Борис Пастернак

Доктор Живаго

1945

1955

Итог жизни Бориса Пастернака — роман о судьбе русского интеллигента и о христианстве в его современном воплощении. Нобелевская премия и развернувшаяся за ней жестокая травля составили в судьбе книги отдельный, не менее важный сюжет: гражданское мужество автора подтвердило идеалы его героя.

комментарии: Олег Лекманов

О чём эта книга?

Жизнеописание врача и поэта Юрия Андреевича Живаго — от смерти его матери до смерти самогó героя. Биография Живаго намеренно и многопланово соотнесена с трагической историей России первых тридцати лет XX века: как и «Войну и мир», роман Пастернака можно назвать книгой о том, кто мы такие и почему мы стали такими, какими стали. Сам автор писал о книге: «Я в ней хочу дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие, и в то же время всеми сторонами своего сюжета, тяжёлого, печального и подробно разработанного, как в идеале, у Диккенса и Достоевского, — эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое».

Когда она написана?

Пастернак начал писать роман в декабре 1945 года, финальные изменения были внесены в декабре 1955-го — январе 1956 года — основная работа над текстом ведётся в едва ли не самый мрачный период истории России, в последние восемь лет жизни Сталина.

Борис Пастернак. Москва, 1940 год

Sovfoto/UIG via Getty Images

Как она написана?

Пастернак пишет роман без малейшей самоцензуры и оглядок на законы советской литературы: трудно представить себе что-нибудь более выламывающееся из советского контекста, чем христианский роман о подлинной, нецензурированной истории России первой половины XX века. «Живаго» не вписывается не только в канон социалистического реализма, но и в рамки так называемого хорошего вкуса, сформированного в первую очередь модернистами, в том числе и самим ранним Пастернаком. В «Докторе Живаго» Пастернак позволил себе быть многословным и до мелодраматизма сентиментальным («А ты всё горишь и теплишься, свечечка моя ярая! — влажным, заложенным от спанья шёпотом тихо сказала она»). Его роман буквально переполнен чудесными предзнаменованиями, подслушанными разговорами, ангелами-хранителями, неожиданными встречами и многозначительными совпадениями. Автор одной из лучших работ о «Докторе Живаго» Юрий Щеглов назвал это «авантюрно-мелодраматической техникой» позднего Пастернака.

Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое

Борис Пастернак

Что на неё повлияло?

Щеглов отмечает, что Пастернак «обратился к повествовательным приёмам западных авторов, отчасти уже перешедших в разряд «детского» чтения: В. Скотта, А. Дюма, В. Гюго, Ч. Диккенса, А. Конан Дойла». Автор «Живаго» добивался сильного и непосредственного воздействия своей поздней прозы на читателя («как на ребёнка»), и в этом «простодушные» приёмы Диккенса помогли ему лучше, чем изощрённые стилистические ходы Андрея Белого или Марселя Пруста, а диккенсовская «Повесть о двух городах» оказалась для него едва ли не более важным источником вдохновения, чем «Война и мир». Филолог Александр Лавров приводит в статье о романе фразу из письма Пастернака 1934 года отцу: «…Я спешно переделываю себя в прозаика диккенсовского толка». Так же как и в «Повести» Диккенса, где речь идёт о событиях Великой французской революции, «революционному террору… противостоят в романе идеи христианского гуманизма, милосердия и пафос личной жертвенности» 1  Лавров А. В. «Судьбы скрещенья». Теснота коммуникативного ряда в «Докторе Живаго» // Новое литературное обозрение. 1993. № 2.. И конечно, было бы наивно полагать, что, работая над романом, Пастернак полностью проигнорировал собственный писательский опыт прежних лет (в том числе и совсем ранний опыт футуристического, авангардного поэта), даже если он к этому сознательно стремился.

Как она была опубликована?

Удивительно, но Пастернак надеялся увидеть своё главное произведение изданным в Советском Союзе. Он рассылает текст романа по редакциям московских и ленинградских литературных журналов и получает отовсюду отказ. В конце мая 1956 года Пастернак передаёт «Доктора Живаго» итальянскому издателю-коммунисту Джанджакомо Фельтринелли. В ноябре 1957 года роман выходит в Милане на итальянском языке, в 1958-м в Голландии появляется «пиратское» русскоязычное издание, а в январе 1959-го Фельтринелли публикует роман на русском языке по рукописи, не правленной автором. В Советском Союзе «Доктор Живаго» напечатан впервые в 1–4-м номерах журнала «Новый мир» за 1988 год.

