорошем смысле слова. И мешала моя собственная скромность. Я считал, что я ей совсем не нужен. Разрыв? Не разрыв произошёл, а расхождение» ¹² Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 91. ⁠ . «Поэма Горы» и «Поэма Конца» не обязательно являются свидетельствами действительного и бесповоротного прощания с любовником, скорее Цветаева руководствовалась здесь внутренней тягой к драматическим концовкам. Поэт Мария Степанова в эссе о Цветаевой замечала, что «проведение бесчисленных финальных черт под самыми разными обстоятельствами своей и чужой жизни было для неё естественным горючим: средством разгона и переброски к новым текстам и обстоятельствам».

Прототипом горы из поэмы послужил сравнительно невысокий холм Петршин (всего 327 м), расположенный в Праге на берегу реки Влтавы. В 1923 году Цветаева жила на склоне холма, в районе под названием Смихов — сейчас это фактически центр города, но во времена Цветаевой Смихов был пригородом (а с 1903 по 1921 год даже считался отдельным городом). Ариадна Эфрон вспоминала, что матери очень нравилось гулять по горам: «У неё было стремление одолевать пространство, больше всего любила горы, холмы, не гладкую местность» ¹³ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C.173. ⁠ . Скорее всего, Цветаева и Родзевич проводили много времени вместе, гуляя по Петршин-холму, и для поэта он стал главным свидетелем их отношений, символом их любви.

Гора в поэме не только живая, она является её главным действующим лицом. Цветаева, по сути, меняет местами непосредственных участников романа и его безмолвного свидетеля («Гора говорила, мы были немы, / Предоставляли судить горе»). Образ горы постоянно меняется, то она величественная и грозная («Та гора была, как гром! / Зря с титанами заигрываем!»), то прозаичная («Просто голый казарменный / Холм. — Равняйся! Стреляй!»), она то пытается повелевать героями («Гора хватала за́ полы»; «Гора валила навзничь нас»), то просто тихо скорбит («Гора горевала о голубиной / Нежности наших безвестных утр»).

Вздрогнешь — и горы с плеч,
И душа — горе́.
Дай мне о го́ре спеть:
О моей горе́

Марина Цветаева

В «Поэме Горы» упоминаются и другие горы — египетский Синай, греческий Парнас, итальянский Везувий. Несмотря на то что цветаевская Гора определяется апофатически («Не Парнас, не Синай»), она, как и другие великие горы, обладает свойствами священного локуса — места общения человека с богом. В поэме Бог ревностно и неодобрительно взирает на гору и влюблённых («Та гора была — миры! / Боги мстят своим подобиям!»). Гора в значении мира здесь появляется не случайно: согласно исследователю семиотики Владимиру Топорову, в мировом фольклоре гора является моделью вселенной, axis mundi Ось мира. — Лат. ⁠ , «в которой отражены все основные элементы и параметры космического устройства» ¹⁴   Топоров В. Н. Гора // Мифы народов мира: Энциклопедия. Т. 1. М.: 1980. С. 311–315. ⁠ . То есть любовь, символически выраженная в образе горы, является для влюблённых отдельным миром, альтернативным миру божественному. Противопоставление Бога и человеческой любви в поэзии Цветаевой довольно устойчивое. Например, в стихотворении «Чтоб дойти до уст и ложа…» (1916):

К двери светлой и певучей
Через ладанную тучу
Тороплюсь,

Как торопится от века
Мимо Бога — к человеку
Человек.

Примечательно, что «Поэма Горы» — первый цветаевский текст, где центральным героем становится неодушевлённый предмет или понятие, за ним последуют другие: «Поэма Конца» (1924), «Поэма Лестницы» (1926), «Попытка Комнаты» (1926), «Поэма Воздуха» (1927).

