История умопомешательства гимназического преподавателя изящной словесности Ардальона Борисовича Передонова, описанная в подробностях почти медицинских — от навязчивых идей, эротомании, садизма через нарастание галлюцинаций к убийству и полному распаду личности. Главная линия выписана на фоне впечатляющей панорамы неназванного провинциального города с тяжёлыми картинами угрюмого быта, выразительными сценами общественной жизни и яркими портретами соотечественников. Истинный же смысл книги, по обычаю модернистской прозы, простирается далеко за рамки формальной фабулы: это роман о человеческих страстях, боли и наслаждении, поруганной и торжествующей красоте, демонах и оборотнях, заговорах и ядовитых травах.

«Мелкий бес» был задуман в самом начале 1890-х годов, когда Сологуб, как и его герой, служил учителем в гимназии Великих Лук; более того, в роман включены в несколько изменённом виде некоторые эпизоды из его преподавательской практики и карикатурные портреты коллег; существовал в действительности и прототип Передонова. Работа над текстом продолжалась до появления первых глав в печати (1905) и даже позже, до отдельного книжного издания (1907); дальнейшие изменения носили лишь косметический характер.

Начинал Сологуб свои работы над крупными вещами всегда одинаково — с заполнения карточек размером чуть меньше библиографических (ровно так же — не зная этого — будет несколько десятилетий спустя писать Набоков). На карточках записывались отдельные эпизоды, фрагменты диалогов, некоторые удачные фразы, топонимы и афоризмы. Отдельное место в подготовительных материалах к «Мелкому бесу» занимают выписки из ботанических справочников с названиями и характеристиками растений. На рубеже веков была окончена первая, черновая редакция романа (на рукописи проставлена дата: 19 июня 1902 года).

Предварительная инструкция к чтению романа даётся в первом же его абзаце: нарисовав в нескольких кратких фразах благостную сцену из городской жизни, автор подытоживает её репликой: «Но всё это только казалось». В дальнейшем повествовании шаткость незыблемых внешне явлений и предметов будет устойчиво демонстрироваться от главы к главе, причём сущее будет туманиться не только в больном воображении Передонова, но и в здравом сознании читателя. При этом «Мелкий бес», как и любое значительное произведение, готов к диалогу с каждым: простодушный современник видел в нём острую сатиру на гимназическую косность и реакционную природу Министерства просвещения, искушённый декадент прочитывал там откровенную проповедь имморализма в ницшеанском изводе, а нынешний специалист по гендерным исследованиям легко обнаружит в тексте приметы эротической утопии — и все они будут абсолютно правы.

«Мелкий бес» завершает классическую русскую прозу, а его главный герой — нежизнеспособная помесь Печорина с Акакием Акакиевичем, так что говорить о точечных влияниях на него непросто. Исследователи весьма убедительно находят в тексте следы чтения Эмиля Золя, Жорис-Карла Гюисманса, Оскара Уайльда и других — но этот список принципиально открыт и явно может быть продолжен. В своё время в газетах активно муссировалось обнаруженное непримиримым к модернистам критиком Редько Александр Мефодьевич Редько (1866–1933) — литературовед, преподаватель инженерного дела. В 1920 году был одним из учредителей Петроградского отделения Всероссийского союза писателей. В 1924 году издал сборник статей «Литературно-художественные искания в конце ХIХ — начале ХХ века». Большинство статей Редько подписывал инициалами А. Е., потому что они были созданы в соавторстве с женой Евгенией (урождённой Шефтель). ⁠ заимствование, сделанное Сологубом из — не второстепенного даже, а третьестепенного — писателя Викторьена дю Соссе. Сологуб комментировал это вполне невозмутимо: «Я когда что-нибудь воровал — никогда печатно не указывал источников. То есть не делал примечаний такого рода: украдено — у того-то. И забавно, что меня не могли уличить в плагиате. Только один раз уличили». При этом роман насквозь литературоцентричен: в нём, как в «Пиковой даме», оживают карты, как в «Братьях Карамазовых», кусаются мальчики, как в «Гамлете», соглядатая убивают за обоями — и так далее. Особняком стоит череда сюжетных и текстуальных перекличек с романом Достоевского «Бесы». Чтобы обезоружить потенциального зоила Зоил (около 400 — 320 до н. э.) — древнегреческий философ, оратор. Прославился неотступными нападками на Гомера. Его имя стало нарицательным, означает завистливого, желчного и мелочного критика. ⁠ , один из важных источников — чеховский «Человек в футляре» — назван прямо в тексте; его обсуждает «светская барышня» Адаменко (один из немногих условно положительных героев) и ближайший друг Передонова Володин, которому предстоит быть убитым в финале.