Первые издания

Издательство Джанджакомо Фельтринелли. Милан, 1957 год
Издательство Indice. Буэнос-Айрес, 1958 год
Издательство Signet. Нью-Йорк, 1965 год
Издательство Gallimard. Париж, 1958 год
Издательство Collins Harvill. Лондон, 1958 год

Как её приняли?

Пастернак начинает читать близким и знакомым фрагменты из романа ещё до окончания работы над ним, и практически все первые слушатели текста — Ахматова, Корней и Лидия Чуковские, Ариадна Эфрон, — отмечая его достоинства, всё же испытывают недоумение: как пишет Ахматова, «мне хотелось схватить карандаш и перечёркивать страницу за страницей крест-накрест». «Почти все близкие, ценившие былые мои особенности, ищут их и тут не находят», — пишет Пастернак Валерию Авдееву 25 мая 1950 года. В октябре 1958 года Пастернаку присуждают Нобелевскую премию, после чего на писателя обрушивается вся мощь государственной машины: он исключён из Союза писателей и публично заклеймён как предатель Родины. Для советских писателей даже простое неучастие в кампании травли оказывается актом гражданского мужества, для писателей мировых защита Пастернака становится делом чести. Единственный, кто даже в этой ситуации продолжает высказываться о романе в презрительном тоне, — Владимир Набоков: роман о «лирическом докторе с лубочно-мистическими позывами и мещанскими оборотами речи» упоминается даже на страницах «Лолиты».

Борис Пастернак читает телеграмму о присуждении ему Нобелевской премии. Переделкино, 24 октября 1958 года

Bettmann/Getty Images

Что было дальше?

Нобелевская премия по литературе сыграла трагическую роль в судьбе Пастернака, но поспособствовала мировой славе романа. В 1965 году английский режиссёр Дэвид Лин выпускает экранизацию «Живаго» с Омаром Шарифом и Джули Кристи, и для западной аудитории фильм едва ли не подменяет собою роман: заснеженные поля, купола и берёзки из фильма надолго становятся расхожими символами России. На Западе «Живаго» до сих пор воспринимается как самый важный русский роман XX века (наряду с «Мастером и Маргаритой»), в то время как для постсоветского читателя это в первую очередь символ сопротивления художника тоталитарной власти — и уже потом факт литературы. Впрочем, освоение текста Пастернака масскультом идёт и в России, примеров тому множество — от сериала по сценарию Юрия Арабова до ресторана «Dr. Живаго» прямо напротив Кремля.

Постер к фильму «Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго» — это антисоветский роман?

Одно из самых известных мест романа — страстный и восхищённый монолог главного героя о первых и свежих декретах советской власти: «Какая великолепная хирургия! Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы! Простой, без обиняков, приговор вековой несправедливости, привыкшей, чтобы ей кланялись, расшаркивались перед ней и приседали. В том, что это так без страха доведено до конца, есть что-то национально-близкое, издавна знакомое. Что-то от безоговорочной светоносности Пушкина, от невиляющей верности фактам Толстого». Однако столкнувшись с реальной политикой новой власти, Юрий Андреевич горько сожалеет о своей кратковременной вспышке восторга: «Неужели за это неосторожное восхищение он должен расплачиваться тем, чтобы в жизни больше уже никогда ничего не видеть, кроме этих на протяжении долгих лет не меняющихся шалых выкриков и требований, чем дальше, тем более нежизненных, неудобопонятных и неисполнимых? Неужели минутою слишком широкой отзывчивости он навеки закабалил себя?»