Эпиграф к поэме приводится на немецком языке, но с переводом, выполненным Цветаевой: «О любимый! Тебя удивляет эта речь? Все расстающиеся говорят как пьяные и любят торжественность…» Это строчки из романа немецкого писателя и поэта Фридриха Гёльдерлина «Гиперион, или Отшельник в Греции» (1797 — первый том; 1799 — второй том). Цветаева хорошо знала немецкую литературу. Отвечая на анкету 1926 года, она писала: «Последовательность любимых книг. <…> Позже и поныне: Гейне — Гёте — Гёльдерлин». Судьба Фридриха Гёльдерлина была трагической: поэт рано лишился отца, по настоянию матери готовился стать священником, потом передумал, устроился домашним учителем в семью банкира, безответно влюбился в хозяйку дома, которая и стала прообразом Диотимы в цитируемом Цветаевой «Гиперионе». Цветаева рассказывает о последних десятилетиях жизни Гёльдерлина так: «…расстался — писал — плутал — и в итоге 30-ти с чем-то лет от роду впал в помешательство, сначала буйное, потом тихое, длившееся до самой его смерти в 1842 г… Сорок своих последних безумных лет прожил один, в избушке лесника, под его присмотром. Целыми днями играл на немом клавесине. Писал. Многое пропало, кое-что уцелело».

Поэзия и проза Гёльдерлина долгое время были забыты, его творчество открыли заново только в начале XX века, с 1913 по 1923 год вышло первое полное издание его сочинений, возник даже своеобразный «гёльдерлиновский бум», дошедший в том числе и до России. В письме от 1927 года Цветаева рассказывает о любимом немецком романтике Максиму Горькому: «Гений, просмотренный не только веком, но Гёте. Гений дважды: в нашем и в древнем смысле, то есть: такие чаще над поэтами бдят, чем сами пишут».

Гора горевала, что только дымом
Станет — что́ ныне: и мир, и Рим.
Гора говорила, что быть с другими
Нам (не завидую тем другим!)

Марина Цветаева

В «Гиперионе, или Отшельнике в Греции», важнейшем произведении Гёльдерлина, рассказывается о жизненном и духовном пути юноши Гипериона Гиперион — также один из титанов в древнегреческой мифологии, в «Одиссее» Гомера он отождествляется с Гелиосом, богом солнца. ⁠ . Вместе со своим другом Алабандой он участвует в борьбе за независимость Греции, влюбляется в девушку Диотиму Диотима — также жрица из платоновского «Пира», чьи идеи легли в основу понятия «платоническая любовь». ⁠ , но вскоре терпит поражение на всех фронтах, разочаровывается и проводит остаток жизни в отшельничестве, скорбя об утратах. «Гиперион» — это и духовная одиссея, и философский трактат, и поэзия в прозе. Стефан Цвейг писал, что роман Гёльдерлина крайне наивен, его надуманность и условность иногда граничат с пародией, но, несмотря на это (а возможно, благодаря этому), эта книга невероятно трогательна и чиста: «В немецкой прозе нет ничего более кристального, более окрылённого, чем эта звучащая волна, которая не утихает ни на одно мгновение: ни одно немецкое поэтическое произведение не обладает такой непрерывностью ритма, таким устойчивым равновесием парящей мелодии» ¹⁵ Цвейг С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 5: Борьба с безумием: Гёльдерлин, Клейст, Ницше; Ромен Роллан. Жизнь и творчество / Пер. с нем. М.: ТЕРРА, 1996. ⁠ .

Слова, взятые Цветаевой для эпиграфа к «Поэме Горы», относятся к эпизоду расставания Гипериона с другом Алабандой. Бросив службу на русском флоте, Гиперион намеревается ехать к возлюбленной Диотиме и предлагает другу поехать вместе с ним, но тот отказывается, справедливо сочтя себя третьим лишним. Прощаясь с Гиперионом, Алабанда признаётся ему в любви и намекает на свою скорую смерть:

— Всё, на что я надеялся и чем обладал, было связано только с тобой; я привлёк тебя к себе, пытался насильно приобщить к своей судьбе, потерял тебя, снова нашёл, наша дружба сделалась для меня целым миром, моим сокровищем, моей гордостью… что ж! Ушла и она, ушла навсегда, и моё существование утратило всякий смысл.