К моменту, когда роман был закончен, главный журнал ранних символистов, «Северный вестник» Литературный журнал, выходивший в Петербурге с 1885 по 1898 год. Во второй половине 1880-х журнал разделял народнические взгляды, редакцию возглавлял теоретик народничества Константин Михайловский. Затем Михайловский рассорился с издателями и ушёл в журнал «Русское богатство», после чего «Северный вестник» растерял аудиторию и был продан группе пайщиков. «Контрольный пакет» приобрела переводчица Любовь Гуревич, которая потом подарила права на журнал критику Акиму Волынскому. В 1890-е журнал стал главным изданием символистов и декадентов. ⁠ , где Сологуба охотно привечали и печатали, уже закрылся. Попытки поместить «Мелкий бес» в одном из многочисленных толстых журналов либерального направления были тщетны ( «Образование» Педагогический и литературно-художественный журнал, выходивший в Петербурге с 1892 по 1909 год (стал продолжением журнала «Женское образование», 1876–1891). Главным редактором журнала был историк, педагог Василий Сиповский. С 1903 по 1907 год журнал был близок к марксистам (в нём работал Луначарский, публиковались работы Ленина, Бонч-Бруевича, Коллонтай), с 1907 года направление журнала стало умеренно демократическим: в редакцию пришли работать журналисты-кадеты, печатались тексты писателей-декадентов (Гиппиус, Мережковского, Сологуба). Журнал растерял аудиторию и вскоре закрылся. ⁠ отвергло; «Наблюдатель» Литературно-политический журнал, выходивший в Петербурге с 1882 по 1904 год. С 1897 года при ежемесячном журнале выходила ежедневная газета «Гласность». Издателем и редактором журнала был историк, писатель Александр Пятковский. Если в первое десятилетие своего существования издание было либеральным и делило аудиторию с журналом «Отечественные записки» (а после его закрытия в 1884 году стало его своеобразным наследником), то во второе десятилетие «Наблюдатель» становился всё более консервативным и даже мракобесным, потерял именитых авторов и закрылся со смертью Пятковского. ⁠ не отвечал). Мотивировки отказа нам неизвестны — было ли дело в своеобразии творческой манеры или в рассыпанных по тексту многочисленных шпильках, чувствительных для народнического сердца: так, Передонов держит на видном месте собрание сочинение Писарева, чтобы подчеркнуть широту взглядов; ссылает портрет Пушкина в отхожее место за то, что тот был камер-юнкером, а на его место вешает изображение Мицкевича, etc. В 1903 или 1904 году Сологуб предлагал роман своим литературным союзникам и близким друзьям Мережковскому и Гиппиус для их свежесозданного журнала «Новый путь», но, убоявшись цензуры (которая читала журнал с удвоенной придирчивостью) и не располагая достаточными средствами, чтобы выплатить запрошенный автором гонорар, они его отвергли. По странной иронии судьбы первые главы «Мелкого беса» были напечатаны практически в том же «Новом пути» Журнал религиозно-философской тематики, выпускался в Петербурге с 1902 по 1904 год. Изначально предполагалось, что в нём будут печататься протоколы Религиозно-философских собраний, но появлялась в нём и публицистика (Розанов, Вяч. Иванов, Флоренский), проза (Мережковский, Гиппиус, Зайцев, Ремизов), стихи (Брюсов, Сологуб, Бальмонт, Блок). Главным редактором был Пётр Перцов, существенное влияние на политику журнала оказывали Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. В 1904 году после ухода Перцова руководителем стал Дмитрий Философов, в журнал пришли работать философы Сергей Булгаков, Николай Бердяев, Николай Лосский, Семён Франк. В 1905 году на базе «Нового пути» возник журнал «Вопросы жизни». ⁠ , когда он, перейдя в другие руки, сменил название и сделался «Вопросами жизни» Литературно-художественный журнал, выпускавшийся в Петербурге в 1905 году. Возник на базе религиозно-философского издания «Новый путь». Редактором выступал Николай Лосский. Помимо «Мелкого беса» Сологуба, в нём были напечатаны тексты Ремизова, Блока, Брюсова, Вяч. Иванова. Журнал закрылся в связи с революционными событиями, по словам Георгия Чулкова, заведовавшего отделом беллетристики, поэзии и критики: «…Программа идейной пропаганды, какую мы мечтали развернуть, была рассчитана на несколько лет. Но зашумела революция, и вся жизнь полетела, как парусное судёнышко, подхваченное штормом». ⁠ — но до конца эта публикация доведена не была из-за преждевременного закрытия журнала. В 1904 и 1906 годах Сологуб последовательно обращался в три главных символистских книгоиздательства — «Скорпион» Московское издательство символистов, открытое в 1899 году меценатом Сергеем Поляковым, поэтами Валерием Брюсовым и Юргисом Балтрушайтисом. Название для издательства предложил Константин Бальмонт. В «Скорпионе» выходили тексты Блока, Вяч. Иванова, Бунина, Гумилёва, переводы Ибсена, Ницше, Гамсуна, Уайльда. Издательство смогло объединить московских символистов (Брюсов, Белый, Бальмонт) с петербургскими (Мережковский, Гиппиус, Сологуб). Закрылось в 1916 году. ⁠ , «Гриф» Издательство символистов, основанное в Москве в 1903 году. Его основателем и главным редактором был поэт Сергей Соколов (псевдоним — Сергей Кречетов). «Гриф» выпустил три номера одноимённого альманаха (1903, 1904, 1905, юбилейный в 1914 году), несколько книг Андрея Белого, Константина Бальмонта, посмертную книгу Анненского «Кипарисовый ларец», первые тексты Ходасевича и Северянина. «Гриф» напечатал первую книгу стихов Блока «Стихи о Прекрасной Даме». В начале Первой мировой Соколов ушёл добровольцем на фронт, попал в плен, и работа издательства прекратилась. ⁠ и «Золотое руно» Издательство, основанное при одноимённом ежемесячном журнале. «Золотым руном» были изданы книги Бальмонта, Сологуба, Блока, Ремизова. Журнал выходил в Москве с 1906 по 1909 год, редактором-издателем выступал Николай Рябушинский, литературным отделом занимался Сергей Кречетов (редактор символистского издательства «Гриф»). ⁠ — и отовсюду получал отказы. В результате отдельное издание появилось лишь в 1907 году под маркой литературно-аполитичного «Шиповника» Издательство, основанное в Петербурге в 1906 году Соломоном Копельманом и Зиновием Гржебиным. Печатало тексты Леонида Андреева, сборники Белого, Блока, Бальмонта, собрания сочинений Сологуба и Ремизова. С 1907 по 1916 год «Шиповник» выпустил 26 томов альманаха с произведениями известных символистов. Закрылось издательство в 1922 году. ⁠ — и мгновенно сделалось бестселлером.