Советская власть предстаёт в «Докторе Живаго» косной, бездушной, а главное, нетворческой, неспособной к развитию и усвоению исторических уроков. Однако, определив «Доктора Живаго» как антисоветское произведение, мы бы безнадёжно сузили его смысл (так же как назвав антисоветской повесть Андрея Платонова «Котлован»). Пастернак не собирался в угоду цензуре сглаживать описание ужасов советской жизни конца 1910–20-х годов, но, в отличие от многих своих современников-эмигрантов, в том числе внутренних, он совершенно не был склонен идеализировать дореволюционную Россию. Властители не только советской, но и царской России в своей государственной деятельности не руководствовались «данными» Евангелия для установления «вековых работ по последовательной разгадке смерти и её будущему преодолению». Устами дяди главного героя, Николая Николаевича Веденяпина, Пастернак в начале романа перечисляет эти необходимые «данные»: «Это, во-первых, любовь к ближнему, этот высший вид живой энергии, переполняющей сердце человека и требующей выхода и расточения, и затем это главные составные части современного человека, без которых он немыслим, а именно идея свободной личности и идея жизни как жертвы».

Борис Пастернак на обложке журнала Time. 15 декабря 1958 года

Можно ли назвать «Доктора Живаго» историческим романом?

Конечно же, роман Пастернака нельзя назвать историческим исследованием в строгом смысле, как и «Капитанскую дочку», «Войну и мир», «Жизнь и судьбу». Нельзя хотя бы потому, что в «Докторе Живаго» действует множество вымышленных лиц, а почти все реальные факты в романе получают символическое истолкование и переосмысление. Вместе с тем Пастернак — один из немногих писателей в тогдашней России, кто, безусловно, стремился к правдивому, не тенденциозному изображению жизни страны в ХХ веке. Поэтому ценность его романа как исторического источника не подлежит сомнению. Большую работу об исторических источниках «Живаго» написал исследователь пастернаковского творчества Константин Поливанов: среди этих источников (кроме собственной памяти автора) наиболее важное место принадлежит книге «Из писем прапорщика-артиллериста» Фёдора Степуна, Фёдор Августович Степун (1884–1965) — философ и мемуарист. До эмиграции издавал философский журнал «Логос», воевал в Первой мировой — этот опыт он отразил в книге «Из писем прапорщика-артиллериста», занимал должность во Временном правительстве. В 1922 году Степуна высылают из страны в рамках борьбы с инакомыслием. После эмиграции философ пережил ещё и немецкий нацизм — в Германии он преподаёт в университете, редактирует философские журналы, пока нацисты не лишают его права преподавать; в это время Степун работает над своими воспоминаниями о России «Бывшее и несбывшееся». публикациям берлинского «Архива русской революции», а также материалам допроса адмирала Александра Колчака.

Партизаны Северо-Ачинского полка, 1920 год. В романе Юрий Живаго полтора года проводит в Сибири, попадает в плен к красным партизанам и служит военным доктором

Государственный архив Красноярского края

Почему действие книги ни разу не переносится в Петербург (Петроград, Ленинград)?

Это бросается в глаза: события в романе «Доктор Живаго» разворачиваются в Москве и на Урале, но никогда в Петрограде. Ближе к финалу сообщается, что для какого-то «большого петербургского издательства, занимающегося выпуском одних переводных произведений» Юрий Андреевич собирался работать в своей будущей, так и не состоявшейся жизни с Ларой; да ещё в финальную часть романа вошло стихотворение «Белая ночь», в которое вплетены детали классического петербургского пейзажа:

Фонари, точно бабочки газовые,
Утро тронуло первою дрожью.
То, что тихо тебе я рассказываю,
Так на спящие дали похоже!

Мы охвачены тою же самою
Оробелою верностью тайне,
Как раскинувшийся панорамою
Петербург за Невою бескрайней.

Включая в тетрадь доктора любовное стихотворение, фоном для которого служит Петербург, автор «Живаго» ненавязчиво обращает внимание читателя на одну существенную особенность хронологии произведения: в жизни главного героя есть периоды, о которых в романе ничего не рассказывается. В частности, мы ничего не узнаём о периоде жизни Юрия Живаго между «январём тысяча девятьсот шестого года» и «ноябрём одиннадцатого года». Что, если четвёртое стихотворение живаговского цикла отчасти восстанавливает как раз эту лакуну, расширяя одновременно топографическое и смысловое пространство произведения?

Атмосфера вещи — моё христианство, в своей широте немного иное, чем квакерское и толстовское, идущее от других сторон Евангелия в придачу к нравственным

Борис Пастернак

Важно отметить, что подобные лакуны в биографии героя, очевидно, были принципиально важным ходом для Пастернака-романиста. Сам автор писал в своём программном стихотворении «Быть знаменитым некрасиво…» (1956):

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчёркивая на полях.
И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

 

Клуб завода Дзержинского. Пермь, 1933 год. Считается, что именно с Перми списан вымышленный город Юрятин, в котором разворачиваются события романа

Где находится город Юрятин?