Гиперион жалеет друга, но в то же время пытается принять его позицию:

— Что ж, умирай, — сказал я, — умирай! Твоё сердце достигло предела красоты, а жизнь — зрелости, как виноград в пору осеннего урожая. Уходи, совершенство! Я ушёл бы с тобой, если бы на свете не было Диотимы.

Слова цветаевского эпиграфа — это любовное признание Алабанды Гипериону, то есть мужчины мужчине. Любопытно, что в советском переводе, выполненном Евгением Садовским Евгений Иванович Садовский (1911–1987) — переводчик с немецкого. Помимо Фридриха Гёльдерлина переводил прозу Генриха Манна, поэзию Райнера Рильке. С началом Второй мировой был призван в армию, в СССР с 1942 года считался пропавшим без вести. Как выяснилось много лет спустя, Садовский во время войны перешёл на сторону немцев, вместе с ними ушёл на Запад. Жил в американской зоне оккупации Германии, позднее переехал в США, где преподавал математику и участвовал в шахматных турнирах. ⁠ , из этих строк убрана всякая двусмысленность: «Ах, дружище! В час прощания все говорят невесть что, как хмельные, и не прочь напустить на себя торжественность».

Чувства Алабанды к Гипериону так же невозможны, безнадёжны и в то же время благородны, как и чувства лирической героини «Поэмы Горы». Благородство это заключено в отказе от всякой надежды, в осознании неизбежного расставания и самоотверженной готовности это расставание приблизить.

Сохраняя традиционный контраст между женским и мужским началом, Цветаева наполняет их нетрадиционным смыслом. Если лирическая героиня соотносится здесь c Горой (вертикалью, одиночеством, поэзией), то герой соотносится с дачниками (горизонталью, домашней суетой, бытом). Женщина ищет вечности, мужчина тяготеет к уюту. Устроенной жизни искал прототип героя Константин Родзевич, ради неё он и женился на Марии Булгаковой («У меня не было любви к М. Б., но женитьба обеспечивала быт» ¹⁶ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 91. ⁠ ). Цветаева «обеспечивать быт» не могла: домашняя работа, которой она вынужденно занималась, была ей ненавистна, но не по причине брезгливости, а потому, что казалась ей пустой тратой времени. Многие знакомые поэта отмечали, что хозяйственность, традиционно свойственная женщинам той эпохи, у Цветаевой отсутствовала. Алексей Эйснер вспоминал: «В доме у них была поразительная неряшливость и запущенность, какая-то недамскость. У неё в этом был даже какой-то запал и мазохизм: вот какая я! Чёрные от угля ногти — она клала уголь в печь руками» ¹⁷ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 122. ⁠ .

Гендерные стереотипы, по воспоминаниям современников, Цветаева опровергала и в отношениях с мужчинами. Влюбляясь, она вела себя скорее как Пигмалион, нежели как Галатея. «Она относилась к любви совсем как мужчина. Выбирала, например, себе в любовники какого-нибудь ничтожного человека и превозносила его. В ней было это мужское начало: «Я тебя люблю и этим тебя создаю»… От такого отношения к любви — исключительно доминирующего — впечатление было какое-то противоестественное», — вспоминал священник Александр Туринцев ¹⁸ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 146. ⁠ . Воспроизведя клише о том, что мужчина волен приходить и уходить, а женщина должна его дожидаться, Туринцев добавлял: «А Марина Ивановна не хотела ждать… Она всегда хотела сама… А этого мы не любим» ¹⁹ Саакянц А. А. Жизнь Цветаевой. Бессмертная птица-феникс. М.: Центрполиграф, 2002. C. 318. ⁠ .