Передонов собрал все карты, какие были, и остриями ножниц проколол глаза фигурам, чтобы они не подсматривали

Фёдор Сологуб

Отдельную трудность на пути к читателю составляли отброшенные позже главы, в которых описывался визит в город столичных знаменитостей, писателей Сергея Тургенева и Шарика. В них без труда узнавались входящий в славу Максим Горький и его приятель и литературный союзник поэт Скиталец Скиталец (настоящее имя — Степан Гаврилович Петров; 1869–1941) — поэт, писатель. В начале 1900-х годов участвовал в революционной деятельности, был неоднократно арестован. Был близок к Горькому, печатался в горьковских сборниках издательства «Знание». В начале Первой мировой ушёл санитаром на фронт, публиковал военные очерки и рассказы. С 1916 по 1919 год вышло собрание сочинений Скитальца в восьми томах. После революции эмигрировал в Китай, но в 1934 году вернулся в СССР. ⁠ . Ссориться с крайне влиятельным Горьким в журнальном мире мало кто мог бы рискнуть — так что по этим или по иным соображениям вся эта сюжетная линия была изъята из романа. Соответствующие главы Сологуб опубликовал только в 1912 году, когда его собственному положению в литературе уже ничего не угрожало. Горький немедленно ответил грубоватой сказкой, в которой изобразил Сологуба и его жену Анастасию Чеботаревскую Анастасия Николаевна Чеботаревская (1877–1921) — писательница, драматург, переводчица. Вышла замуж за Сологуба в 1908 году, в их доме на Разъезжей улице организовала литературный салон, в котором собирались все самые известные писатели и поэты Петербурга. Чеботаревская составляла литературные сборники, переводила с французского и немецкого, совместно с Сологубом писала пьесы, рассказы, статьи. В 1911 году выпустила о муже книгу  «О Фёдоре Сологубе. Критика, статьи и заметки». В 1921 году покончила с собой, бросившись в Неву. ⁠ под именем поэта Смертяшкина и Нимфодоры Заваляшкиной.