Прототипом отсутствующего на географических картах Юрятина послужил уральский город Пермь. По остроумному устному предположению Юрия Фрейдина, само название Юрятин сконструировано Пастернаком по исторической смежности с Пермью (сравните: юрский период и пермский период). В статье Владимира Абашева перечисляются основные параметры, позволяющие уподобить Юрятин Перми 2 Абашев В. В. Пермские реалии в произведениях Бориса Пастернака // Любовь пространства. Поэтика места в творчестве Бориса Пастернака. М.: Языки славянской культуры, 2008. С. 375–400.. Оба города описываются как ярусно устроенные, доминирующей визуальной точкой обоих является большой собор. Оба сходно расположены на карте (губернский город на северо-востоке Урала). В обоих городах есть два железнодорожных вокзала. Отыскиваются в реальной Перми и прообразы часто упоминающихся в романе Пастернака зданий Юрятина. Так, с Юрятинской городской читальней принято отождествлять городскую библиотеку Перми, расположившуюся в двухэтажном особняке постройки начала ХIХ века, а «домом с фигурами», где жила романная Лара, пермяки называют особняк богатого купца-чаеторговца и мецената Сергея Грибушина, находящийся в центральной части Перми.

При этом Юрятин, понятное дело, не является фотографически точным слепком с Перми. Облик реального города автор «Доктора Живаго» бестрепетно подминает под свои нужды. «Описывая Юрятин, — отмечает Абашев, — Пастернак мало заботился о географическом правдоподобии».

Ещё труднее отыскать точный прототип уральского имения Варыкино, в котором семья Юрия Живаго пыталась спастись от страшной современности. Точно можно сказать только, что в описании Варыкина отразились впечатления от жизни самого Пастернака в заводском посёлке Всеволодо-Вильва в 1916 году и поездок по его окрестностям.   

Борис Збарский и Борис Пастернак. Всеволодо-Вильва, Пермский край, май 1916 года. Пастернак полгода работает помощником Збарского, известного биохимика, в будущем директора лаборатории при Мавзолее Ленина

Пермский краеведческий музей

Похожи ли персонажи романа на реальных людей из окружения поэта, а Юрий Живаго на самого Пастернака?

В «Докторе Живаго» читатель почти не встречается с реальными историческими лицами. Одно из немногих исключений — император Николай II, мелькающий в первой половине книги (в части «Назревшие неизбежности»): «Смущённо улыбавшийся государь производил впечатление более старого и опустившегося, чем на рублях и медалях. У него было вялое, немного отёкшее лицо». Но есть ли прообразы у вымышленных персонажей романа?

Старший сын поэта, Евгений Борисович Пастернак, вспоминал о трудных взаимоотношениях отца с возлюбленной последних лет его жизни, Ольгой Ивинской: «Ей казалось, что Борино имя защитит её от ареста, которым ей угрожали. Уступая, папочка достаточно открыто афишировал свою «двойную жизнь» и называл её Ларой своего романа. Как-то натолкнувшись на эти слова в какой-то публикации, принесённой доброхотами, [жена Пастернака] Зинаида Николаевна затеяла разговор с папочкой.

— Как же так, Боря, ведь ты всегда говорил мне, что Лара — это я. И Комаровский — мой первый роман, мое глаженье, мое хозяйство.

Папа, по ходу, подымаясь по лестнице к себе наверх и не желая заводить долгий разговор, спокойно ответил:

— Ну, если это тебе льстит, Зинуша, то — ради Бога: Лара — это ты» 3 Пастернак Е. Б. «Существованья ткань сквозная»: Борис Пастернак. Переписка с Евгенией Пастернак. М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 563..