Та гора была — миры!
Боги мстят своим подобиям!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Горе началось с горы.
Та гора на мне — надгробием

Марина Цветаева

Литературовед Ирина Шевеленко связывает сексуальную самоидентификацию Цветаевой не с мужским полом, а скорее с «дефицитом пола» как такового: поэт ощущает в себе нехватку женского начала (Борис Пастернак изумлялся в одном из писем Цветаевой: «Как удивительно, что ты — женщина»), но эта нехватка никак не восполнена началом мужским, как следовало бы по «арифметике» Отто Вейнингера Отто Вейнингер (1880–1903) — австрийский философ. Книгу «Пол и характер» Вейнингер написал в 1902 году. В ней он утверждал, что мужское и женское начала напрямую связаны с душой человека и характером целой нации. При этом мужской тип, по его мнению, был положительным, а женский — отрицательным. В возрасте 22 лет Вейнингер застрелился, что добавило его труду скандальной известности. ⁠ . На место образовавшегося вакуума Цветаева помещает понятие «душа» («птица», «Психея») ²⁰ Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2015. C. 135. ⁠ . Как, например, в известном стихотворении «Поступь лёгкая моя…» (1918):

Бог меня одну поставил
Посреди большого света.
— Ты не женщина, а птица,
Посему — летай и пой.

Вероятно, понятие «дефицита пола» применительно к поэту возникло не столько из-за оригинальности самой Цветаевой, сколько в силу узости гендерных ролей, которые существовали в её время. Цветаева предпочитала не расширять их («отродясь брезгуя всем, носящим какое-либо клеймо женской (массовой) отдельности, как-то — женскими курсами, суфражизмом, феминизмом, армией спасения, всем пресловутым женским вопросом»), а попросту игнорировать.

Противостояние лирической героини обывателям выражено в предсказании из 9-й и 10-й частей поэмы. Предсказание гласит, что Гору (символ любви) спустя годы обязательно застроят дачами и палисадниками, на ней вырастет благополучный «город… мужей и жён». Но Гора в память о страдании двух любовников не потерпит на себе «крыш с аистовыми гнёздами», она превратится в вулкан и обрушит на город «лаву ненависти». Пугающее пророчество лирическая героиня венчает проклятием: «Да не будет вам счастья дольнего, / Муравьи, на моей горе!»

Противопоставление беззаконной, вдохновенной страсти тусклому мещанскому существованию — традиция романтической литературы. Герой в ней всегда занимает по отношению к обществу позицию пренебрежения и осуждения. Однако в «Поэме Горы» лирическая героиня не просто высокомерно осуждает пошлость, её борьба с обывателями (людьми, в общем-то, невинными) возводится в ранг мессианства. Одним из прообразов Горы в поэме является Синай, по Библии, именно на этой горе Бог явился Моисею и дал людям десять заповедей. Но пока Моисей пребывал на горе, израильтяне начали поклоняться золотому тельцу. Лирическая героиня, подобно Моисею, осуждает людей за то, что истинную любовь они подменили любовью практичной, бытовой. Их мнимая автоматическая добродетель — на самом деле безжизненность, но столкновение с Горой сделает детей дачников «девками и поэтами» и для них настанет тот же Судный день, что для лирической героини: «В час неведомый, в срок негаданный / Опозна́ете всей семьёй / Непомерную и громадную / Гору заповеди седьмой!» Сама героиня Цветаевой заповедь «Не прелюбодействуй» нарушает, и это наделяет её мессианство богоборческим смыслом. Если Блаженный Августин сравнивает любовь к человеку, смертному существу, с «выливанием» своей души в песок, то для героини «Поэмы Горы» именно эта бездумная, казалось бы, трата делает душу бессмертной. Пророк не подлежит суду обывательской морали.

Цветаева формулирует особый статус поэта в статье «Искусство при свете совести»: «Только с таких, как я, на Страшном суде совести и спросится. Но если есть Страшный суд слова — на нём я чиста».