Многие лица, биографически близкие автору, были знакомы с романом задолго до его публикации: Сологуб охотно давал рукопись романа, а после безвременного окончания «Вопросов жизни» читал главы, не вошедшие в состав журнальной публикации, на своих литературных суаре. Общий тон отзывов литераторов ближнего круга был весьма благожелательным: известны положительные рецензии Лидии Зиновьевой-Аннибал Лидия Дмитриевна Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — писательница. В 18 лет вышла замуж за своего домашнего учителя Константина Шварсалона, заинтересовалась социализмом и сблизилась с народниками. Уехала от мужа за границу, там училась пению у Полины Виардо. В Риме познакомилась с поэтом Вячеславом Ивановым и вышла за него замуж, добившись развода от Шварсалона. Вместе с новым мужем они организовали в Петербурге литературный салон, ставший известным как «Башня». Писала рассказы, пьесы, выпустила книгу воспоминаний, написала повесть «Тридцать три урода» — первый в русской литературе текст о лесбийских отношениях. После смерти Зиновьевой-Аннибал от скарлатины её дочь от первого брака Вера родила от Иванова ребёнка, позже они поженились. ⁠ и Георгия Чулкова Георгий Иванович Чулков (1879–1939) — поэт, литературный критик, публицист. В 1901 году был арестован за революционную деятельность и сослан в Якутию, после амнистии вернулся в Петербург. В 1904 году Мережковский и Гиппиус предложили Чулкову должность секретаря журнала «Новый путь». В 1906 году он опубликовал нашумевшую работу «О мистическом анархизме», выпускал романы и сборники стихов. С 1909 по 1915 год жил за границей. После революции продолжил печататься, изучал творчество Тютчева, выпустил книги о Пушкине и Достоевском. ⁠ . Впрочем, в рецензии заведомо дружественного журнала «Весы» Ежемесячный журнал, выходивший в Москве с 1903 по 1909 год. Выпускался символистским издательством «Скорпион», руководил журналом Валерий Брюсов. Сотрудниками журнала были Андрей Белый, Константин Бальмонт, Василий Розанов, Максимилиан Волошин, Александр Блок и другие. В журнале печаталась преимущественно критика, но появлялась и беллетристика. ⁠ сквозило некоторое недоумение (за что редакция вынуждена была извиняться перед патологически обидчивым автором): «Мелкий Бес г. Сологуба, в смысле проявления его в жизни масс, вышел бледен и мало заметен. Попытки автора пропустить сноп рентгеновских лучей в тёмные дебри отдельных мёртвых душ подобны мимолётным, случайным психологическим экскурсиям, как случайны и мимолётны посещения уездного «олимпа» его героем, Передоновым. Его массовые сцены, в роде описания маскарада в общественном клубе, — законченные в себе страницы незаурядной художественной ценности, написанные меткой и смелой рукой, но в их самодовлеющей законченности и роковая для автора обособленность их от того, что составляет центральный момент произведения в целом». Истинное значение романа сделалось понятным только некоторое время спустя.

«Мелкий бес» радикально изменил судьбу автора: благодаря умело составленному договору с издателем он получал половину чистой прибыли от продажи книги, тираж которой в первые два года перешагнул за десять тысяч экземпляров (число, беспрецедентное для символистской прозы). В ближайшие годы роман был переведён на немецкий, итальянский, английский, испанский, французский и финский языки. Уволенный из Андреевского училища после многих лет беспорочной службы по педагогическому ведомству Сологуб не возвращался более на службу и в дальнейшем существовал исключительно литературным трудом. Главному герою «Мелкого беса» суждена была долгая жизнь: автор сам переделал роман в одноимённую пьесу, которая с успехом шла на московской и провинциальной сцене; в 1916 году по «Мелкому бесу» снимался фильм, но в работе над его сценарием автор участия не принимал. Более того, Передонов появится на обочине ещё одного сологубовского романа, «Творимой легенды», — причём выяснится, что княгиня Волчанская, протекции которой он ждёт в «Мелком бесе» и которую читатель готов признать порождением его горячечного разума, всё-таки существовала — и именно благодаря ей Передонов был выпущен из сумасшедшего дома и сделал карьеру в губернском правлении.