О чём говорит лёгкость, с которой Пастернак согласился с женой? По-видимому, не столько о его естественной в данном случае склонности к компромиссу, сколько о том, что ни одной женщине из своего окружения автор «Доктора Живаго» не мог бы с полной честностью и определённостью сказать: «Лара — это ты». «Прямое сопоставление героинь романа с реальными женщинами биографии Пастернака не удаётся», — пишет в статье о биографическом начале в «Докторе Живаго» Елена Владимировна Пастернак 4  Пастернак Е. В. Значение автобиографического момента в романе «Доктор Живаго» // Pasternak-Studien. I. Beiträge zum Internationalen Pasternak-Kongress, 1991 in Marburg. München: Verlag Otto Sagner, 1993. S. 100..

Не о чем беспокоиться. Смерти нет. Смерть не по нашей части 

Борис Пастернак

Кажется, не стоит искать однозначных реальных прототипов не только для Лары, но и для остальных персонажей произведения. Почти все они составлены из черт и свойств разных людей. Это относится и к главному герою — Юрию Андреевичу Живаго. 16 марта 1947 года Пастернак рассказывал о нём в письме к своей знакомой Зельме Руофф: «Я пишу сейчас большой роман в прозе о человеке, который составляет некоторую равнодействующую между Блоком и мной (и Маяковским и Есениным, может быть)».

В этом признании больше всего удивляет упоминание о Сергее Есенине (черты Блока, Маяковского и самого Пастернака в образе Живаго выявляются без особого труда). Казалось бы, что может быть общего между Юрием Андреевичем и Сергеем Александровичем? Тем не менее уже зачин восьмой главки первой части «Доктора Живаго» ясно показывает, что пастернаковское сравнение героя романа с Есениным не случайно. Эта главка начинается с мысленной реплики тринадцатилетнего Ники Дудорова о юном Юрии Живаго: «Опять это лампадное масло!» — злобно подумал Ника и заметался по комнате». По всей видимости, эта характеристика восходит к ироническому суждению одного прототипа «Доктора Живаго» о другом. Приведём мемуарный фрагмент о Есенине из широко известной статьи Владимира Маяковского «Как делать стихи?» (1926), выделив интересующие нас мотивы курсивом:

«В первый раз я его встретил в лаптях и в рубахе с какими-то вышивками крестиками. <…> Как человек, уже в своё время относивший и оставивший жёлтую кофту, я деловито осведомился относительно одёжи:

— Это что же, для рекламы?

Есенин отвечал мне голосом таким, каким заговорило бы, должно быть, ожившее лампадное масло».

Интересная ситуация: один герой-двойник судит о втором, используя характеристику, которую один прототип Живаго дал другому.

Вторая жена Пастернака Зинаида Нейгауз, 1930-е годы

Wikimedia

Борис Пастернак, возлюбленная писателя Ольга Ивинская и её дочь Ирина. Конец 1950-х годов

Schewe/ullstein bild via Getty Images

Осуждает ли Пастернак своего героя за неверность жене и роман с Ларой?

Дать простой ответ на этот вроде бы простой вопрос не получается. Легче всего было бы усмотреть в том, как описаны в «Докторе Живаго» взаимоотношения главного героя с женщинами, попытку косвенного оправдания личной ситуации самого Пастернака в послевоенные годы. Однако такое объяснение было бы неверным — хотя бы потому, что случай автора романа был совсем иным, чем случай его героя. У жены поэта, Зинаиды Николаевны Пастернак, весной 1945 года в муках умер старший сын, Адриан Нейгауз. После этого (пишет она сама в мемуарах) «близкие отношения» с мужем стали казаться ей «кощунственными» и она «не всегда могла выполнить обязанности жены». Спустя полтора года, в декабре 1946 года, Борис Пастернак познакомился с Ольгой Всеволодовной Ивинской.

Ситуация Юрия Живаго, повторимся, принципиально иная: в романе ни слова не говорится о регулярных отказах его жены Тони от интимной близости с мужем. Сам доктор в одном из эпизодов размышляет о своем поведении так: «Изменил ли он Тоне, кого-нибудь предпочтя ей? Нет, он никого не выбирал, не сравнивал». Читатель уже готов увидеть в герое сторонника полигамии, но Пастернак спешит отвергнуть такое предположение: «Идеи «свободной любви», слова вроде «прав и запросов чувства» были ему чужды. Говорить и думать о таких вещах казалось ему пошлостью. В жизни он не срывал «цветов удовольствия», не причислял себя к полубогам и сверхчеловекам, не требовал для себя особых льгот и преимуществ».