Цветаева начала писать «Поэму Конца» в тот же день, как закончила писать «Поэму Горы». Обе поэмы посвящены отношениям с Константином Родзевичем, опубликованы они практически одновременно. Поэмы во многом перекликаются, иногда — дословно (в «Поэме Горы»: «Любовь — связь, а не сыск», в «Поэме Конца»: «Любовь, это значит — связь»; в «Поэме Горы»: «Гора горевала о том, что врозь нам / Вниз, по такой грязи», в «Поэме Конца»: «Расставаться — ведь это вниз, / Под гору…»; в «Поэме Горы»: «Помню губы, двойною раковиной / Приоткрывшиеся моим», в «Поэме Конца»: «Мёртвой раковиной / Губы на губах»). Литературовед и поэт Томас Венцлова Томас Венцлова (1937) — литовский поэт, переводчик, литературовед. Один из основателей Литовской Хельсинкской группы. Переводил на литовский стихи Ахматовой, Пастернака, Бродского, Мандельштама. Специалист по литературе Серебряного века. Выпустил несколько сборников стихов и прозы. В 1977-м уехал из СССР в США, где преподавал славянские языки и литературу в Йельском университете. ⁠ называет эти две цветаевские поэмы литературным диптихом: «События «Поэмы Горы» — плач по любви, уже завершившейся, «Поэма Конца» — описание того, как эта любовь рушилась».

Если «Поэма Конца» сюжетна, наполнена событиями, диалогами, в ней важна последовательность действий, то «Поэма Горы», напротив, лишена нарратива, здесь важна последовательность метафор (но сообразных с действиями «Поэмы Конца»). Если воспользоваться музыкальной терминологией, то цветаевские поэмы образуют собой сонатную форму, в которой «Поэма Горы» соотносится с экспозицией, в ней впервые представляются главная и побочная партии, а «Поэма Конца» — с разработкой (развитием партий) и репризой, где темы экспозиции повторяются, но с тональным изменением.

Для самой Цветаевой связь поэм тоже была очевидна, в письме Пастернаку от 26 мая 1926 года она пишет: «Гора раньше и — мужской лик, с первого горяча, сразу высшую ноту, а Поэма Конца уже разразившееся женское горе, грянувшие слёзы, я, когда ложусь, — не я, когда встаю! Поэма горы — гора, с другой горы увиденная. Поэма Конца — гора на мне, я под ней».

Центральные образы в поэме родом из Античности. Трижды в ней упоминаются титаны («Та гора была, как гром! / Зря с титанами заигрываем!», «Как бы титана лапами / Кустарников и хвой — / Гора хватала за́ полы, / Приказывала: стой!», «Та гора была, как горб / Атласа, титана стонущего»). Четвёртым, но завуалированным упоминанием можно считать эпиграф из романа Фридриха Гёльдерлина «Гиперион, или Отшельник в Греции»: Гиперион — один из титанов в древнегреческой мифологии, в «Одиссее» Гомера он отождествляется с Гелиосом, богом солнца. На метафорическом уровне сюжет борьбы титанов с богами-олимпийцами рифмуется с противостоянием Горы (любви) и Бога (морали). Титаны представляют собой архаичный природный мир, а боги-олимпийцы — цивилизацию, культуру.

В четвёртой части поэмы упоминается Персефона — дочь Деметры, похищенная Аидом. Согласно мифу, Деметра, богиня плодородия, так скорбела о потере дочери, что земля стала бесплодной и по всему миру воцарился голод. Чтобы умилостивить Деметру, Аид (по настоянию Зевса) согласился отпустить Персефону, но перед освобождением дал съесть ей несколько зёрен граната, из-за которых она была обречена раз за разом возвращаться в подземное царство. По возвращении Персефоны на Олимп Зевс решил, что она будет проводить две трети года вместе с матерью, а одну треть — с Аидом (по другим версиям, он разделил год пополам). Эта цикличность соотносится с временами года: мать-природа, воплощённая в богине Деметре, из года в год вынуждена увядать и снова оживать. У Цветаевой Персефона упоминается именно в связи со сменой времён года: «Персефоны зерно гранатовое! / Как забыть тебя в стужах зим?» Лирическая героиня соотносит себя с Персефоной, вынужденной постоянно (мысленно) возвращаться к своему любовнику: «Персефона, зерном загубленная! / Губ упорствующий багрец, / И ресницы твои — зазубринами, / И звезды золотой зубец…»

О когда б, здраво и по́просту:
Просто — холм, просто — бугор…
(Говорят — тягою к пропасти
Измеряют уровень гор.)