Традиционно сочетание «мелкий бес» употреблялось в составе фразеологизма «рассыпаться мелким бесом» (угождать, льстить, заискивать), в таком контексте оно встречается у Пушкина и Гоголя. По-другому эта формула впервые была использована Лермонтовым в «Сказке для детей»: «То был ли сам великий Сатана / Иль мелкий бес из самых нечиновных». Лермонтов — один из самых важных для Сологуба авторов, а эти строки он цитирует в одной из своих статей, так что данный источник заглавной формулировки бесспорен. Другой, столь же очевидный, — «Бесы» Достоевского, с которым у Сологуба есть и несколько более неочевидных соответствий: например, праздник и маскарад, заканчивающийся пожаром в «Мелком бесе», явно написан с учётом соответствующих сцен в романе-предшественнике. Более того, в синтетическом образе Передонова есть явные заимствования из облика Ставрогина. С этим, отчасти, связана и необъяснимая на первом, социально-бытовом уровне романа феноменальная притягательность Передонова в качестве потенциального жениха. Несмотря на своеобразие характера и скромную преподавательскую должность (которая, впрочем, в России 1890-х годов означала довольно значительный гарантированный доход), на его руку и сердце претендуют шесть героинь, описанных по большей части в превосходных тонах — даже про весьма саркастически нарисованную Варвару говорится: «Тело у неё было прекрасное, как тело у нежной нимфы».

Чур меня, чур, чур, чур! Заговор на заговорщика, злому языку сохнуть, чёрному глазу лопнуть. Ему карачун, меня чур-перечур

Фёдор Сологуб

С первых отзывов о романе не прекращалось недоумение по поводу того, какой именно из героев назван «мелким бесом»: чаще всего на эту роль выбирали самого Передонова или его недотыкомку. Но в предисловии ко второму изданию Сологуб недвусмысленно отводит эти версии, перечисляя «мелкого беса» наряду со всеми персонажами, которые могли бы претендовать на эту роль: «Нет, мои милые современники, это о вас я писал мой роман о Мелком Бесе и жуткой его Недотыкомке, об Ардалионе и Варваре Передоновых, Павле Володине, Дарье, Людмиле и Валерии Рутиловых, Александре Пыльникове и других. О вас». Единственное возможное толкование (притом что этот вопрос не обязан иметь однозначный ответ) состоит в том, что имя это принадлежит аморфному чудовищу, демону, несколько раз появляющемуся на страницах романа и подчиняющему себе волю Передонова в последних главах.

Это слово не придумано Сологубом: ещё в 1907 году, в рецензии на первое отдельное издание романа Александр Блок, его внимательный читатель, писал: «И вот, на какой-то там странице… появляется странное маленькое существо, называемое Недотыкомка. Много и умно говорит о ней критика; Горнфельд пишет о том, что это слово областное, что в толковом словаре оно означает что-то вроде недотроги. Но у Сологуба, как признаёт и Горнфельд, она обозначает совсем другое. Она бегает под стульями, хихикает, появляется и на церковном амвоне, прикидывается тряпкой, лентой, веткой, флагом, тучкой, собачкой…» Впервые Недотыкомка возникает у Сологуба в стихотворении 1899 года, то есть написанном в разгар работы над романом, — и уже там ей приданы основные характеристические черты:

Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою, —
Помоги мне, таинственный друг!

Уже тогда, при первой публикации, оно привлекло внимание критики: Дмитрий Философов Дмитрий Владимирович Философов (1872–1940) — публицист, литературный критик. Служил в Императорской Публичной библиотеке в Петербурге, заведовал литературным отделом журнала «Мир искусства», выпускавшегося Дягилевым, двоюродным братом и любовником Философова. После разрыва с Дягилевым сблизился с Мережковским и Гиппиус, заключив с ними своеобразный мистический брак. Участвовал с ними в Религиозно-философских собраниях, работал в журнале «Новый путь». Вместе с семейной парой уехал жить в Париж. В 1908 году вернулся в Россию, после революции опять уехал и присоединился к антикоммунистическому сопротивлению, был соратником эсера Савинкова, жил в Польше. ⁠ , друг и соратник Мережковских, в рецензии на сборник Сологуба процитировал его целиком, охарактеризовав как «преисполненное поэзии подлинного кошмара, и прекрасное по форме, стихотворение».