Интересное объяснение странного поведения Юрия Андреевича предложено в статье Бориса  Гаспарова 4  Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы ХХ века. М.: Наука: Вост. лит., 1993.. Согласно Гаспарову, в основе построения пастернаковского произведения лежит унаследованный им у модернистской музыки принцип контрапункта, то есть совмещения нескольких относительно автономных и параллельно текущих во времени линий, по которым развивается текст. «Психологически и символически, — поясняет исследователь, — весь этот процесс может быть интерпретирован как преодоление линейного течения времени… а значит и «преодоления смерти». Соответственно, Тоня и Лара в романе и в жизни главного героя помещаются как бы в разных точках параллельно текущих сюжетных и жизненных линий. Именно поэтому Юрием Живаго может владеть ощущение, что он «никого не выбирал, не сравнивал» и не изменял Тоне.

Тем не менее герой произведения тяжело переживает сложившееся положение вещей: «Дома в родном кругу он чувствовал себя неуличённым преступником. Неведение домашних, их привычная приветливость убивали его. В разгаре общей беседы он вдруг вспоминал о своей вине, цепенел и переставал слышать что-либо кругом и понимать».

Пастернак честно даёт читателю возможность почувствовать всю глубину отчаяния несправедливо обиженной Тони, которая горько сетует в последнем письме мужу: «Всё горе в том, что я люблю тебя, а ты меня не любишь. Я стараюсь найти смысл этого осуждения, истолковать его, оправдать, роюсь, копаюсь в себе, перебираю всю нашу жизнь и всё, что я о себе знаю, и не вижу начала и не могу вспомнить, что я сделала и чем навлекла на себя это несчастье. Ты как-то превратно, недобрыми глазами смотришь на меня, ты видишь меня искажённо, как в кривом зеркале».

Экранизации

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго». Режиссёр Дэвид Лин. 1965 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (мини-сериал). Режиссёр Джакомо Кампиотти. 2002 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

«Доктор Живаго» (сериал). Режиссёр Александр Прошкин. 2005 год

В каком смысле можно говорить о «Живаго» как о христианском романе?

Пастернак пишет о своём романе: «Атмосфера вещи — моё христианство, в своей широте немного иное, чем квакерское Квакерство — христианское движение, близкое к протестантизму. Возникло в Англии в середине XVII века. Квакеры верят в прямое и постоянное общение с Богом, во «внутренний свет», который есть в сердце каждого человека и который можно почувствовать, не прибегая к сложным религиозным ритуалам. Квакеры считают, что в глазах Бога все люди равны, — они выступают за равноправие мужчин и женщин, ещё когда эта идея выглядит дикой. Название движения (от англ. to quake — трястись) родилось в 1650-х годах из насмешки: считалось, что квакеры дрожат и трепещут во время богослужения. Официальное самоназвание движения — Религиозное общество друзей. и толстовское Лев Толстой и его последователи рассматривали христианство исключительно как этическое учение. Они отвергали церковные догматы, иерархию, общественные богослужения, но почитали христианские моральные нормы — любовь к ближнему, непротивление злу насилием, всепрощение, нравственное самосовершенствование. Толстовцы были пацифистами и отказывались от несения воинской службы. Православная церковь считала толстовство ересью, в 1901 году Святейший Синод заявил, что известный писатель больше не принадлежит к Церкви., идущее от других сторон Евангелия в придачу к нравственным». То есть исторические события, произошедшие с Россией в ХХ столетии, автор поверял Евангелием. Рождение Христа, его распятие и воскресение воспринимались им как отправная точка для новой истории человечества: «Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвящённых преодолению смерти, умирает, сам посвящённый этой теме». Слова Христа («Христово мнение», как говорится в романе) служили для автора «Доктора Живаго» абсолютной мерой всего происходящего. В своеобразно истолкованном христианстве поздний Пастернак увидел единственный действенный «рецепт» достижения бессмертия («Смерти не будет» — один из ранних вариантов названия романа). А лучшим способом достижения этого бессмертия Пастернак считал творчество: «Не о чем беспокоиться. Смерти нет. Смерть не по нашей части. А вот… талант, это другое дело, это наше, это открыто нам. А талант — в высшем широчайшем понятии — есть дар жизни».

Почему роман завершается  «Стихотворениями Юрия Живаго»?