Марина Цветаева

В поэме есть упоминание ещё одной мифологической героини, но родом из Библии: «Ещё горевала гора: хотя бы / С дитятком — отпустил Агарь!» Агарь — рабыня Сарры, жены Авраама. Будучи долгое время бездетной, Сарра отдала Агарь мужу в наложницы, после чего у Агарь и Авраама родился сын Измаил. Родив собственного сына от Авраама, Сарра выгнала из дома Агарь и её ребёнка. Они были вынуждены скитаться по пустыне, но Божий ангел предотвратил их гибель, указав им на колодец с водой. По Цветаевой, Агарь могла быть счастлива хотя бы тем, что от связи с Авраамом у неё остался сын. От Родзевича (по крайней мере, как утверждала сама Цветаева) сына не было. Тоска по этому нерождённому ребёнку есть в её письме Александру Бахраху от 10 января 1924 года: «От него бы я хотела сына. (Никогда этого не будет!) Расстались НАВЕК, — не как в книжках! — потому что: дальше некуда! Есть: комната (любая!) и в ней: он и я, вместе, не на час, а на жизнь. И — сын. Этого сына я (боясь!) желала страстно, и, если Бог мне его не послал, то, очевидно, потому что лучше знает. Я желала этого до последнего часа. И ни одного ребёнка с этого часа не вижу без дикой растравы». Впрочем, многие друзья и знакомые семьи Цветаевой полагали, что настоящим отцом её сына Георгия (Мура), родившегося 1 февраля 1925 года, был не Эфрон, а именно Родзевич ²¹ Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. М.: Культура и традиции, 1992. C. 100. ⁠ .

В «Поэме Горы» и особенно в «Поэме Конца» много библейских и парабиблейских образов. Томас Венцлова Томас Венцлова (1937) — литовский поэт, переводчик, литературовед. Один из основателей Литовской Хельсинкской группы. Переводил на литовский стихи Ахматовой, Пастернака, Бродского, Мандельштама. Специалист по литературе Серебряного века. Выпустил несколько сборников стихов и прозы. В 1977-м уехал из СССР в США, где преподавал славянские языки и литературу в Йельском университете. ⁠  считает, что Библия в этих двух текстах присутствует не только на уровне цитат и мотивов, но «как бы всем своим корпусом». При этом если «Поэма Горы» ориентирована на Ветхий Завет, в ней воспроизводится история первородного греха и изгнания из рая («Та гора была — рай?»), то «Поэма Конца» ориентирована на Новый Завет, в ней символически изображена история искупительной жертвы на Голгофе (перед началом работы над второй поэмой в записной книжке Цветаева записывает: «Теперь Поэму Расставания (другую). Весь крестный путь, этапами»).  

Это предположение также можно подкрепить цитатой из письма Цветаевой Роману Гулю от 27 мая 1923 года: «Единственное, что читаю сейчас — Библию. Какая тяжесть — Ветхий Завет! И какое освобождение — Новый!»

Поэма состоит из 10 пронумерованных частей, а также «Посвящения» и «Послесловия». Внешне её структура выглядит дробной — при первом взгляде поэма напоминает сборник отдельных, метрически неоднородных стихотворений под общим заглавием. Тем не менее части поэмы крепко связаны между собой с помощью различных литературных приёмов.