В романе недотыкомка появляется ближе к середине, в двенадцатой главе — и видит её только Передонов. Это существо неопределённых очертаний: она серая, дымная, иногда синеватая, юркая, умеющая шипеть, позвякивать, смеяться, пищать, хохотать, визжать и хихикать, стонать и реветь; она издаёт дурной запах. Образ её тесно связан с огнём: у неё дымное тело и блестящие огоньками глазки, она вспыхивает золотыми искрами; к концу романа она становится пылающей, наподобие огневого змея В славянской мифологии огненный змей считался злым духом, приходившим по ночам к женщинам под видом любимого человека, который надолго уехал или уже умер. По преданиям, змей насиловал женщин, после чего они беременели. Беременность длилась очень долго и ни к чему не приводила, либо рождался ребенок чёрного цвета с копытцами и сразу же умирал. ⁠ славянской демонологии. Характерно здесь не только преобладание слуховых характеристик над визуальными (вероятно, это одна из особенностей передоновского помешательства), но и сопряжение недотыкомки с центральной для сологубовского макрокосма темой пыли. Передонов обладает способностью (напрямую связанной с его безумием) провидеть неочевидную природу вещей и явлений: «Взгляд или был остановлен на чём-то далёком, или странно блуждал. Казалось, что он постоянно всматривается за предмет. От этого предметы в его глазах раздваивались, млели, мережили». От этого окружающая действительность предстаёт для него чередой угрожающих фантомов, демонов пыли (что странным образом перекликается с устойчивым мотивом собственной сологубовской лирики). Среди навязчивых страхов Передонова — быть смолотым на мельнице, то есть возвратиться в пыль, как ветхий Адам, — и оттого приехавший в город гимназист по фамилии Пыльников становится для него столь нестерпимым напоминанием.

Город, в котором разворачиваются события «Мелкого беса», ни разу не назван прямо. Вероятно, его типологические черты вобрали опыт десятилетней жизни Сологуба в трёх провинциальных городах — Великих Луках, Крестцах и Вытегре. К эпохе учительства в первом из них относятся и все выявленные на сегодняшний день прототипы героев романа: так, в основу истории Передонова положены факты из биографии Ивана Страхова, преподававшего в Великих Луках в 1890-е годы. Он действительно женился на своей сожительнице, которую выдавал за сестру, но своего многолетнего друга Петра Портнаго, учителя столярного дела, который послужил прототипом Володина, он не убивал — хотя и сошёл с ума. При этом в романе немногочисленные встречающиеся топонимы имеют нарочито дистанцирующий от возможных параллелей характер: так, например, ближайший город называется Сафат — это явный библеизм, в Ветхом Завете есть несколько действующих лиц с таким именем (так же будет называться река в одном из сологубовских рассказов); впрочем, Сафат-река упоминается и в русских былинах (через неё переправляется сила басурманская). В следующей главе будет названа Рубань, откуда привезли Сашу Пыльникова, — это тоже один из регулярных сологубовских топонимов (он появится в романе «Слаще яда»), но и его значение неясно. (NB: не обыгрывается ли тут город Любань, отстоящий недалеко от Крестцов, где в своё время служил Сологуб?) Характерно, что Передонов в своих горячечных мечтах надеется возглавить народное образование именно в этом месте: «Господин инспектор второго района Рубанской губернии, — бормотал он себе под нос, — его высокородие, статский советник Передонов. Вот как! Знай наших! Его превосходительство, господин директор народных училищ Рубанской губернии, действительный статский советник Передонов». Кроме того, в романе упоминается Петербург (где живёт княгиня Волчанская) и Париж — где «завелись волшебники да маги». Вероятно, идентификации могло бы помочь тщательное сопоставление деталей изображённого в романе города с реальной топографией знакомых Сологубу мест: так, например, упоминаемая в романе церковь пророка Илии, «построенная ещё при царе Михаиле», может восходить к Ильинскому мужскому монастырю в центре Великих Лук, сгоревшему в конце XVI — начале XVII века; в возведённом на его месте Воскресенском храме оставался престол Св. пророка Илии. С другой стороны, имя святого, которому посвящена церковь, имеет в романе глубокий символический смысл: на День пророка Илии, покровителя домашнего скота, принято было (в рамках освящения христианским смыслом языческой традиции) закалывать жертвенное животное — это прямо намекает на совершённое Передоновым убийство, жертвой которого пал его похожий на барашка друг. Что лишний раз подчёркивает распространённый тезис, что в великом произведении нет ничего случайного.