В первую очередь потому, что именно эти стихотворения обеспечивают герою бессмертие. В одной из начальных частей романа Юрий Андреевич успокаивает тяжело больную и боящуюся смерти мать своей возлюбленной: «В других вы были, в других и останетесь. И какая вам разница, что потом это будет называться памятью. Это будете вы, вошедшая в состав будущего». А ведь поэтические строки, благодаря рифмам и ритму, легко усваиваются человеческой памятью и в совокупности формируют в сознании читателей «стиховую личность» автора. Не случайно в эпилоге «Доктора Живаго» Пастернак не забывает специально подчеркнуть, что «половину» стихотворений из тетради героя его друзья «знали наизусть».

Напомним, что в финале одного из самых известных стихотворений из тетради Юрия Живаго — «Август» — существительные «творчество» и «чудотворство» поставлены рядом: Пастернаку важно было указать на то, что это слова родственные. Творчество, по Пастернаку, есть синоним чудотворства, то есть гарантированного вхождения в «состав будущего».

Москва, 1920-е годы. Юрий Живаго умирает от сердечного приступа в трамвае, идущем от угла Газетного переулка по Большой Никитской в сторону Кудринской

pastvu.com

Почему «Стихотворения Юрия Живаго» начинаются именно с «Гамлета»?

С «Гамлета» не только начинается семнадцатая часть романа, это стихотворение ещё и прямо упоминается в прозаическом тексте произведения в качестве одного из сохранившихся поэтических произведений Юрия Живаго. Исследователи творчества Пастернака уже много написали о соотношении «актёр, играющий Гамлета, — Гамлет — Христос — Юрий Живаго» в этом стихотворении, но до сих пор недостаточное внимание было уделено отразившемуся в нём (как и во всём романе) представлению позднего Пастернака о мироустройстве, прямо противостоящему взгляду на окружающий мир раннего Пастернака.

В ранних стихах поэта мир описывался и воспевался как царство прекрасного беспорядка («бурелом и хаос»), где всё устроено случайно («И чем случайней, тем вернее») и всё переплетается со всем. Идеальным воплощением окружающего мира представала у раннего Пастернака природа.

Поздний Пастернак тоже часто писал стихотворения о природе, но теперь она изображается поэтом не как царство «бурелома и хаоса», а как подобие строго организованного музейного ансамбля:

Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.

В финале только что процитированного стихотворения, которое и называется-то демонстративно банально, по-левитановски — «Золотая осень», прямо возникает уподобление природного мира упорядоченному каталогу, а отдельные реалии природного мира не бурно переплетаются между собой, но, каждая сама по себе, медленно и красиво застывают в ожидании наступления зимы:

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.

В пастернаковском «Гамлете» весь мир природы едва ли не сведён к нарочито банальному «полю» из народной пословицы («Жизнь прожить — не поле перейти» в последней строке), однако в финале этого стихотворения употреблено словосочетание, которое можно назвать ситуативным синонимом «каталога» из «Золотой осени» — «распорядок действий» (к тому же он ещё и «продуман»).

Как кажется, в «Гамлете» отразилось то самое линейное представление о времени, которое страстно оспаривается в «Докторе Живаго»: «распорядок действий» «продуман», и «конец пути» (то есть — смерть) «неотвратим». Не случайно Христос изображён в «Гамлете» в редкую минуту сомнения.       

Однако такому безнадёжному взгляду на «распорядок действий» противостоит чудо — воскресение Христа, а вслед за ним и всех людей для жизни вечной. В «Докторе Живаго» это чудо оказывается воплощённым в материальном итоге акта творчества — тетради стихотворений Юрия Живаго, которую уже после физической смерти автора читают его друзья. «Счастливое, умилённое спокойствие за этот святой город и за всю землю, за доживших до этого вечера участников этой истории и их детей проникало их и охватывало неслышною музыкой счастья, разлившейся далеко кругом. И книжка в их руках как бы знала всё это и давала их чувствам поддержку и подтверждение».

 

 

Олег Лекманов включён Минюстом РФ в список «иностранных агентов».