Единообразность поэмы достигается за счёт использования в каждой строфе перекрёстной рифмовки Наиболее употребляемый вид рифмовки в четверостишии, строки рифмуются через одну (abab). ⁠ , по крайней мере одна пара рифм ²² Смит Дж. Взгляд извне: Статьи о русской поэзии и поэтике / Пер. с англ. М. Л. Гаспарова, Т. В. Скулачёвой. М.: Языки славянской культуры, 2002. C. 178. ⁠  в ней всегда мужская Рифма с ударением на последнем слоге. ⁠ . Для связи элементов Цветаева обширно использует параллелизмы Одинаковое синтаксическое построение разных отрезков текста. ⁠ и повторы. Например, первая часть поэмы («Та гора была, как грудь / Рекрута, снарядом сваленного») с семантическими изменениями воспроизводится в восьмой («Та гора была, как горб / Атласа, титана стонущего»). Важную объединяющую роль играют «Посвящение» и «Послесловие», они создают строгую композиционную рамку для всей поэмы.

Но ключевым элементом связности поэмы можно считать фонетическую организацию. В её центре — «кричащая», по выражению филолога-слависта Джеральда Смита, паронимическая Паронимы — слова, имеющие сходство в морфемном составе, близкие по звучанию, но различающиеся по значению. ⁠ цепь: «гора — горе». Грохочущие, взрывные согласные «г» и «р» рассыпаются здесь по всему тексту: «гора», «горе», «грудь», «гром», «гроб», «пригорода», «над городом», «гранатовое», «багрец», «говорят», «горевала», «горькой», «угрюмой», «Агарь», «виноградники», «громадною», «надгробием», «гордиев», «греши» и т. д. Густота этих согласных позволяет создавать не только единообразие внутри поэмы, но и необходимые фонетические контрасты. Например, контраст между миром Горы и беззащитным миром любовников: «г» и «р» с ударной гласной «а» вдруг обезвреживаются носовыми и губными согласными «м», «н» и безударной гласной «е». Как здесь:

Гора горевала о нашем горе —
Завтра! Не сразу! Когда над лбом —
Уж не memento, а просто — море!
Завтра, когда поймём.

Несмотря на то что Цветаева пишет о чувствах по определению абсолютно уникальных, исключительных, приравнивающих человека к божеству («Оттого что в сей мир явились мы — / Небожителями любви!»), в них можно увидеть черты, характерные для речи влюблённых вообще. Типизацию этих черт предложил философ и литературовед Ролан Барт в книге «Фрагменты любовной речи» (1977). Барт полагал, что любовное чувство существует прежде всего на уровне языка, в котором, в свою очередь, можно выделить типические фигуры, общие языковые коды. На близость этих фигур с поэзией указывал сам философ, замечая, что каждая из них — «готовое вещество стихотворения, как в эпоху романтизма — эпоху, когда засевший в голове обломок любовного языка тут же оборачивался жаждой стиха, жаждой поэмы».

В «Поэме Горы» и в «Поэме Конца» можно найти много типичных конструкций, «осколков любовного языка», хотя Цветаева и обновляет их, как стёртую метафору, за счёт индивидуальной и при этом точной художественной формы. Выделим, пользуясь терминологией Барта, несколько наиболее характерных для цветаевских поэм фигур:

Единение. Мечта о полном единении, срастании с любимым. Ролан Барт здесь упоминает Андрогина из платоновского «Пира» (человека, образованного из женской и мужской половинок), Цветаева в «Поэме Конца» — сиамских близнецов: «Теснюсь, леплюсь, / Мощусь. Близнецы Сиама, / Что — ваш союз? / Та женщина — помнишь: мамой / Звал? — всё и вся / Забыв, в торжестве недвижном / Тебя нося, / Тебя не держала ближе». Мечта о единении с любимым полностью реализуется в цветаевской формуле «Любовь есть шов», «Шов, коим мёртвый к земле пришит, / Коим к тебе пришита».

Атопос. Любимый человек признаётся субъектом как «атопичный», то есть неклассифицируемый, обладающий особой самобытностью. Образ любимого для влюблённого — это единственная и уникальная истина, которая не может быть подведена ни под какое общее правило. В «Поэме Горы» постулированию этой «атопичности» посвящено целое «Послесловие»: «Я не помню тебя — отдельно. / Вместо че́рт — белый провал», «Без примет. Белым пробелом — / Весь», «Ты — как круг, полный и цельный: / Цельный вихрь, полный столбняк».

О любви. Постоянные попытки влюблённого определить, что же такое «настоящая любовь». Так как субъект находится внутри любовной речи, он не может претендовать на здравомыслие, он лишь надеется ухватить какие-то точные суждения, формулы, неожиданные выражения. «Непрестанное дознание», в чём смысл любви, у Цветаевой можно наблюдать в обеих поэмах. Например, в «Поэме Горы»: «Любовь — связь, а не сыск». Более того, влюблённый, по Барту, вынужден постоянно бороться с обывательским, прагматичным отношением к любви («Безликие общие места»). В «Поэме Конца»: «Любовь — это плоть и кровь. / Цвет, собственной кровью полит. / Вы думаете — любовь — / Беседовать через столик?»

В час неведомый, в срок негаданный
Опозна́ете всей семьёй
Непомерную и громадную
Гору заповеди седьмой!

Марина Цветаева

Похвала слезам. Предрасположенность влюблённого к плачу. Давая волю слезам, субъект как бы отказывается от цензуры взрослых и вновь обретает детское тело. Также он доказывает окружающим и себе, что боль от любви вовсе не иллюзорна. Плач слышен в «Поэме Горы» («Звук… Ну как будто бы кто-то просто, / Ну… плачет вблизи?»), в «Поэме Конца» он виден — пока героиня всё пытается сдержать слёзы, герой уже вовсю рыдает: «Жестока слеза мужская: / Обухом по темени! / Плачь, с другими наверстаешь / Стыд, со мной потерянный».

«Tutti sistemati». Влюблённый видит окружающих благополучными, «пристроенными», а себя — изгоем, из-за чего испытывает к людям смешанное чувство зависти и пренебрежения. Любая устойчивая структура (к примеру, семья) не даёт счастья, которого жаждет влюблённый, но зато она «пригодна для жизни». Именно к этой фигуре любовной речи можно отнести цветаевскую отповедь дачникам в «Поэме Горы»: «— Да не будет вам счастья дольнего, / Муравьи, на моей горе!»

Катастрофа. Субъект переживает любовную ситуацию как окончательный тупик и видит себя обречённым на полное саморазрушение. Барт проводит провокационное сравнение переживания любовной катастрофы с опытом выживания в концлагере. Обе ситуации предельны: «Я с такой силой спроецировал себя в другого, что когда его нет со мною, я и себя не могу уловить, восстановить: я потерян — навсегда». Ощущение катастрофы ярче всего дано у Цветаевой в «Поэме Конца»: «Жжёт… Как будто бы душу сдёрнули / С кожей! Паром в дыру ушла / Пресловутая ересь вздорная, / Именуемая душа. // Христианская немочь бледная! / Пар! Припарками обложить! / Да её никогда и не было! / Было тело, хотело жить, / Жить не хочет».

Идеи развязки. Влюблённый постоянно думает о возможных выходах из любовного кризиса (самоубийство/разрыв/отъезд/жертва), и это приносит ему мимолётное облегчение. Барт считает, что все эти выходы сводятся лишь к идее, словесной формуле, поэтому «любовная речь — это некоторым образом разговоры о Выходах взаперти». Идея развязки придаёт влюблённому значительности, благодаря ей он превращается в художника («Художественность катастрофы меня успокаивает»). Весь пафос «Поэмы Горы» и «Поэмы Конца» продиктован именно этой тягой влюблённого к драматической развязке. Но даже найдя «выход из любви», влюблённый всё равно не может спастись, поскольку сами поиски выхода являются неотъемлемой частью любовного переживания. «Вертер не перестал быть влюблённым потому, что умер, совсем наоборот», — замечает Барт. Лирическая героиня Цветаевой, в свою очередь, не перестала быть влюблённой потому, что решила с любовником расстаться.

Это умение Цветаевой выражать универсальный опыт отмечает и поэт Мария Степанова: Цветаева всю жизнь настаивала на исключительности собственного случая, в то время как этот случай стал почти всеобщим.