Это довольно сложный вопрос, поскольку датирующих подробностей в тексте немного — и главная из них, как ни странно, время публикации «Человека в футляре» Чехова. Адаменко рекомендует прочесть его Передонову и Володину, последний переспрашивает: «Это что же, статья или роман?», «Это где же помещено?» Адаменко отвечает: «В «Русской мысли» Литературно-политический журнал, ежемесячно выходивший в Москве с 1880 по 1918 год. Редакция разделяла конституционно-демократические взгляды, политически была близка к кадетам. «Русская мысль» была закрыта большевиками, затем с перерывами издавалась за границей. С 1947 года журнал начал регулярно печататься в Париже, с 2008 года — в Лондоне. ⁠ , а брат её уточняет: «в майской книжке». Любопытно, что брат ошибается — в действительности рассказ был опубликован в седьмом, июльском номере журнала за 1898 год. В черновике «Мелкого беса» вместо «Человека в футляре» значились «Мужики» (напечатаны в той же «Русской мысли», в апрельском номере за 1897 год). Несколько раз в романе упоминается, что действие происходит осенью. Одна из немногих названных дат — День Ильи-пророка (20 июля): Передонов признаётся городскому голове, что в этот день не был в церкви. Таким образом, можно предположить, что действие «Мелкого беса» разворачивается осенью 1898-го, между началом учебного года (поскольку Володин в одной из первых сцен пересказывает недавний педагогический эпизод) и первым снегом: в финальной главе упоминаются «палые, истлевающие, тёмные листья» и «голые деревья».

Безусловно, причём как минимум двух типов. С одной стороны, это изображённая слегка картонно барышня Адаменко — типичный резонёр из позитивистского романа конца XIX века: читательница Чехова, живо интересующаяся постановкой учебного дела в училище и гимназии. Гораздо любопытнее двое других персонажей, олицетворяющих побочную для главного действия, но принципиальную для автора сюжетную линию, — Саша Пыльников и Людмила Рутилова. В истории их сближения (которое в черновиках было значительно менее безгрешным, чем в итоговом тексте) есть детали, напоминающие искушённому читателю XXI века о набоковской «Лолите»: Людмила, объясняя сёстрам свою внезапную страсть, говорит: «Самый лучший возраст для мальчиков… четырнадцать-пятнадцать лет. Ещё он ничего не может и не понимает по-настоящему, а уж всё предчувствует, решительно всё». Объект её увлечения показан демонстративно андрогинным: не случайно Передонов, с его звериным чутьём, настаивает, что Пыльников — переодетая девочка. Людмила наряжает его в женское платье и умащает благовониями, чтобы вовсе вывести их отношения из сферы пола, очистить от современной грязцы: «Обожанием были согреты Людмилины поцелуи, и уже словно не мальчика, словно отрока-бога лобзали её горячие губы в трепетном и таинственном служении расцветающей Плоти» (вовсе забыть о современности не дают Людмилины сёстры, подглядывающие в замочную скважину за этой сценой). Апофеоз этого сюжета — маскарад в общественном собрании, заканчивающийся масштабной реконструкцией древних вакханалий — когда разгорячённые горожане пытаются растерзать наряженного гейшей Сашу и ему чудом удаётся ускользнуть благодаря вмешательству волшебного помощника, актёра Бенгальского.

Тема телесных наказаний — одна из ключевых для «Мелкого беса»; среди подготовительных материалов к нему сохранилось несколько карточек, заполненных синонимическими фразеологизмами: «Задницу в кровь. Пропутешествовать в Нидерланды. Поговорить с няней Розалией. Починить задницу. Проучить, прошколить розгами. Заднего ума прибавить. Посмотреть под рубашку. Блох попугать. Угостить, накормить, попотчевать берёзовой кашей, лапшой», etc. В «Мелком бесе» происходит непрерывный круговорот насилия, сконцентрированного прежде всего вокруг главного героя, причём он редко сам берёт в руки розги, но чаще уговаривает родителей или опекунов наказывать гимназистов. Телесные наказания в романе связаны зачастую с тяжеловесной сологубовской эротикой: так, совместные приготовления Передонова и жены нотариуса Гудаевского к наказанию сына последней обставлены как любовное свидание: «От Юлии веяло жаром, и вся она была жаркая, сухая, как лучина. Она иногда хватала Передонова за рукав, и от этих быстрых сухих прикосновений словно быстрые сухие огоньки пробегали по всему его телу. Тихохонько, на цыпочках прошли они по коридору — мимо нескольких запертых дверей и остановились у последней, — у двери в детскую». Эротические коннотации телесных наказаний, своеобразная сологубовская алголагния Получение сексуального удовольствия от причинения боли половому партнёру или от боли, которую причиняет партнёр. Термин предложен немецким врачом Альбертом фон Шренк-Нотцингом в 1892 году. Он разделял алголагнию на активную (садизм) и пассивную (мазохизм). ⁠ , были еще более явственны в черновых сценах романа, отброшенных при подготовке к публикации: так, в ранней версии Передонов вместе с прислугой Клавдией вдвоём секли Варвару, гимназист Владя (которому не удалось избежать розог и в беловике) стегал свою старшую сестру Марту, две соседки наказывали Варвару крапивой — и так далее.

Потом приснилась Людмиле великолепная палата с низкими, грузными сводами, — и толпились в ней нагие, сильные, прекрасные отроки, — а краше всех был Саша. Она сидела высоко, и нагие отроки перед нею поочередно бичевали друг друга

Фёдор Сологуб

Истоки этой темы находятся в биографии писателя, который с детских лет подвергался болезненным наказаниям со стороны властной и жестокой матери. Его ранняя лирика (до последнего времени остававшаяся ненапечатанной) — бесконечная череда рифмованных жалоб на несправедливую порку:

И на розги гляжу я без страха:
Обломавшись, они замолчали,
И на мне уже снова рубаха,
И рыданья мои отзвучали.

Процитированные строки написаны в 1891 году, когда автору было двадцать восемь лет: он работал учителем, жил вместе с матерью — и до этих пор бывал наказан за малейшую, а то и мнимую провинность. Из писем его к сестре видно, как рождается круговорот насилия, позже тщательно перенесённый им в роман: «В понедельник собрался идти к Сабурову, но так как далеко и я опять боялся расцарапаться, да и было грязно, то я хотел обуться. Мама не позволила, я сказал, что коли так, то я и не пойду, потому что в темноте по грязи не удобно босиком. Маменька рассердилась и пребольно высекла меня розгами, после сего я уже не смел упрямиться и пошёл босой. Пришёл я к Сабурову в плохом настроении, припомнил все его неисправности и наказал его розгами очень крепко, а тётке, у которой он живёт, дал две пощёчины за потворство и строго приказал ей сечь его почаще» (Сабуров — один из его учеников). Домашнее и школьное насилие регулярно встречается и в прозе Сологуба, порождая череду его специфических героев, «тихих» или «белых» мальчиков. Вообще тема телесных наказаний — одна из ключевых для русской бытописательной литературы середины — второй половины XIX века: розги, формально изъятые из педагогической практики в 1864 году, в действительности оставались в обиходе ещё долгие десятилетия.

Зыбкость мира, изображённого в романе, накладывает специфические черты на многие появляющиеся там сущности. Передонов, в частности, боится за свой онтологический статус, настойчиво подозревая, что его отравят и подменят Володиным, который женится на Варваре и займёт выхлопотанное ею место. Фантомна княгиня Волчанская, фамилия которой не зря созвучна волку, традиционному обличию оборотней: до последнего момента она присутствует в романе только в упоминаниях — но уже к последним главам, когда общий градус безумия нарастает, она появляется в воображении Передонова: «…В ярком и злом смятении искр поднялась из огня княгиня, маленькая, пепельно-серая женщина, вся осыпанная потухающими огоньками: она пронзительно вопила тонким голоском, шипела и плевала на огонь». (Вся линия княгини, с постоянно поддерживаемой темой её ветхого сладострастия, восходит к соответствующим эпизодам из «Пиковой дамы» — не случайно Передонов бормочет в бреду: «Пиковая дама всё ко мне лезет, в тиковом капоте»). Особенно склонны к трансфигурации животные: полупрозрачная змея, поднимающаяся из дорожной пыли или глаз-птица: «один глаз и два крыла, а больше ничего и нету». Но первое место среди них занимают коты.

В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая недотыкомка

Фёдор Сологуб

«Толстый, белый, некрасивый» кот живёт в доме Передонова и служит ему объектом бесконечных издевательств — тот гладит его против шерсти, дует в глаза, дёргает за хвост. Но со временем жертва сама становится охотником — и в какой-то момент, приняв человеческий облик, заявляется к Передоновым: «Среди гостей был один, с рыжими усами, молодой человек, которого даже и не знал Передонов. Необычайно похож на кота. Не их ли это кот обернулся человеком? Недаром этот молодой человек всё фыркает, — не забыл кошачьих ухваток». Подозревая, что его магические способности кроются в шерсти, Передонов, взяв кота на поводок, ведёт в цирюльню, чтобы обрить его наголо, но парикмахер обиженно отказывается. С этих минут кот преследует бывшего хозяина почти постоянно: «Иногда он подмигивал, иногда страшно мяукал. Видно было сразу, что он хочет подловить в чём-то Передонова, да только не может и потому злится». Не оставляя его в преображённом галлюцинациями мире, он мстит ему и в природном, и в человеческом виде: «Кот вырастал до страшных размеров, стучал сапогами и прикидывался рыжим рослым усачом». В финальной сцене кот, явившийся в горницу в момент убийства Володина, нюхает пролившуюся кровь и злобно мяукает.