 

список литературы

  • Борисов В. М. Имя в романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго» // «Быть знаменитым некрасиво…»: Пастернаковские чтения. М., 1992. Вып. 1. С. 101–109.
  • Быков Д. Л. Борис Пастернак. М.: Молодая гвардия, 2005.
  • Вестстейн В. Описание персонажей в романе «Доктор Живаго» // «Любовь пространства…»: Поэтика места в творчестве Бориса Пастернака. М.: Языки славянской культуры, 2008. С. 295–303.
  • Йенсен П. А. Стрельников и Кай: «Снежная королева» в «Докторе Живаго». // Scando-Slavica. Copenhagen, 1997. T. 43. С. 68–84.
  • Коряков М. Заметки на полях романа «Доктор Живаго» // Мосты: Литературно-художественный и общественно-политический альманах. 1959. № 2. С. 210–223.
  • Лавров А. В. Ещё раз о Веденяпине в «Докторе Живаго» // Лавров А. В. Андрей Белый: Разыскания и этюды. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 323–332.
  • Майдель Р. ф., Безродный М. Из наблюдений над ономастикой «Доктора Живаго» // Stanford Slavic Studies. 2000. Vol. 22. P. 234–238.
  • Немзер А. С. Смерти не будет: «Доктор Живаго» и уход Пастернака // Немзер А. С. При свете Жуковского: Очерки и статьи о русской литературе. М.: Время, 2013. 779–795.
  • Пастернак Е. В. Эпос и лирика в романе «Доктор Живаго» // Themes and Variations: In Honor of Lazar Fleishman. Stanford: Stanford University, 1994. P. 93–101.
  • Смирнов И. П. Роман тайн «Доктор Живаго». М.: Новое литературное обозрение, 1996.
  • Флейшман Л. Борис Пастернак и Нобелевская премия. М.: Азбуковник, 2013.
  • Witt S. Creating Creation: Readings of Pasternak’s «Doktor Zivago». Stockholm: Almqvist and Wiksell International, 2000.

ссылки

видео/текст

«Доктор Живаго» Бориса Пастернака

Курс Константина Поливанова на «Арзамасе»: 6 лекций и 28 материалов о чуде и совпадениях в романе, приключениях рукописи Живаго и травле Пастернака.

аудио/текст

«Доктор Живаго» и Запад

Программа «Радио Свобода» о судьбе романа в местах его первой публикации.

видео

Преступление Бориса Пастернака

Фильм канала «Россия — Культура» об истории публикации романа.

видео

Борис Пастернак «Доктор Живаго»

Лекция литературоведа и телеведущего Александра Архангельского.

текст

«Неудавшаяся епифания»: два христианских романа — «Идиот» и «Доктор Живаго»

Поэт Ольга Седакова о связи двух романов об идеальном герое.

текст

Алфавит инакомыслия. «Доктор Живаго»

Диалог обозревателей «Радио Свобода» Ивана Толстого и Андрея Гаврилова о перипетиях биографии романа.

видео

Доктор Живаго

Сериал Александра Прошкина с Олегом Меньшиковым и Чулпан Хаматовой.

Борис Пастернак

Доктор Живаго

читать на букмейте

Книги на «Полке»

Антон Чехов
Дама с собачкой
Николай Гоголь
Ревизор
Михаил Булгаков
Белая гвардия
Иван Тургенев
Дворянское гнездо
Николай Гоголь
Портрет
Антон Чехов
Три сестры
Антон Чехов
В овраге
Исаак Бабель
Конармия
Андрей Битов
Пушкинский дом
Николай Лесков
Левша
Иван Бунин
Жизнь Арсеньева
Борис Пастернак
Доктор Живаго
Николай Карамзин
Бедная Лиза
Александр Пушкин
Повести Белкина
Слово о полку Игореве
Лев Толстой
Война и мир
Николай Гоголь
Невский проспект
Иван Тургенев
Отцы и дети
Александр Блок
Двенадцать
Николай Лесков
Леди Макбет Мценского уезда
Юрий Казаков
Во сне ты горько плакал
Владимир Набоков
Лолита
Фёдор Достоевский
Братья Карамазовы
Александр Герцен
Былое и думы
Владимир Набоков
Защита Лужина
Максим Горький
На дне
Николай Гоголь
Записки сумасшедшего
Николай Гоголь
Вечера на хуторе близ Диканьки
Михаил Салтыков-Щедрин
Господа Головлёвы
Владимир Сорокин
Норма
Виктор Пелевин
Чапаев и Пустота

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera